Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 5

Тут можно читать онлайн Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 5 - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Русская классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Преступление и наказание, Часть 5
Автор:

Федор Достоевский
Жанр:

Русская классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4.25/5. Голосов: 81
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Федор Достоевский - Преступление и наказание, Часть 5 краткое содержание

Преступление и наказание, Часть 5 - описание и краткое содержание, автор Федор Достоевский, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

«Преступление и наказание» – гениальный роман, главные темы которого: преступление и наказание, жертвенность и любовь, свобода и гордость человека – обрамлены почти детективным сюжетом.

Многократно экранизированный и не раз поставленный на сцене, он и по сей день читается на одном дыхании.

Преступление и наказание, Часть 5 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Преступление и наказание, Часть 5 - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Федор Достоевский

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Amalia Ivanovna was foreseeing something amiss, and at the same time deeply wounded by Katerina Ivanovna's haughtiness, and to restore the good-humour of the company and raise herself in their esteem she began, apropos of nothing, telling a story about an acquaintance of hers	Амалия Ивановна, тоже предчувствовавшая что-то недоброе, а вместе с тем оскорбленная до глубины души высокомерием Катерины Ивановны, чтобы отвлечь неприятное настроение общества в другую сторону и, кстати, уж чтоб поднять себя в общем мнении, начала вдруг, ни с того ни с сего, рассказывать, что какой-то знакомый ее,
"Karl from the chemist's," who was driving one night in a cab, and that "the cabman wanted him to kill, and Karl very much begged him not to kill, and wept and clasped hands, and frightened and from fear pierced his heart."	"Карль из аптеки", ездил ночью на извозчике и что "извозчик хотель его убиваль и что Карль его ошень, ошень просиль, чтоб он его не убиваль, и плакаль, и руки сложиль, и испугаль, и от страх ему сердце пронзиль".
Though Katerina Ivanovna smiled, she observed at once that Amalia Ivanovna ought not to tell anecdotes in Russian; the latter was still more offended, and she retorted that her "_Vater aus Berlin_ was a very important man, and always went with his hands in pockets."	Катерина Ивановна хоть и улыбнулась, но тотчас же заметила, что Амалии Ивановне не следует порусски анекдоты рассказывать. Та еще больше обиделась и возразила, что ее "фатер аус Берлин буль ошень, ошень важны шеловек и все руки по карман ходиль".
Katerina Ivanovna could not restrain herself and laughed so much that Amalia Ivanovna lost patience and could scarcely control herself.	Смешливая Катерина Ивановна не вытерпела и ужасно расхохоталась, так что Амалия Ивановна стала уже терять последнее терпение и едва крепилась.
"Listen to the owl!" Katerina Ivanovna whispered at once, her good-humour almost restored, "she meant to say he kept his hands in his pockets, but she said he put his hands in people's pockets. (Cough-cough.) And have you noticed, Rodion Romanovitch, that all these Petersburg foreigners, the Germans especially, are all stupider than we!	- Вот сычиха-то! - зашептала тотчас же опять Катерина Ивановна Раскольникову, почти развеселившись, - хотела сказать: носил руки в карманах, а вышло, что он по карманам лазил, кхи-кхи! И заметили ль вы, Родион Романович, раз навсегда, что все эти петербургские иностранцы, то есть, главное, немцы, которые к нам откудова-то приезжают, все глупее нас!
Can you fancy anyone of us telling how	Ну согласитесь ну можно ли рассказывать о том, что
'Karl from the chemist's' 'pierced his heart from fear' and that the idiot, instead of punishing the cabman, 'clasped his hands and wept, and much begged.'	"Карль из аптеки страхом сердце пронзиль" и что он (сопляк!), вместо того чтобы связать извозчика, "руки сложиль и плакаль, и ошень просиль".
Ah, the fool!	Ах, дурында!
And you know she fancies it's very touching and does not suspect how stupid she is!	И ведь думает, что это очень трогательно, и не подозревает, как она глупа!
To my thinking that drunken commissariat clerk is a great deal cleverer, anyway one can see that he has addled his brains with drink, but you know, these foreigners are always so well behaved and serious....	Помоему, этот пьяный провиантский гораздо ее умнее; по крайней мере уж видно, что забулдыга, последний ум пропил, а ведь эти все такие чинные, серьезные...
Look how she sits glaring!	Ишь сидит, глаза вылупила.
She is angry, ha-ha! (Cough-cough-cough.)"	Сердится! Сердится! Ха-ха-ха! Кхи-кхи-кхи!

