Борис Можаев - Пропажа свидетеля

- Когда наступила смерть? - спросил его Косушка.

- Должно быть, вечером или ночью, - ответил доктор.

- А когда стреляли? - спросил Коньков Кончугу.

- Не знай, - невозмутимо ответил тот.

- То есть как не знаешь? Где ж ты был? - спросил Косушка с удивлением и даже на Дункая поглядел вопросительно.

Дункай только плечами пожал. А Кончуга пыхнул дымом и сказал как бы нехотя:

- Вечером на пантовка ходи. Ничего не находил, вот какое дело. Утром приходил сюда - начальник убит.

- И выстрела не слыхал?

- Нет. Далеко ходи. Тайга.

- Что за пантовка? Речка или распадок? - спросил Косушка, раскрывая блокнот с намерением записать ответ Кончуги.

Коньков чуть заметно усмехнулся, отворачивая лицо. Дункай глядел с удивлением на Конькова, а Кончуга сунул опять в рот трубочку и задымил.

- Вы почему не отвечаете? - сердито сказал Косушка.

- Я все отвечал, - с той же невозмутимостью отозвался Кончуга.

Косушка вопросительно поглядел на Дункая.

- Что это значит? Его спрашивают, а он и отвечать не хочет.

- Пантовка не река и не распадок. Это охота на изюбра с пантами. По-нашему так называется, - извинительно пояснил Семен Хылович.

- Ну, хорошо! - строго сказал Косушка. - Тогда пусть ответит - где охотился?

- Река Татибе, - сказал Кончуга.

- Ладно, так и запишем, - Косушка сделал запись в блокнот.

- А ты когда сюда приехал, Семен Хылович? - спросил Коньков Дункая.

- Утром. Когда за мной Кончуга приехал, я тебе позвонил - и сразу сюда.

- Никого не встретил на реке?

- Нет.

Косушка поманил пальцем Конькова.

- Давай сходим в палатку Калганова! - И, обернувшись, спросил Кончугу: - Где его палатка?

- Там, - указал трубочкой на таежный берег Кончуга.

- Тело отнесите в вертолет, - приказал Косушка санитарам. - А пулю сохраните.

- Хорошо, - ответил доктор.

Потом дал сигнал санитарам, те уложили Калганова на носилки и двинулись к вертолету.

А следователь с Коньковым поднялись на берег. Палатка стояла под кедром. Ее передние полы были приподняты и привязаны к угловым крепежным веревкам. В палатке еще был натянут из пестрого ситца полог. Косушка приоткрыл его; там лежал спальный мешок на медвежьей шкуре, а возле надувной подушки валялась кожаная полевая сумка.

Сфотографировав и палатку, и все вещи Калганова, Косушка взял сумку и заглянул в нее: там была сложенная карта, альбом для зарисовок, две толстых тетради в черном переплете - дневники Калганова, и еще лежало несколько блокнотов, исписанных, с вложенными в них газетными вырезками. Косушка раскрыл один из блокнотов и прочел вслух:

- "Речь идет о коренном пересмотре устаревшей точки зрения на лес как на нечто дармовое и бездонное..."

- М-да... А где же его карабин? - спросил Косушка.

- Его лежит под матрац, - крикнул Кончуга откуда-то сзади.

Косушка оглянулся: Дункай с Кончугой остановились возле кедра на почтительном расстоянии от начальства.

- Проверим! - Косушка откинул матрац.

Карабин лежал в изголовье.

- Странно, - сказал Косушка. - Ночью вышел из палатки и карабин не взял.

- Он, наверно, люди слыхал, - отозвался опять Кончуга. - Зачем брать карабин, если человек на реке?

- Уж больно много ты знаешь, - усмехнулся Косушка.

- Наши люди все знают, - невозмутимо ответил Кончуга. - Калганов был храбрый начальник. Все говорят, такое дело.

- Ну, тогда скажи: кто убил Калганова?

- Плохие люди убили.

- Оч-чень хорошо! - Косушка хлопнул себя по ляжкам. - А фамилия? Кто они такие?

- Не знай.

- Ну что ж, зато мы узнаем, - сказал Косушка, пристально глядя на Кончугу, потом, после выдержки, приказал Дункаю: - Сложите все вещи Калганова и отнесите их в вертолет.

А Конькова, взяв под локоток, отвел в сторону:

- Тебе придется здесь остаться. Установи, кто ездил вчера по реке. И вообще пошарь. А с Кончуги глаз не спускай.

3

Коньков решил первым делом сходить на лесной кордон, где жил лесник Зуев. Вытащив на берег бат, они с Дункаем и Кончугой пошли по еле заметной лесной тропинке.

Неподалеку, за приречным таежным заслоном, открылась обширная поляна с пожней, поросшей высокой, по щиколотку, салатного цвета отавой; посреди пожни возвышался внушительных размеров стог сена, побуревшего от долгого августовского солнца.

Изба лесника, окруженная хозяйственными пристройками: амбаром, сараем, погребом и сенником, стояла на дальнем краю у самого облесья...

И огород был на кордоне, засаженный картошкой, огурцами, помидорами и всякой иной овощной снедью, и все это было обнесено высоким тыном от лесных кабанов. Недурственно устроился лесник, подумал про себя Коньков.

На крыльце их встретила молодая хозяйка: миловидная, опрятно причесанная, с тугим пучком светлых волос, заколотым на затылке огромными черепаховыми шпильками. Ее большие серые глаза были в чуть заметных красных прожилках, и смотрела она как-то в сторону, будто кого-то ждала, и от нетерпения прикусывала пухлые губы. Одета она была в пушистую бурую кофту ручной вязки, синие брюки, заправленные в хромовые сапожки.

На руках у нее висели пестрые половики.

Поздоровавшись с Дункаем, она пригласила всех в дом:

- Проходите, пожалуйста! А я вот полы помыла только что, - указала она на половики и первой вошла в сени.

- Гостей ждете? - спросил Коньков.

- Какие тут гости! - не оборачиваясь, сказала хозяйка и стала раскатывать от порога половики. - Проходите и присаживайтесь.

В избе было чисто и уютно; по стенам развешаны ружья, чучела птиц и засушенные, связанные пучками травы. Хозяйка поставила на стол глазурованную поставку желтоватой медовухи, потом соленые грибы, вяленую рыбу, огурцы:

- Кушайте на здоровье! Небось проголодались с дороги.

Дункай налил в стаканы мутноватой медовухи, а Коньков, заметив на левом виске у хозяйки синяк и сообразив - почему она на крыльце все смотрела в сторону, подворачивая правую щеку, спросил с улыбкой:

- Кто же вам эту отметину на лице поставил? Или с лешим в жмурки играли?

- Да в погреб вечером спускалась за молоком, оступнулась и ударилась об косяк, - ответила она, слегка зардевшись.

- А где хозяин? - спросил Коньков.

- В городе. Третьего дня уехал в лесничество.

- Вы вчера вечером или ночью не слыхали выстрела?

- Нет, я спала, - поспешно ответила она.

- А недалеко от вас Калганова убили. На Теплой протоке.

- Мне Кончуга говорил... утром, - и глаза в пол.

- И мотора с реки не слыхали? - Коньков подался к ней всем корпусом, как бы желая расшевелить ее, приблизить в эту мужскую застолицу, говорить, глядя друг на друга глаза в глаза.

Она сидела поодаль от стола на табуретке, с лицом печальным и спокойным, и, как бы понимая этот тайный вызов Конькова, посмотрела на него безо всякой робости, в упор: