Лев Толстой - ПСС. Том 05. Произведения, 1856-1859 гг.

А онъ сгор ѣлъ весь, какъ соломенка, за то онъ великъ.

— Да ч ѣмъ же великъ? — сказалъ спокойно Аленинъ, какъ бы не зам ѣчая горячности своего собес ѣдника. — Какую же онъ пользу сд ѣлалъ обществу этимъ огнемъ, какъ вы выражаетесь?

— Пользу обществу? Вотъ они, ваши [50] Зачеркнуто: фразы. сужденія. Онъ и знать не хочетъ вашего общества и вашей пользы и вс ѣхъ этихъ пустяковъ. Онъ д ѣлаетъ то, что ему свыше положено д ѣлать, и онъ великъ; потому что тотъ, кто сд ѣлалъ то, что Богъ приказалъ, тотъ принесетъ пользу, не такую близорукую пользу, которую вы понимаете, а такую пользу, что не пройдетъ онъ даромъ въ жизни, какъ мы вс ѣ; а сгоритъ самъ и зажжетъ другихъ…

— Ну ужъ это я не знаю, что тутъ хорошаго въ этихъ пожарахъ поэтическихъ, особенно ежели они ведутъ въ кабакъ и въ распутной домъ, — сказалъ Аленинъ, улыбаясь. — Не желаю я никому такого огня. —

— Н ѣтъ, неправда! — озлобленно продолжалъ художникъ. — Вы сію минуту отдали бы все, что у васъ есть, за его огонь; да онъ не возьметъ ни вашихъ душъ, ни денегъ, ни чиновъ, ничего въ мір ѣне возьметъ, чтобъ разстаться съ нимъ, хоть на одно мгновенье, потому что изъ вс ѣхъ насъ онъ одинъ истинно счастливъ!

Въ это время Албертъ, льстиво улыбаясь, нетвердыми шагами вошелъ въ комнату, видимо желая сказать что-то. Зам ѣтивъ разгоряченное лицо и жестъ художника и зам ѣшательство хозяина, онъ пріостановился и, решительно не понимая ни слова из того, что говорили, сталъ покорно, одобрительно и н ѣсколько глупо улыбаться.

— Да, — продолжалъ художникъ, горячась бол ѣе и бол ѣе, — вы можете приводить его къ себ ѣ, смотр ѣть на него какъ на р ѣдкость, давать ему деньги, благод ѣтельствовать, однимъ словомъ унижать, какъ хотите, а все таки онъ былъ и есть и будетъ неизм ѣримо выше вс ѣхъ насъ. Мы рабы, а онъ Царь. Онъ одинъ свободенъ и счастливь, потому что одинъ слушаетъ только голосъ Бога, который постоянно призываетъ его на служеніе красоты — однаго несомн ѣннаго блага въ мір ѣ. Онъ льститъ и унижается передъ нами; но это потому, что онъ неизм ѣримо выше насъ. — Лесть и униженіе для него одинъ выходъ изъ той путаницы жизни, которой онъ знать не хочетъ. Онъ унижается и льститъ, какъ тотъ, который говоритъ: бей меня, только выслушай. Ему нужно вдохновенье, и гд ѣбы онъ ни черпалъ его — оно есть у него. Ему нужны рабы, и они есть у него — мы его рабы. Мало того, что онъ счастливъ, онъ одинъ добръ истинно. Онъ вс ѣхъ одинаково любитъ, или одинаково презираетъ — что все равно, а служитъ только тому, что вложено въ него свыше. А мы что? Мы не только другихъ не любимъ, а кто изъ насъ не дуракъ, такъ тотъ и себя не любитъ. Я самъ себ ѣгадокъ и ты тоже, и вс ѣмы! Кто изъ насъ знаетъ, чтò должно? Никто. А онъ знаетъ и не сомн ѣвается, — говорилъ художникъ, горячась все больше и больше.

Албертъ не спускалъ съ него глазъ и счастливо улыбался.

— Не могу понять, почему тотъ артистъ, который воняетъ, лучше того, который не воняетъ, — холодно сказалъ Аленинъ и отвернулся.