Regaining her good-humour, Katerina Ivanovna began at once telling Raskolnikov that when she had obtained her pension, she intended to open a school for the daughters of gentlemen in her native town T—.	Развеселившись, Катерина Ивановна тотчас же увлеклась в разные подробности и вдруг заговорила о том, как при помощи выхлопотанной пенсии она непременно заведет в своем родном городе Т... пансион для благородных девиц.
This was the first time she had spoken to him of the project, and she launched out into the most alluring details.	Об этом еще не было сообщено Раскольникову самою Катериной Ивановной, и она тотчас же увлеклась в самые соблазнительные подробности.
It suddenly appeared that Katerina Ivanovna had in her hands the very certificate of honour of which Marmeladov had spoken to Raskolnikov in the tavern, when he told him that Katerina Ivanovna, his wife, had danced the shawl dance before the governor and other great personages on leaving school.	Неизвестно каким образом вдруг очутился в ее руках тот самый "похвальный лист", о котором уведомлял Раскольникова еще покойник Мармеладов, объясняя ему в распивочной, что Катерина Ивановна, супруга его, при выпуске из института, танцевала с шалью "при губернаторе и при прочих лицах".
This certificate of honour was obviously intended now to prove Katerina Ivanovna's right to open a boarding-school; but she had armed herself with it chiefly with the object of overwhelming "those two stuck-up draggletails" if they came to the dinner, and proving incontestably that Katerina Ivanovna was of the most noble, "she might even say aristocratic family, a colonel's daughter and was far superior to certain adventuresses who have been so much to the fore of late."	Похвальный лист этот, очевидно, должен был теперь послужить свидетельством о праве Катерины Ивановны самой завести пансион; но главное, был припасен с тою целью, чтоб окончательно срезать "обеих расфуфыренных шлепохвостниц!, на случай если б они пришли на поминки, и ясно доказать им, что Катерина Ивановна из самого благородного, "можно даже сказать, аристократического дома, полковничья дочь и уж наверно получше иных искательниц приключений, которых так много расплодилось в последнее время".
The certificate of honour immediately passed into the hands of the drunken guests, and Katerina Ivanovna did not try to retain it, for it actually contained the statement _en toutes lettres_, that her father was of the rank of a major, and also a companion of an order, so that she really was almost the daughter of a colonel.	Похвальный лист тотчас же пошел по рукам пьяных гостей, чему Катерина Ивановна не препятствовала, потому что в нем действительно было обозначено, en toutes lettres, что она дочь надворного советника и кавалера, а следовательно, и в самом деле почти полковничья дочь.
Warming up, Katerina Ivanovna proceeded to enlarge on the peaceful and happy life they would lead in T—, on the gymnasium teachers whom she would engage to give lessons in her boarding-school, one a most respectable old Frenchman, one Mangot, who had taught Katerina Ivanovna herself in old days and was still living in T—, and would no doubt teach in her school on moderate terms.	Воспламенившись, Катерина Ивановна немедленно распространилась о всех подробностях будущего прекрасного и спокойного житья-бытья в Т...; об учителях гимназии, которых она пригласит для уроков в свой пансион; об одном почтенном старичке, француза Манго, который учил по-французски еще самое Катерину Ивановну в институте и который еще и теперь доживает свой век в Т... и, наверно, пойдет к ней за самую сходную плату.
Next she spoke of Sonia who would go with her to T— and help her in all her plans.	Дошло, наконец, дело и до Сони, "которая отправится в Т... вместе с Катериной Ивановной и будет ей там во всем помогать".
At this someone at the further end of the table gave a sudden guffaw.	Но тут вдруг кто-то фыркнул в конце стола.

Though Katerina Ivanovna tried to appear to be disdainfully unaware of it, she raised her voice and began at once speaking with conviction of Sonia's undoubted ability to assist her, of "her gentleness, patience, devotion, generosity and good education," tapping Sonia on the cheek and kissing her warmly twice.	Катерина Ивановна хоть и постаралась тотчас же сделать вид, что с пренебрежением не замечает возникшего в конце стола смех, но тотчас же, нарочно возвысив голос, стала с одушевлением говорить о несомненных способностях Софьи Семеновны служить ей помощницей, "о ее кротости, терпении, самоотвержении, благородстве и образовании", причем потрепала Соню по щечке и, привстав, горячо два раза ее поцеловала.
Sonia flushed crimson, and Katerina Ivanovna suddenly burst into tears, immediately observing that she was "nervous and silly, that she was too much upset, that it was time to finish, and as the dinner was over, it was time to hand round the tea."	Соня вспыхнула, а Катерина Ивановна вдруг расплакалась, тут же заметив про самое себя, что "она слабонервная дура и что уж слишком расстроена, что пора кончать, и так как закуска уж кончена, то разносить бы чай".
At that moment, Amalia Ivanovna, deeply aggrieved at taking no part in the conversation, and not being listened to, made one last effort, and with secret misgivings ventured on an exceedingly deep and weighty observation, that "in the future boarding-school she would have to pay particular attention to _die Waesche_, and that there certainly must be a good _dame_ to look after the linen, and secondly that the young ladies must not novels at night read."	В эту самую минуту Амалия Ивановна, уже окончательно обиженная тем, что во всем разговоре она не принимала ни малейшего участия и что ее даже совсем не слушают, вдруг рискнула на последнюю попытку и, с потаенною тоской, осмелилась сообщить Катерине Ивановне одно чрезвычайно дельное и глубокомысленное замечание о том, что в будущем пансионе надо обращать особенное внимание на чистое белье девиц (ди ве'ше) и что "непремен должен буль одна такая хороши дам (ди даме), чтоб карашо про белье смотрель", и второе, "чтоб все молоды девиц тихонько по ночам никакой роман не читаль".
Katerina Ivanovna, who certainly was upset and very tired, as well as heartily sick of the dinner, at once cut short Amalia Ivanovna, saying "she knew nothing about it and was talking nonsense, that it was the business of the laundry maid, and not of the directress of a high-class boarding-school to look after _die Waesche_, and as for novel-reading, that was simply rudeness, and she begged her to be silent."	Катерина Ивановна, которая действительно была расстроена и очень устала и которой уже совсем надоели поминки, тотчас же "отрезала" Амалии Ивановне, что та "мелет вздор" и ничего не понимает; что заботы об ди веше дело кастелянши, а не директрисы благородного пансиона; а что касается до чтения романов, так уж это просто даже неприличности, и что она просит ее замолчать.
Amalia Ivanovna fired up and getting angry observed that she only "meant her good," and that "she had meant her very good," and that "it was long since she had paid her _gold_ for the lodgings."	Амалия Ивановна вспыхнула и, озлобившись, заметила, что она только "добра желаль" и что она "много ошень добра желаль", а что ей "за квартир давно уж гельд не платиль".
Katerina Ivanovna at once "set her down," saying that it was a lie to say she wished her good, because only yesterday when her dead husband was lying on the table, she had worried her about the lodgings.	Катерина Ивановна тотчас же "осадила" ее, сказав, что она лжет, говоря, что "добра желаль", потому что еще вчера, когда покойник еще на столе лежал, она ее за квартиру мучила.
To this Amalia Ivanovna very appropriately observed that she had invited those ladies, but "those ladies had not come, because those ladies _are_ ladies and cannot come to a lady who is not a lady."	На это Амалия Ивановна весьма последовательно заметила, что она "тех дам приглашаль, но что те дам не пришоль, потому что те дам благородный дам и не могут пришоль к неблагородный дам".