Александр Давыдов - Воспоминания

Дежуривший у дверей каюты флагманский офицер спросил у С. С. Крыма, о ком ему надо доложить, и затем ввел в нее членов правительства. У письменного стола в глубине каюты стоял небольшого роста, полный человек в адмиральской форме - это был адмирал Колторп. Выслушав приветствие С. С. Крыма, он подал ему руку и попросил познакомить с остальными членами правительства, после чего С. С. Крым пригласил его на завтрак на берегу. С любезной улыбкой адмирал ответил, что он, к сожалению, не может принять приглашения, т. к. единственной властью на Юге России, признанной его правительством, является власть ген. Деникина. Наступила минута неловкого молчания, и затем M. M. Винавер, переглянувшись с С. С. Крымом, прочел написанную им по-французски речь, предназначавшуюся для завтрака. Адмирал выслушал речь и, не отвечая на нее, собирался уже проститься, когда произошло нечто, не предусмотренное протоколом.

Чувство унижения и стыда охватило всех, но особенно В. Д. Набокова. На его лице было написано страдание. Под конец речи M. M. Винавера он отделился от группы членов правительства и стал сосредоточенно смотреть в иллюминатор. Вдруг он повернулся и быстро подошел к адмиралу. На прекрасном английском языке он стал говорить ему о том, как во время войны он с группой членов Государственной Думы посетил Англию и был принят вместе с другими на кораблях королевского флота. Он называл корабли, которые ему удалось посетить и фамилии командиров, его принимавших. Адмирал оживился и с видимым удовольствием стал припоминать (180) подробности этой встречи. Беседа могла бы затянуться надолго, если бы вдруг не открылась дверь в каюту и вестовой не возгласил бы: "Lunch, Sir!" Аудиенция была кончена и флагманский офицер проводил правительство до трапа, у которого стояли те же мичмана, опять отдавшие ему честь.

ПРАВНУК ДЕКАБРИСТОВ

(181) Мне не дано было лично знать моих двух прадедов-декабристов, Василия Львовича Давыдова и Сергея Петровича Трубецкого. Я родился уже после их смерти. Но я провел свое детство и юность в Каменке, имении Давыдовых, где в двадцатых годах прошлого столетия была Управа Южного Тайного Общества, председателем которой был мой прадед. В Каменке жила еще его вдова, моя прабабка, и дети ее, рожденные в Сибири, в ссылке, куда она добровольно поехала за мужем. Жил там и сын ее, мой дед, с женой, дочерью декабриста Трубецкого.

Много уже было написано о декабристах и о Каменке, но нигде не найти того, что рассказывали мне эти живые свидетели. Ведь для них участники заговора были либо близкими знакомыми, друзьями, либо родными. Они знали не только их думы, но и их чувства. Они могли в своих рассказах передать то, чем горели их сердца и что было предметом их стремлений. Рассказы их были так живы и ярки, что сейчас, когда я говорю об этом далеком прошлом, мне кажется, что я сам был в Каменке, когда там собирались члены Тайных Обществ, среди которых были Волконский, Муравьев-Апостол, Якушкин, Поджио, Юшневский и другие, и Пестель читал написанную им "Русскую Правду", то есть проект конституции. Всех их хорошо знала и помнила моя прабабушка.

Вспоминая сейчас о ней и о ее детях, моих дядях и тетках, я вновь переживаю те теплые чувства, которые они оставили во мне на всю мою жизнь. Такой высокой нравственной чистоты, незлобивости и любви к ближнему, как у них, мне никогда больше не пришлось встретить ни у кого. Сохранившийся же навсегда в семьях Давыдовых и Трубецких культ (182) памяти декабристов рано убедил меня в том, что эти моральные качества отличали всю их среду. Из того же, что я слышал от прабабушки, я понял, что декабристов вдохновляла на подвиг глубокая любовь к ближним, к человеку, и стремление к его благу. Благо это они не представляли себе вне полной свободы его личности. К этому убежденью они пришли путем знакомства с тем, что тогда происходило в Европе, за пределами нашей страны. То было время, когда там, после векового порабощения народа, всходило солнце свободы. Декабристы принадлежали к самому образованному кругу тогдашнего общества и могли читать все, что писалось тогда на Западе о свободе и о новом государственном строе, способном эту свободу обеспечить. Будучи горячими патриотами и любя свой народ, они желали для него и для своего отечества тех благ, которыми уже пользовались западные народы. Отечественная война 1812 года и изгнание из нашей страны Наполеона, совершенное нашим народом, еще более укрепили их убеждения. Принимая участие в этой войне и деля с солдатами все ее невзгоды, они оценили высокие душевные качества русского народа и осознали, чего он достоин. Последовавшие за этой войной заграничные походы нашей армии, в которых тоже участвовали будущие декабристы, дали им возможность воочию узнать, какими благами пользовались и как жили люди в странах, где была осуществлена личная свобода человека. Это породило в них чувство гражданского долга. Долг этот они видели в том, что они обязаны добиться для своей страны и для своего народа, проявившего столько доблести, возможности пользования теми же благами.

Они ждали, что по окончании войн, в награду за все им совершенное, народ получит от царя освобождение от рабского гнета и права гражданства. Случилось другое. Царь, боясь за свое самодержавие, еще усилил этот гнет. Он отдал страну во власть своему временщику Аракчееву, который стал настоящим ее диктатором. С содроганием вспоминала прабабушка о том, как правил нашей страной этот бездушный и жестокий человек. У него была одна цель: во что бы то ни стало и всяческими средствами сохранить незыблемым самодержавный строй. Ему мало было ужасов крепостного права, он добавил к нему кошмар военных поселений. Если крепостной (183) крестьянин, будучи рабом помещика, все же пользовался в своем обиходе некоторой свободой, то военный поселянин был ее совершенно лишен. Но не только крестьяне испытывали на себе гнет тирании, ей были подвержены все классы общества. Все население должно было действовать и мыслить согласно воле правительства. Правительство следило за всем и вмешивалось во все проявления общественной жизни.

Такое положение не могло не вызвать возмущения у свободомыслящих людей, какими были будущие декабристы. Убедившись в том, что явными средствами нельзя добиться облегчения участи народа, они вступили на путь заговора.

Так родились Тайные Общества.

Моя бабушка, Елизавета Сергеевна Давыдова, была дочерью декабриста Сергея Петровича Трубецкого и жены его Екатерины Ивановны, первой из жен декабристов, поехавших за мужьями в ссылку. Я хорошо знал ее, она умерла в тысяча девятьсот девятнадцатом году. Родилась она в Сибири и, по окончании института в Иркутске, вышла там замуж за моего деда Давыдова, сына декабриста. Первоначальное образование она получила от отца. Он говорил ей о том, что привело его к участию в заговоре, об активной его роли в образовании и деятельности Тайных Обществ и, главным образом, о том, к чему стремились декабристы. Бабушка твердо помнила заветы отца и свято чтила его память. О многом, что она слышала от него, она рассказывала мне.