— Не лучше, а достоинъ любви, высокаго сожал ѣнія и почтенія. Искуство — высочайшее проявленіе могущества въ челов ѣк ѣ. Оно — не игрушка, не средство для денегъ и репутацiи, оно дается избраннымъ. Оно поднимаетъ избранника на такую непривычную челов ѣку высоту, на которой голова кружится и трудно удержаться здравымъ. Искуство есть сл ѣдствіе неестественнаго напряженія порывовъ, борьбы. Борьба съ Богомъ, вотъ что такое искуство — да. Одинъ офицеръ говорилъ мн ѣ, что н ѣтъ Севастопольскихъ героевъ, потому что вс ѣгерои лежатъ тамъ на кладбищ ѣ. И тутъ, и въ искуств ѣесть на одно[го] уц ѣл ѣвшаго сотни гибнущихъ героевъ, и судьба ихъ та же. — Вотъ они, эти погибшіе герои! отдавшіеся вс ѣсвоему служенію. Вотъ онъ! Такъ не клеветать его, не сомн ѣваться въ немъ, не давать ему милостыню, а любить его и плакать надъ нимъ надо! Вы не сопьетесь, небось, вы книжку объ искуств ѣнапишете и камергеромъ будете, — заключилъ онъ, обращаясь снова къ Аленину.

— Зач ѣмъ же личности, — остановилъ его Делесовъ, какъ хозяинъ дома, незнавшій, какъ замять этотъ разговоръ.

— Да, презирайте его, унижайте, — продолжалъ художникъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ, — вотъ онъ оборванный, пьяный, голодный; а изъ вс ѣхъ насъ онъ лучшій, онъ любимъ, онъ любитъ, онъ отдался не себ ѣ, отъ этаго онъ и сумашедшій. Да.

Албертъ съ невыразимымъ блаженствомъ слушалъ художника, хотя совс ѣмъ не понималъ его р ѣчь. Слезы вдругъ хлынули въ глаза художнику, онъ подавилъ рыданье и отвернулся.

— Вы славный челов ѣкъ! — сказалъ вдругъ Албертъ и неожиданно поц ѣловалъ художника въ щеку.

— Убирайтесь! Я вид ѣть его не могу, — проговорилъ художникъ и торопливо вышелъ въ другую комнату.

Между гостями произошло смятеніе. Почтенный гость Аленинъ былъ обиженъ и старался скрыть это. Хозяинъ дома не зналъ, что д ѣлать. — Въ первую минуту слова Нехлюдова тронули его; но скоро онъ вспомнилъ свою обязанность хозяина дома и, проклиная и Алберта, и Нехлюдова съ его запальчивостью, подс ѣлъ къ почтенному гостю и повелъ разговоръ о общихъ знакомыхъ; но Аленинъ не слушалъ его и, не дождавшись ужина, взялъ шапку и поднялся. Несмотря на уговариванья Делесова, онъ весьма холодно пожалъ ему руку, особенно учтиво, проходя гостиную, включилъ въ одинъ поклонъ Алберта и Нехлюдова и вышелъ. Остальные гости, посид ѣвъ немного, тоже скоро разъ ѣхались. Албертъ, над ѣвъ свою альмавиву, поплелся за ними. Делесовъ и не подумалъ его удерживать, такъ его занимала и мучала непріятность Нехлюдова съ Аленинымъ, происшедшая у него въ дом ѣ.

Оставшись одинъ, онъ долго ходилъ по комнат ѣ, досадуя на Нехлюдова. Было множество мелкихъ соображеній, по которымъ это д ѣло было ему крайне непріятно. И знакомства Аленина, и толки, и положеніе въ св ѣт ѣ, притомъ онъ с ѣдой, им ѣетъ такую изв ѣстность, сд ѣлалъ мн ѣособую честь, исключеніе, прі ѣхавъ ко мн ѣ, и вдругъ такая исторія. Да просто нехорошо! Впрочемъ Нехлюдовъ хорошо говорилъ, думалъ онъ. Да зач ѣмъ же грубо-то, вотъ что. Вс ѣэти господа такіе. И снова онъ повторялъ въ памяти споръ Аленина съ Нехлюдовым и воображалъ, какъ бы это вовсе не могло случиться и какъ бы онъ могъ противуд ѣйствовать этому, сказав то-то и то-то и получивъ въ отв ѣтъ то-то и то-то. — Потомъ онъ сталъ думать о томъ, какъ замять это д ѣло, и посл ѣдолгихъ соображеній р ѣшилъ завтра ѣхать къ одной дам ѣ, которая очень дружна съ Аленинымъ, а потомъ н ѣсколько разъ сряду быть на его музыкальномъ вечер ѣ. —

— Гд ѣ-то нашъ Н ѣмецъ ночевать будетъ? — сказалъ Захаръ, разд ѣвая барина: — даже жаль стало, какъ вс ѣгоспода с ѣли по каретамъ, а онъ по морозцу въ своей епанч ѣп ѣшечкомъ поплелся.

— А холодно на двор ѣ? — спросилъ Делесовъ. Ему завтра надо было много ѣздить.