Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

    Видал я иногда,
   Что есть такие господа
(И эта басенка им сделана в подарок),
Которым тысячей не жаль на вздор сорить,
  А думают хозяйству подспорить,
   Коль свечки сберегут огарок,
И рады за него с людьми поднять содом.
С такою бережью диковинка ль, что дом
   Скорешенько пойдет вверх дном?

Потерянный Алмаз валялся на пути;
Случилось, наконец, купцу его найти.
     Он от купца
     Царю представлен,
   Им куплен, в золоте оправлен,
И украшением стал царского венца.
  Узнав про то, Булыжник развозился,
Блестящею судьбой Алмаза он прельстился
И, видя мужика, его он просит так:
    «Пожалуйста, земляк,
  Возьми меня в столицу ты с собою!
За что́ здесь под дождем и в слякоти я ною?
  А наш Алмаз в чести, как говорят.
Не понимаю я, за что́ он в знать попался?
Со мною сколько лет здесь рядом он валялся;
Такой же камень он, и мне набитый брат.
Возьми ж меня. Как знать? Коль там я покажуся,
То также, может быть, на дело пригожуся».

Взял камень мужичок на свой тяжелый воз,
   И в город он его привез.
Ввалился камень мой и думает, что разом
   Засядет рядом он с Алмазом;
Но вышел для него случа́й совсем иной:
Он точно в дело взят, но взят для мостовой.

    Какой-то молодец,
В наследство получа богатое именье,
Пустился в мотовство и при большом раденье
   Спустил всё чисто; наконец,
   С одною шубой он остался,
И то лишь для того, что было то зимой —
   Так он морозов побоялся.
  Но, Ласточку увидя, малый мой
И шубу промотал. Ведь это все, чай, знают,
   Что ласточки к нам прилетают
     Перед весной:
Так в шубе, думал он, нет нужды никакой:
К чему в ней кутаться, когда во всей природе
К весенней клонится приятной всё погоде
И в северную глушь морозы загнаны!—
   Догадки малого умны;
Да только он забыл пословицу в народе:
Что ласточка одна не делает весны.
И подлинно: опять отколь взялись морозы,
  По снегу хрупкому скрипят обозы,
  Из труб столбами дым, в оконницах стекло
   Узорами заволокло.
  От стужи малого прошибли слезы,
И Ласточку свою, предтечу теплых дней,
Он видит на снегу замерзшую. Тут к ней,
Дрожа, насилу мог он вымолвить сквозь зубы:
  «Проклятая! сгубила ты себя;
   А, понадеясь на тебя,
  И я теперь не во-время без шубы!»

    Хоть я и не пророк,
Но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьется,
Пророчество почти всегда мне удается:
  Что крылышки сожжет мой мотылек.
Вот, милый друг, тебе сравненье и урок:
Он и для взрослого, хорош и для ребенка.
Ужли вся басня тут? ты спросишь; погоди,
   Нет, это только побасенка,
   А басня будет впереди,
И к ней я наперед скажу нравоученье.
Вот вижу новое в глазах твоих сомненье:
  Сначала краткости, теперь уж ты
    Боишься длинноты.
  Что́ ж делать, милый друг: возьми терпенье!
    Я сам того ж боюсь.
Но ка́к же быть? Теперь я старе становлюсь:
   Погода к осени дождливей,
   А люди к старости болтливей.
Но чтобы дела мне не выпустить из глаз,
  То выслушай: слыхал я много раз,
  Что легкие проступки ставя в малость,
    В них извинить себя хотят
     И говорят:
   За что́ винить тут? это шалость;
Но эта шалость нам к паденью первый шаг:
Она становится привычкой, после — страстью
И, увлекая нас в порок с гигантской властью,
  Нам не дает опомниться никак.
   Чтобы тебе живей представить,
  Как на себя надеянность вредна,
Позволь мне басенкой себя ты позабавить;
Теперь из-под пера сама идет она,
  И может с пользою тебя наставить.

   Не помню у какой реки,
   Злодеи царства водяного,
   Приют имели рыбаки.
В воде, поблизости у берега крутого,
   Плотичка резвая жила.
   Проворна и притом лукава,
Не боязливого была Плотичка нрава:
Вкруг удочек она вертелась, как юла,
И часто с ней рыбак свой промысл клял с досады.
Когда за пожданье он, в чаянье награды,
Закинет уду, глаз не сводит с поплавка;
Вот, думает, взяла! в нем сердце встрепенется;
Взмахнет он удой: глядь, крючок без червяка:
Плутовка, кажется, над рыбаком смеется,
   Сорвет приманку, увернется,
  И, хоть ты что, обманет рыбака.
«Послушай», говорит другая ей Плотица:
   «Не сдобровать тебе, сестрица!
   Иль мало места здесь в воде,
  Что ты всегда вкруг удочек вертишься?
Боюсь я: скоро ты с рекой у нас простишься.
Чем ближе к удочкам, тем ближе и к беде.
Сегодня удалось, а завтра — кто порука?»
Но глупым, что́ глухим разумные слова.
   «Вот», говорит моя Плотва:
    «Ведь я не близорука!
Хоть хитры рыбаки, но страх пустой ты брось:
   Я вижу хитрость их насквозь
Вот видишь уду! Вон закинута другая!
Ах вот еще, еще! Смотри же, дорогая,
   Как хитрецов я проведу!»
   И к удочкам стрелой пустилась:
Рванула с той, с другой, на третьей зацепилась,
   И, ах, попалася в беду!
   Тут поздно бедная узнала,
Что лучше бы бежать опасности сначала.

  Когда почтен быть хочешь у людей,—
С разбором заводи знакомства и друзей!

   Мужик с Змеею подружился.
   Известно, что Змея умна:
   Так вкралась к Мужику она,
Что ею только он и клялся, и божился.
С тех пор все прежние приятели, родня,
  Никто к нему ногой не побывает.
   «Помилуйте», Мужик пеняет:
  «За что вы все покинули меня!»
  Иль угостить жена вас не умела?
  Или хлеб-соль моя вам надоела?»
  «Нет», кум-Матвей сказал ему в ответ:
   «К тебе бы рады мы, сосед;
И никогда ты нас (об этом слова нет)
  Не огорчил ничем, ни опечалил:
   Но что за радость, рассуди,
Коль, сидя у тебя, того лишь и гляди,
Чтобы твой друг кого, подползши, не ужалил?»

   Свинья под Дубом вековым
Наелась жолудей до-сыта, до-отвала;
   Наевшись, выспалась под ним;
   Потом, глаза продравши, встала
И рылом подрывать у Дуба корни стала.
   «Ведь это дереву вредит»,
   Ей с Дубу ворон говорит:
«Коль корни обнажишь, оно засохнуть может».—
   «Пусть сохнет», говорит Свинья:
   «Ничуть меня то не тревожит;
   В нем проку мало вижу я;
Хоть век его не будь, ничуть не пожалею;
Лишь были б жолуди: ведь я от них жирею».—
«Неблагодарная!» примолвил Дуб ей тут:
  «Когда бы вверх могла поднять ты рыло,
    Тебе бы видно было,
  Что эти жолуди на мне растут».

   Невежда также в ослепленье
   Бранит науки и ученье,
   И все ученые труды,
Не чувствуя, что он вкушает их плоды.