Георгий Гребенщиков - Былина о Микуле Буяновиче

Наступила тишина. Все ждали, что ответит Ваське просвирня. Но в тишине раздался озорной смех Митьки:

— А вот поехать на заимку к кержаку Вавиле — стукнуть его по лбу — вот тебе и клад. Хе-хе?.. — он оглянулся на Яшу и прибавил: — И Яшу наградили бы. А то Яша нищий, а меньшак, брат его, — богатый… Это не по правде…

— Не болтай, дурак! — вдруг прорычал Матвей на Митьку.

— Я никогда б не обняла грабителя… — сдвинув брови, сказала Анисья и испытующе взглянула на Матвея. — А сноха у Вавилы пригожая, а?.. А ну-ка скажи… Пригожая?

Матвей загадочно ухмыльнулся.

Ишь ты: пытаешь? — и отвел глаза под взглядом жалящей ревности.

— Ну, дурака найти богатого! — не унимался Митька. — Дураков богатых и обмануть не жалко… Верно, Яша?

Яша только отмахнулся от него рукою.

— То-то дураков теперича нету! — разболтался захмелевший Васька Слесарь. — Вам сказывать нечего — за что я на каторгу пошел. Вот так же надоумил меня один умник — деньги отливать. И отлил я отлично… Так отлично отлил, что на суде едва их распознали, которые моей чеканки, которые государственные. И отлил я всего только две сотни рублевиков. На две красных олова купил, потратил… А на девятом рублевике попался. А по какой статье попался? А по той статье попался, что букву одну неправильно обозначил… Распознали!.. Ну?.. Нет, теперь все грамотные стали. А надо клад искать! И вот увидите — найду я клад. И буду я богатый, и всех вас позову, и такой, ядрено масло, дам пир!.. Прямо на весь мир! Ей Богу. А ну-ка, Стратилатовна, налей еще стаканчик…

— А ты не божись, не дергай Бога, — повысив голос, нежно заявила Августа Петровна. — Вот что я скажу вам, родимушки мои. В каждом человеке клад лежит. Загляни только в свою душонку и посмотри там хорошенько… И найдете вы там клад свой — всех кладов дороже.

— А как, тетенька, я его увижу? — вспыхнув, простодушно спросила Лизанька Цветочек. — Как глядеть-то надо?

— Ты еще ребенок малый — у тебя нету никакого горя — вот тебе и клад твой, — продолжала просвирня, — А прочие, которые…

Но Матвей вдруг перебил ее и заговорил, как будто сам с собою:

— А вот скоро будет тридцать лет и жизнь моя, как в глухом лесу — тропинка малая. А сколько видел горя я, сколько слез кровавых пролил!.. И родину свою спокинул и растерял знакомых всех… И без прав теперь и без талану. И с волчьим пачпортом, без имени родного, как последний сукин сын на свете!

Он опустился на сидение, уронил на руки голову и простонал надрывным, еле слышным стоном:

— Эх, Дуня моя, Дунюшка… Злосчастная сестра моя!..

Все насторожились, но никто не понял стона и последних слов Матвея. Только Анисья еще пристальнее посмотрела на него и сто-то поняла такое, отчего сердце ее переполнилось и нежностью и скорбью.

Матвей откинул голову назад и, осмотрев всех, ударил кулаком о стол и заорал:

— А я стал арестантом не по правде… Не по правде…

А раз мне раздавили душу, и убью. Самого святого человека убью… Тебя убью! — набросился он на просвирню.

Но Анисья снова бросилась к нему и стала уговаривать:

— Не надо. Никого не надо трогать! И ни в чем она не виновата.

Но тут же закричала на гостей:

— Конечно же, он не по правде пострадал. И никакой не арестант он. Так он это спьяну наболтал.

Просвирня ласково и тихо засмеялась.

— Сказано: «Людская правда ложная, а праведная — Божия». Надо терпеть, да и опять трудиться, милый сын.

