Николай Лейкин - В гостях у турок

— Нѣтъ, нѣтъ! Мерси… Я сама… замахала руками Глафира Семеновна.

— Букетъ цвѣтовъ для мадамъ не надо-ли или хорошую розу? спрашивала она.

— Пуркуа? Нонъ, нонъ.

— А для господина розу?

— Вотъ еще что выдумала! Нонъ, нонъ, мерси. Для тебя розу съ обѣду предлагаетъ, сообщила Глафира Семеновна мужу.

Тотъ только улыбнулся и отвѣчалъ горничной по русски:

— Съ водкой Смирнова № 21 мы привыкли, душечка, обѣдать, а не съ розами.

Горничная удалилась недоумѣвающая и недовольная.

Стукъ въ дверь. Появился старикъ турокъ въ фескѣ и въ передникѣ, тотъ самый, который приходилъ давеча утромъ и съ которымъ Николай Ивановичъ упражнялся въ разговорѣ по-турецки. На поясѣ его висѣли, поверхъ передника, двѣ сапожныя щетки на веревкѣ.

— Кейфинизъ эйи ми диръ (т. е. здравствуйте), — привѣтствовалъ онъ Николая Ивановича; приложа руку ко лбу и, продолжая бормотать по-турецки, указывалъ ему на его сапоги.

— Сапоги, другъ, почистить пришелъ? Не надо, не надо. Спасибо… Шюкюръ… Чисты у меня сапоги…

Старикъ-турокъ, однако, не захотѣлъ уйти ни съ чѣмъ, онъ сдвинулъ свои брови, подскочилъ къ сидѣвшему на стулѣ и курившему папиросу Николаю Ивановичу, присѣлъ около его ногъ и, поплевавъ на щетку, принялся начищать ему сапоги.

— Вотъ неотвязчивый-то! Ну, чисть, чисть… — улыбнулся Николай Ивановичъ и ужъ протянулъ ему и второй сапогъ. — Однако, ты, Глаша, въ развращенномъ-то видѣ не сиди, а одѣвайся и приготовляйся съ обѣду. Теперь ужъ скоро.

— Да что-жъ мнѣ особенно-то приготовляться! Корсетъ надѣть, да лифъ — вотъ и все. Въ этомъ-же платьѣ я и съ обѣду пойду, — отвѣчала Глафира Семеновна и, не стѣсняясь передъ старикомъ-туркомъ, сбросила съ плечъ платокъ и начала надѣвать корсетъ.

Въ корридорѣ давали второй звонокъ къ обѣду. Старикъ-турокъ начистилъ Николаю Ивановичу сапоги и съ словомъ «адье» удалился изъ комнаты.

— Надѣть развѣ мнѣ бѣлый жилетъ? — спросилъ жену Николай Ивановичъ. — Здѣсь, очевидно, къ табльдоту-то выходятъ во всемъ парадѣ. Давеча нашъ англичанинъ во фракѣ отправился.

— Да надѣнь. И для театра послѣ обѣда будетъ хорошо, — отвѣчала супруга и стала гофрировать себѣ шпилькой волосы на лбу для челки.

— Надѣнь брилліантовую брошку, серьги и браслетку. Утри носъ здѣшнимъ-то англичанкамъ, — сказалъ ей супругъ.

— Непремѣнно.

А въ корридорѣ гремѣлъ уже третій звонокъ къ обѣду.

Вошли супруги въ столовую гостинницы и остановились въ удивленіи. Столовый залъ, залитый огнями отъ спускавшихся съ потолка керосиновыхъ лампъ и стоявшихъ на столахъ канделябръ, былъ наполненъ изящно одѣтыми дамами и кавалерами, нарядившимися точно на балъ. Мужчины были всѣ во фракахъ, а дамы въ платьяхъ декольте, въ перчаткахъ и съ вѣерами. Почти у всѣхъ дамъ на груди или въ рукахъ были живые цвѣты… у кого розы, у кого фіалки, у кого ландыши съ резедой. Большинство мужчинъ также имѣло по цвѣтку въ петличкѣ фраковъ. Исключеніе въ костюмахъ представляли только красивый полный усачъ въ фескѣ и черномъ сюртукѣ, застегнутомъ на всѣ пуговицы, и супруги Ивановы, Николай Ивановичъ былъ даже въ свѣтло-сѣрой пиджачной парочкѣ и бѣломъ жилетѣ. Общество бродило между множествомъ небольшихъ столиковъ, прекрасно сервированныхъ и разставленныхъ по залу. Столы были накрыты на пять персонъ, на четыре, на три и на двѣ и переполнены самой разнообразной посудой для питья и ѣды. Французская и преимущественно англійская рѣчь такъ и звенѣла. При входѣ супруговъ, всѣ взоры устремились на нихъ, и фрачники начали шептаться съ своими дамами и кивать по направленію супруговъ. Николаю Ивановичу сдѣлалось неловко. Онъ не зналъ, куда дѣть руки.

