Николай Лейкин - В гостях у турок

Глафира Семеновна начала успокоиваться.

— Ну, а нападеніе на поѣзда? Когда было послѣднее нападеніе на поѣздъ? спросила она. — Не можете сказать?

— Какъ-же, какъ-же… Это всѣмъ памятно… Объ этомъ вѣдь писали во всѣхъ европейскихъ газетахъ. Это сдѣлало страшный переполохъ, отвѣчалъ прокуроръ. — И на самомъ дѣлѣ нападеніе было возмутительно по своей дерзости. Но послѣднее нападеніе было сдѣлано не на болгарской територіи, а на турецкой. Вы поѣдете мимо этой станціи.

— О, Господи! Спаси насъ и помилуй! перекрестилась Глафира Семеновна.

— Чего-же, душечка, такъ ужъ особенно-то пугаться! успокоивалъ жену хриплымъ отъ вина и сна голосомъ пришедшій уже въ себя Николай Ивановичъ. — Вѣдь и у насъ на Закавказской и Закаспійской дорогахъ были нападенія на станціи и на поѣзда, но вѣдь это такъ рѣдко случалось. И здѣсь… Неужели такъ таки на насъ ужъ и нападутъ, если мы поѣхали?

— Все-таки это ужасно! потрясла головой Глафира Семеновна и спросила прокурора: — Такъ когда-же было послѣднее нападеніе на поѣздъ?

— Послѣднее нападеніе было… Я даже число помню… отвѣчалъ онъ. — Послѣднее нападеніе было въ ночь съ 31 мая на 1 іюня 1891 года. Разбойники забрались въ поѣздъ между станціями Черкесской и Синекли, перевязали поѣздную прислугу, остановили поѣздъ и грабили пассажировъ до гола. Но это бы еще ничего… А дерзость ихъ пошла дальше. Они захватили изъ перваго класса четырехъ пассажировъ заложниками. Это были германскіе подданные и лица изъ хорошей фамиліи, со связями… Они ѣхали въ Константинополь. Захватили ихъ заложниками и увели въ горы, а послѣ требовали съ турецкаго правительства 200.000 франковъ выкупа, грозя, что если выкупъ къ извѣстному времени не будетъ внесенъ и положенъ въ указанное мѣсто, убить заложниковъ.

— Боже милостивый! всплескивала руками Глафира Семеновна. — Ну, и что-же, выкупъ былъ внесенъ?

— Внесли выкупъ, кивнулъ головой прокуроръ. — Это была банда знаменитѣйшаго по своей дерзости разбойника. Афанасъ онъ назывался. По происхожденію грекъ. Впослѣдствіи онъ былъ убитъ въ свалкѣ. Вѣдь цѣлый турецкій полкъ ходилъ въ горы воевать съ этой шайкой разбойниковъ.

— Ужасъ, что вы говорите! Ужасъ! ужасалась Глафира Семеновна и спросила прокурора: — Какъ станція-то, около которой это случилось?

— Запомнить не трудно. Почти русское названіе. Станція Черкесской. По-турецки она произносится Черкескьей…

— Нѣтъ, я даже запишу, чтобы знать.

Глафира Семеновна вытащила изъ баульчика записную книжку съ карандашомъ.

— Далеко это отсюда?

— За Адріанополемъ. Почти подъ самымъ Константинополемъ, далъ отвѣтъ прокуроръ. — И имя разбойника запишите. Афанасій… Грекъ Афанасъ.

— Грекъ, стало быть православный человѣкъ и такой разбойникъ! О, Господи! дивилась Глафира Семеновна. записывая въ книжку. — Фу, даже руки дрожатъ. Вонъ какими каракулями пишу. Вы говорите, въ 1891 году это было?

— Въ 1891 году, въ ночь съ 31 мая на 1 іюня. Это фактъ. Это во всѣхъ газетахъ было.

— Ну, и ужъ послѣ этого не нападали на поѣзда?

— Кажется, не нападали, — отвѣчалъ прокуроръ, но тотчасъ-же спохватился и сказалъ:- Ахъ, нѣтъ, нападали. Года три тому назадъ нападали, но ужъ на этотъ разъ на нашей болгарской территоріи. То-есть, лучше сказать на границѣ турецкой и болгарской. Тоже обобрали пассажировъ, но не причинили никому ни малѣйшей царапины. Также взяли въ плѣнъ одну богатую женщину.

— Даже женщину не пощадили? — воскликнула Глафира Семеновна и прибавила тихо: — Не могу писать. Николай Иванычъ, дай мнѣ вина.

Николай Ивановичъ поспѣшно налилъ стаканъ вина.

— Куда-жъ ты цѣльный-то стаканъ! Мнѣ одинъ, два глотка! — крикнула на него жена.

— Пей, пей… Остальное я самъ выпью.

— Это чтобы опять натрескаться? Опомнись! Люди ужасы разсказываютъ, а тебѣ и горя мало. По такой дорогѣ ѣхать, — нужно быть трезвѣе воды.

Мужъ улыбнулся.

— Тебя Степанъ Мефодьичъ, шутя, пугаетъ, а ты вѣришь! — сказалъ онъ, выпивъ остатки вина.

— Нѣтъ, это факты, факты. Неужели-же я посмѣю шутить такимъ манеромъ! А только вамъ теперь совершенно нечего бояться. Теперь повсюду спокойно. Вотъ уже года два по всей дорогѣ спокойно.

— Такъ что-же разбойники сдѣлали съ этой женщиной? — интересовалась Глафира Семеновна. — Поди, турецкія звѣрства сейчасъ начались?

— Не разсказывайте ей, не разсказывайте, Степанъ Мефодънчъ. Видите, она и такъ ни жива, ни мертва, подхватилъ Николай Ивановичъ.

— Тутъ ужъ нѣтъ ничего страшнаго. Вообразите, впослѣдствіи она разсказывала, что всѣ разбойники обращались съ ней буквально по джентельменски, съ предупредительностью и даже кормили ее лакомствами. Они только заставили ее написать письмо въ ея домъ съ приказаніемъ, чтобъ за нее выслали что-то пять или шесть тысячъ левовъ. Женщина была состоятельная, за нее выслали и положили въ назначенное мѣсто въ горахъ деньги, и она была освобождена. Но вы, мадамъ, Бога ради не бойтесь, прибавилъ опять прокуроръ. — Теперь уже два года ничего подобнаго не случается.

Кончивъ разсказъ, онъ налилъ себѣ стаканъ вина и выпилъ залпомъ, сказавъ покосившейся на него Глафирѣ Семеновнѣ:

— Простите, что пью… Но ужасная жажда…

Поѣздъ убавилъ ходъ и остановился на станціи Бѣлова.

Запасные пути у станціи Бѣловы были сплошь уставлены платформами съ строевымъ лѣсомъ, досками, дровами. Были даже рѣшетчатые вагоны, нагруженные перепиленными на мелкіе куски вѣтвями и хворостомъ. Видно было, что здѣсь умѣютъ беречь лѣсъ и не даютъ сгнивать, какъ у насъ въ Россіи, даже самымъ мелкимъ лѣснымъ остаткамъ.

— Большая лѣсная торговля здѣсь, сказалъ прокуроръ своимъ спутникамъ. — Бѣлова — городъ лѣсопромышленниковъ. Отсюда отправляется лѣсъ и въ Константинополь, и въ Австрію. Отъ Бѣловы мнѣ съ вами ѣхать всего шестьдесятъ шесть километровъ, семьдесятъ верстъ по вашему, а затѣмъ Филипополь — и прощайте.

— Такъ скоро? удивился Николай Ивановичъ. — Въ такомъ случаѣ надо проститься на бѣло и выпить на прощанье.

— Николай! да побойся ты Бога! вскинула на мужа умоляющій взоръ Глафира Семеновна.

— А что такое? Я Бога боюсь, какъ слѣдуетъ.

— Такъ какъ-же можно напиваться на такой дорогѣ, гдѣ разбойники даже поѣзда останавливаютъ!

— Да не напиваться, а выпить на прощанье. Вѣдь въ Турцію ѣдемъ. А въ Турціи ужъ аминь насчетъ вина. Тамъ оно и по магометанскому закону запрещено.

— Безстыдный ты человѣкъ! воскликнула Глафира Семеновна и отвернулась отъ мужа.

— И знаете, кто здѣсь главный скупщикъ лѣсовъ на срубъ? продолжалъ прокуроръ, чтобы замять начинающуюся ссору между мужемъ и женой. — Знаменитый еврей баронъ Гиршъ, устроитель Аргентинской колоніи для евреевъ. Эти лѣса правительственные, государственные. И онъ здѣсь скупилъ на срубъ, ни много, ни мало, 35,000 гектаровъ. Много здѣсь есть, впрочемъ, лѣсовъ и частныхъ владѣльцевъ.