— Вот ты и скажи нам прямо, — потребовала Анисья от просвирни, Есть тут Божия правда али нету?.. Если нету правды Божьей, значит, есть правда людская. А против людской правды — я сама с ножом пойду!

Лизанька выпрыгнула и позвала подружек:

— Пойдемте, девоньки, домой.

Сиди, не бойся никого! — остановила ее хозяйка. Я только языком болтаю. Я вчера на самого исправника топала ногами. А он только захихикал, старый пес! Петровна! Ну, скажи ты слово-то мудреное свое.

— А ты не нукай на Петровну! — огрызнулась Августа Петровна. Петровне пятьдесят три года. И Петровна не оракул, Петровна в Бога верует, а раз вы все тут не веруете ни в Бога, ни в черта — им тут делать нечего.

Она все повышала голос и, наконец, заговорила пронзительно и негодующе:

— Вас дьявол обуял всех! Захотелось вам, видишь ли, и счастья и богатства… Што такое счастье и богатство? Да всех счастливей и богаче тот, кто богатству не завидует. Кто сердцем и душей молод. Вот Яша-сторож, всех вас богаче и счастливее. Вот вам слово мое. Ишь ты: с ножом! Ну и иди с ножом, разбойничай. А после будешь миловаться со своим полюбовником. То-то счастье!

Неумолимою тучей придвинулся к маленькой, тщедушной старушке Матвей.

— Дак што же всем, стало быть, надо дураками быть? — спросил он угрожающе. — Всем в сторожа да в нищие пойти? Небось, Вавила-то медведем на заимке на своей сидит, а Яшке, брату старшему, гроша медного не дал. Где тут правда — говори мне!

Августа Петровна поперхнулась, отступила от Матвея, стихла голосом.

— Господи Иисусе! Да что тебе Вавила дался? — залепетала она, чуя что-то неладное во взгляде и в словах Матвея и его товарищей. — Яша, говорю, и брата своего богаче. Да на што он нам Вавила?

И опять она оправилась, снова заострила голос:

— А раз ты в Бога не веруешь, и жизнью своей недоволен — иди да в омут головой! Чего ты на меня уставился? — зазвенела она тонким криком, — Раз у тебя на ближнего рука может подняться — нет тебе на свете счастья. Понял? Ишь — ты, на Вавилу шайка собралась, к чужим богатствам подбираются, клады ищут, легкой жизни захотели? Нет у меня на злое дело никаких добрых слов. И за такое дело нету у меня к вам жалости! — она повернулась к Лизаньке Цветочку. — Уходите, девки, все отсюда, из этого гнезда осиного! — повернулась к Анисье. — Ловко ты разбойничий притон открыла. Да еще в квартире станового пристава. Где же тут вас взять? Ну, только што попомните вы мое слово: взявши меч, от меча и сам погибнет!

— Ну, будя тебе каркать! — злобно топнул на нее Васька.

— На свою голову накаркаешь! — поддакнул Митька, все так же весело ощеряясь.

Матвей угрюмо помолчал, потом произнес ровнее:

— Послухай, тетка! Меня считают тут разбойником. Но у меня же, ей-богу, сердце есть. Послухай. Нам ничего не надо. Ну, надо же нам пачпорта купить? По сотке на четверых — четыре Катерины. Раз! — он зыкнул на девушек, — Ступайте по домам! Да языки-то не распускать!

— «Не распускать!» — передразнила Лизанька Цветочек и лицо ее перекосилось злобой, когда она, выходя из комнаты, оглянулась на Анисью и Матвея.

— Окромя того Василию струмент купить — Катерина! Митьке свадьбу, хоть силком, с Лизанькой сыграть — худо две сотняги. Да всем нам на дорогу, на харчи — хоша бы две красных надо? Стало быть, на всю артель до тысячи целковых до зло дня! Достань их — мы тебе присягу примем: через год на новом месте сделаемся все, как самые хорошие. Ты поняла, ай нет?