— Фу, что это они вырядились, какъ на балъ во дворецъ! проговорилъ онъ женѣ.

— Да вѣдь въ большихъ заграничныхъ гостинницахъ почти всегда такъ, отвѣчала та. — Помнишь, мы обѣдали въ Гранъ-Отель въ Парижѣ…

— Ну, что ты… Были фраки и бальныя дамы, но куда меньше. А здѣсь вѣдь поголовно.

— Въ Ниццѣ въ Космополитенъ, въ Неаполѣ. Англичане это любятъ.

— Все-таки тамъ куда меньше. А вѣдь въ Неаполѣ-то мы жили въ самой распроанглійской гостинницѣ. Ужасно стѣснительно! Не люблю я этого. Выставка какая-то.

— Да и я не люблю, — отвѣчала Глафира Семеновна. — Только я не понимаю, отчего ты не надѣлъ черной визитки? Вѣдь ужъ по здѣшнимъ лакеямъ на манеръ лордовъ можно было догадаться, что здѣсь за табльдотомъ парадъ.

— Ну, ладно! Попа и въ рогожѣ знаютъ! — пробормоталъ мужъ.

— Здѣсь не знаютъ, какой ты попъ.

— По твоимъ брилліантамъ могутъ догадаться, что мы не изъ прощалыгъ.

— Дѣйствительно, смотри, какъ смотрятъ на тебя, замѣтила Глафира Сененовна.

— А вотъ я имъ сейчасъ такую рожу скорчу, что не поздоровится.

— Брось. Не дѣлай этого.

— Ей-ей, сдѣлаю, если очень ужъ надоѣдятъ.

Но къ супругамъ подскочилъ оберъ-кельнеръ съ таблетками и карандашомъ и предложилъ имъ столикъ съ двумя кувертами, за который они и усѣлись.

— Какое вино будете вы пить, монсье? спросилъ онъ Николая Ивановича, останавливаясь передъ нимъ въ вопросительной позѣ.

— Боже мой! Да здѣсь, оказывается вездѣ пьютъ вино! — воскликнула Глафира Семеновна. — А въ Петербургѣ мнѣ разсказывали, что у турокъ вино можно получить только по секрету, контрабандой, какъ въ Валаамскомъ монастырѣ.

— Пустое. Наврали намъ. Столько здѣсь иностранцевъ, да чтобы они жили безъ вина!

— Лафитъ, Марго, Мускатъ люнель, венъ де пейи? — спрашивалъ оберъ-кельнеръ, дожидаясь отвѣта.

— Ну, венъ де пейи, — отвѣтилъ Николай Ивановичъ и прибавилъ, обратившись къ женѣ:- Попробуемъ мѣстнаго турецкаго вина. Видишь, у турокъ даже свое вино есть.

Но вотъ два поваренка, одинъ изъ коихъ былъ негръ, въ бѣлоснѣжномъ одѣяніи, внесли въ столовую большую кастрюлю съ супомъ и поставили ее на нарочно приготовленный столикъ. Пришелъ полный усатый метрдотель въ бѣломъ и принялся разливать супъ въ тарелки. Присутствующіе стали размѣщаться за столами. Захлопали пробки, вытягиваемыя изъ бутылокъ, зазвенѣли ложки о тарелки. Николай Ивановичъ взялъ меню обѣда и сосчиталъ кушанья.

— Девять блюдъ, сказалъ онъ.

— И навѣрное я изъ нихъ буду ѣсть только три, улыбнулась жена.

— Отчего? Боишься, чтобы лошадинымъ мясомъ не накормили? Здѣсь, матушка, кухня европейская.

— Да вѣдь ты знаешь мою осторожность. И при европейской кухнѣ могутъ улитками и всякой другой дрянью накормить. Да и сыта я. Вѣдь я только что часъ назадъ бутерброды съ сыромъ ѣла.

Подали по полъ-тарелкѣ супу, какого-то зелено-фисташковаго цвѣта и съ кнелью. Глафира Семеновна заглянула въ меню, попробовала прочитать и сказала:

— Поди, разбери, изъ чего супъ! Какіе-то каракули написаны.

Она дрызгала ложкой по тарелкѣ и отодвинула отъ себя тарелку. Мужъ съѣлъ всю порцію и проговорилъ: