Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 4

Тут можно читать онлайн Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 4 - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Русская классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Преступление и наказание, Часть 4
Автор:

Федор Достоевский
Жанр:

Русская классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 4 краткое содержание

Преступление и наказание, Часть 4 - описание и краткое содержание, автор Федор Достоевский, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

«Преступление и наказание» – гениальный роман, главные темы которого: преступление и наказание, жертвенность и любовь, свобода и гордость человека – обрамлены почти детективным сюжетом.

Многократно экранизированный и не раз поставленный на сцене, он и по сей день читается на одном дыхании.

Преступление и наказание, Часть 4 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Преступление и наказание, Часть 4 - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Федор Достоевский

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

She jumped up from time to time, wept and wrung her hands, then sank again into feverish sleep and dreamt of Polenka, Katerina Ivanovna and Lizaveta, of reading the gospel and him... him with pale face, with burning eyes... kissing her feet, weeping.	Она вскакивала иногда, плакала, руки ломала, то забывалась опять лихорадочным сном, и ей снились Полечка, Катерина Ивановна, Лизавета, чтение Евангелия и он... он, с его бледным лицом, с горящими глазами... Он целует ей ноги, плачет... О господи!
On the other side of the door on the right, which divided Sonia's room from Madame Resslich's flat, was a room which had long stood empty. A card was fixed on the gate and a notice stuck in the windows over the canal advertising it to let.	За дверью справа, за тою самою дверью, которая отделяла квартиру Сони от квартиры Г ертруды Карловны Ресслих, была комната промежуточная, давно уже пустая, принадлежавшая к квартире госпожи Ресслих и отдававшаяся от нее внаем, о чем и выставлены были ярлычки на воротах и наклеены бумажечки на стеклах окон, выходивших на канаву.
Sonia had long been accustomed to the room's being uninhabited.	Соня издавна привыкла считать эту комнату необитаемою.
But all that time Mr. Svidrigailov had been standing, listening at the door of the empty room.	А между тем, все это время, у двери в пустой комнате простоял господин Свидригайлов и, притаившись, подслушивал.
When Raskolnikov went out he stood still, thought a moment, went on tiptoe to his own room which adjoined the empty one, brought a chair and noiselessly carried it to the door that led to Sonia's room.	Когда Раскольников вышел, он постоял, подумал, сходил на цыпочках в свою комнату, смежную дверям, ведущим в комнату Сони.
The conversation had struck him as interesting and remarkable, and he had greatly enjoyed it--so much so that he brought a chair that he might not in the future, to-morrow, for instance, have to endure the inconvenience of standing a whole hour, but might listen in comfort.	Разговор показался ему занимательным и знаменательным, и очень, очень понравился, - до того понравился, что он и стул перенес, чтобы на будущее время, хоть завтра например, не подвергаться опять неприятности простоять целый час на ногах, а устроиться покомфортнее, чтоб уж во всех отношениях получить полное удовольствие.
CHAPTER V	V
When next morning at eleven o'clock punctually Raskolnikov went into the department of the investigation of criminal causes and sent his name in to Porfiry Petrovitch, he was surprised at being kept waiting so long: it was at least ten minutes before he was summoned.	Когда на другое утро, ровно в одиннадцать часов, Раскольников вошел в дом -й части, в отделение пристава следственных дел, и попросил доложить о себе Порфирию Петровичу, то он даже удивился тому, как долго не принимали его: прошло, по крайней мере, десять минут, пока его позвали.
He had expected that they would pounce upon him.	А по его расчету, должны бы были, кажется, так сразу на него и наброситься.
But he stood in the waiting-room, and people, who apparently had nothing to do with him, were continually passing to and fro before him.	Между тем он стоял в приемной, а мимо него ходили и проходили люди, которым, по-видимому, никакого до него не было дела.
In the next room which looked like an office, several clerks were sitting writing and obviously they had no notion who or what Raskolnikov might be.	В следующей комнате, похожей на канцелярию, сидело и писало несколько писцов, и очевидно было, что никто из них даже понятия не имел: кто и что такое Раскольников?

He looked uneasily and suspiciously about him to see whether there was not some guard, some mysterious watch being kept on him to prevent his escape.	Беспокойным и подозрительным взглядом следил он кругом себя, высматривая: нет ли около него хоть какого-нибудь конвойного, какого-нибудь таинственного взгляда, назначенного его стеречь, чтоб он куда не ушел?
But there was nothing of the sort: he saw only the faces of clerks absorbed in petty details, then other people, no one seemed to have any concern with him. He might go where he liked for them.	Но ничего подобного не было: он видел только одни канцелярские, мелкоозабоченные лица, потом еще каких-то людей, и никому-то не было до него никакой надобности: хоть иди он сейчас же на все четыре стороны.
The conviction grew stronger in him that if that enigmatic man of yesterday, that phantom sprung out of the earth, had seen everything, they would not have let him stand and wait like that.	Все тверже и тверже укреплялась в нем мысль, что если бы действительно этот загадочный вчерашний человек, этот призрак, явившийся из-под земли, все знал и все видел, - так разве дали бы ему, Раскольникову, так стоять теперь и спокойно ждать?
And would they have waited till he elected to appear at eleven?	И разве ждали бы его здесь до одиннадцати часов, пока ему самому заблагорассудилось пожаловать?
Either the man had not yet given information, or... or simply he knew nothing, had seen nothing (and how could he have seen anything?) and so all that had happened to him the day before was again a phantom exaggerated by his sick and overstrained imagination.	Выходило, что или тот человек еще ничего не донес, или... или просто он ничего тоже не знает и сам, своими глазами ничего не видал (да и как он мог видеть?), а стало быть, все это, вчерашнее, случившееся с ним, Раскольниковым, опять-таки было призрак, преувеличенный раздраженным и больным воображением его.
This conjecture had begun to grow strong the day before, in the midst of all his alarm and despair.	Эта догадка, еще даже вчера, во время самых сильных тревог и отчаяния, начала укрепляться в нем.
Thinking it all over now and preparing for a fresh conflict, he was suddenly aware that he was trembling--and he felt a rush of indignation at the thought that he was trembling with fear at facing that hateful Porfiry Petrovitch.	Передумав все это теперь и готовясь к новому бою, он почувствовал вдруг, что дрожит, - и даже негодование закипело в нем при мысли, что он дрожит от страха перед ненавистным Порфирием Петровичем.
What he dreaded above all was meeting that man again; he hated him with an intense, unmitigated hatred and was afraid his hatred might betray him.	Всего ужаснее было для него встретиться с этим человеком опять: он ненавидел его без меры, бесконечно, и даже боялся своею ненавистью как-нибудь обнаружить себя.
His indignation was such that he ceased trembling at once; he made ready to go in with a cold and arrogant bearing and vowed to himself to keep as silent as possible, to watch and listen and for once at least to control his overstrained nerves.	И так сильно было его негодование, что тотчас же прекратило дрожь; он приготовился войти с холодным и дерзким видом и дал себе слово как можно больше молчать, вглядываться и вслушиваться и, хоть на этот раз по крайней мере, во что бы то ни стало, победить болезненно раздраженную натуру свою.
At that moment he was summoned to Porfiry Petrovitch.	В это самое время его позвали к Порфирию Петровичу.
He found Porfiry Petrovitch alone in his study.	Оказалось, что в эту минуту Порфирий Петрович был у себя в кабинете один.

His study was a room neither large nor small, furnished with a large writing-table, that stood before a sofa, upholstered in checked material, a bureau, a bookcase in the corner and several chairs--all government furniture, of polished yellow wood.	Кабинет его была комната ни большая, ни маленькая; стояли в ней: большой письменный стол перед диваном, обитым клеенкой, бюро, шкаф в углу и несколько стульев - все казенной мебели, из желтого отполированного дерева.
In the further wall there was a closed door, beyond it there were no doubt other rooms.	В углу, в задней стене или, лучше сказать, в перегородке была запертая дверь: там далее, за перегородкой, должны были, стало быть, находиться еще какие-то комнаты.
On Raskolnikov's entrance Porfiry Petrovitch had at once closed the door by which he had come in and they remained alone.	При входе Раскольникова Порфирий Петрович тотчас же притворил дверь, в которую тот вошел, и они остались наедине.
He met his visitor with an apparently genial and good-tempered air, and it was only after a few minutes that Raskolnikov saw signs of a certain awkwardness in him, as though he had been thrown out of his reckoning or caught in something very secret.	Он встретил своего гостя, по-видимому, с самым веселым и приветливым видом, и только уже несколько минут спустя Раскольников, по некоторым признакам, заметил в нем как бы замешательство, - точно его вдруг сбили с толку или застали на чем-нибудь очень уединенном и скрытном.
"Ah, my dear fellow!	- А, почтеннейший!
Here you are... in our domain"... began Porfiry, holding out both hands to him.	Вот и вы... в наших краях... - начал Порфирий, протянув ему обе руки.
"Come, sit down, old man... or perhaps you don't like to be called 'my dear fellow' and 'old man!'--_tout court_?	- Ну, садитесь-ка, батюшка! Али вы, может, не любите, чтобы вас называли почтеннейшим и... батюшкой, - этак tout court? .
Please don't think it too familiar....	За фамильярность, пожалуйста, не сочтите...
Here, on the sofa."	Вот сюда-с, на диванчик.
Raskolnikov sat down, keeping his eyes fixed on him.	Раскольников сел, не сводя с него глаз.
"In our domain," the apologies for familiarity, the French phrase _tout court_, were all characteristic signs.	"В наших краях", извинения в фамильярности, французское словцо "tout court" и проч., и проч., - все это были признаки характерные.
"He held out both hands to me, but he did not give me one--he drew it back in time," struck him suspiciously.	"Он, однако ж, мне обе руки-то протянул, а ни одной ведь не дал, отнял вовремя", -мелькнуло в нем подозрительно.
Both were watching each other, but when their eyes met, quick as lightning they looked away.	Оба следили друг за другом, но только что взгляды их встречались, оба, с быстротою молнии, отводили их один от другого.
"I brought you this paper... about the watch. Here it is.	- Я вам принес эту бумажку... об часах-то... вот-с.
Is it all right or shall I copy it again?"	Так ли написано или опять переписывать?
"What?	- Что?
A paper?	Бумажка?
Yes, yes, don't be uneasy, it's all right," Porfiry Petrovitch said as though in haste, and after he had said it he took the paper and looked at it.	Так, так... не беспокойтесь, так точно-с, -проговорил, как бы спеша куда-то, Порфирий Петрович и, уже проговорив это, взял бумагу и просмотрел ее.