Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

— Дальше? — переспросила женщина. — Дальше увидим, а пока что мы оставим ее, попробуем лечить.

— Тут, на месте?

— Нет, отправим в больницу… Ей нужна операция.

Высоцкий действительно почувствовал что-то похожее на испуг, но вовремя взял себя в руки.

— Далеко это?

— В Заречное.

— Так, может, я сам и отвезу?.. Поговорю с врачами.

— К большому сожалению, там мест еще нет, — сообщила главврач. — Придется ей полежать пару дней у нас.

— Можно мне сейчас повидаться с Евой?

— С больной? — переспросила женщина. — Можно, конечно, только то, о чем мы с вами говорили…

— Я понимаю, — сказал Высоцкий и встал.

Главврач подала знак ординатору, и он тоже встал, четким шагом направился к двери.

Ева, вероятно, все знала. Она вышла в то место узкого коридора, где разрешались встречи, улыбнулась Высоцкому и стыдливо оглядела свой больничный халат. Знала или догадывалась, что Леонид был у главврача, но не спросила ни о чем.

— Задержались вы из-за меня, — с сочувствием произнесла она и отвернула рукав халата, чтоб посмотреть на часики, совсем простенькие, на пластмассовом ремешке. Халат серый, поношенный, раз сто стиранный. Рукава широкие, и Евины руки в них казались тоньше, чем обычно. И сама она будто постарела за ночь, стала ниже ростом. Только улыбка сохранилась прежняя, немного, правда, стеснительная. Не знала девушка, как держаться в халате, надетым почти на голое тело, на нем не было пуговиц, и она то в одном месте придерживала полу халата рукой, то в другом. Никогда до этого ей не приходилось быть в такой одежде.

— Не думайте об этом, — успокаивал ее Леонид Александрович. — Все наверстается. Теперь самое важное — одолеть вашу беду. А вы, похоже, и не спали ночью?

— Мало спала, — неохотно призналась Ева, — незнакомое место, да и соседки разговаривали. А вы? Неужели домой успели съездить?

— Нет, тут ночевал… — вспомнил прошлую ночь и не смог преодолеть ощущения неловкости, покраснел. Ева заметила это, но вида не подала.

— Я приеду к вам туда, — будто не своим голосом продолжал Высоцкий, — буду навещать… — И в этот момент готов был казнить себя за то, что не может высказать всей правды, что, наверное, так и останется между ними что-то недосказанное, скрытое. — Там должны быть лучшие условия, — обнадеживал он себя и Еву. — Можно будет спокойно посидеть и обо всем поговорить…

— Я библиотеку не сдала, — забеспокоилась Ева. — Все так оставила. Если надолго меня задержат, то…

— Долго не будут держать, — сказал Высоцкий. — Проверят тщательно, поддержат лекарствами.

— Там — операция, — вдруг сказала девушка и посмотрела ему в глаза.

«Нет, этому человеку невозможно говорить неправду, — подумал Леонид Александрович. — Ни одной йоты неправды».

— Кто вам сказал об операции?

— Соседка по палате. Она уже не первый раз тут.

— Не слушайте соседок. У каждого свое. Вряд ли что у вас серьезное. И пободрее будьте.

…Прощаясь, Ева снова улыбнулась, хотела быть спокойной, веселой, но в глазах свежими росинками блеснули слезы. Чуть только Высоцкий заметил их, как она быстро опустила веки и, обеими руками придерживая полы халата, пошла в свою палату.

— Никому об этом! — требовательно шепнула она, взявшись за дверную ручку. Подумала немного и добавила: — Ключи от библиотеки у меня на квартире, хозяйка знает — где.

И прижала палец к губам…

Что это значило?.. Высоцкий ехал и вспоминал неповторимый в своем очаровании Евин жест. Видимо, напомнила, чтоб молчал, не говорил никому о ее заболевании. А разве он сам этого не знает?..

Вспомнилось и многое из того, что представлялось прежде в ином свете.

Дрожали пальцы, когда она записывала в абонемент книги… Думалось: замерзла девушка, и всё.

Появилась неожиданная слабость после поездки в машине по лесным дорогам… Думалось — это от запаха бензина, от тряски по ухабам.

Не хотелось есть целыми днями… Что в этом особенного? Все мы частенько питаемся на ходу, а временами и вовсе забываем про обед?..

А оно вон как все повернулось… Одолевала обида, когда вспоминались люди, от кого многое тут зависело. Давно могли дать лучшее помещение под библиотеку. Не дали. Давно могли осмотреть девушку и лечить. Не осмотрели и не лечили.

Скажем прямо: не очень-то кого интересовало здоровье и личная жизнь библиотекарши, о которой только и знали:

«Ага, это та самая?..»

«Какая?..»

«Ну, что пишет про всех да рисует карикатуры».

«И частушки сочиняет».

Никогда Ева не критиковала невиноватого. Но она «не очень разбиралась в кадрах», как сказал однажды председатель стройкома Запрягаев. Если человек «просился» в фельетон или «удостаивался» эпиграммы, то какую бы должность он ни занимал, все равно попадал в газету.

Как бы держался и чувствовал себя в таком положении, скажем, хотя бы тот же Адам Адамович Запрягаев? В библиотеку он иной раз заходил, хотя книжек не брал. Видел, что там не только тесно, но и сыро даже летом. Зимой такой холод, что ноги и в валенках мерзнут. Была там когда-та печка, строители грелись в первую зиму, а теперь труба развалилась, дымит — ее и топить не хочется.

Сам Адам Адамович не мог выделить помещение, он должен был бы просить тех, от кого это зависело, просить и требовать. И вот зашел бы он, например, к Истужкину, бывшему тогда главным инженером и часто замещавшему директора треста.

— А-а!.. Профсоюзный босс! — воскликнул бы тот. — В чем дело?

— Да вот… Насчет помещения под библиотеку.

— А это видел? — спросил бы Истужкин. — Погляди, — и показал бы список различных учреждений, которым также нужны помещения.

А Запрягаев вынул бы из верхнего кармана свой список. Покачали бы друг перед другом головами, повздыхали… И потом Истужкин наверняка заинтересовался бы:

— А кто это там у тебя заведует книжечками?

— Ты разве не знаешь?

— Ах, это та самая, которая…

— Та самая.

— Ну знаешь, и откопал же ты кладик!

— Прислали, не сам нашел.

— Она, значит, тебя в газетку разрисует на потеху обывателям, а ты ей — квартирку и комфортик на блюдечке… А посмотри да приглядись как следует: может, она еще и не на своем месте сидит? Мало ли что прислали! Кого только ни посылают на новостройки!

— С дипломом она… Сам смотрел. Высшее образование.

— Какое?

— Библиотечное.

— Ну что это за образование?

И вышел бы Адам Адамович из кабинета растерянный и смущенный.

Подсказал бы кто-нибудь врачу Викентию Львовичу Понурину (сам он не догадался об этом), что надо ознакомиться с условиями работы в библиотеке. Тогда б он перво-наперво вспомнил бы, сколько раз бывал на таких объектах, как столовая, бытовой комбинат, рабочее общежитие. В столовую, правда, ходил обедать, иногда брал кое-что в буфете. Если чересчур уж сползали на уши волосы, то заходил и в бытовой комбинат, где была парикмахерская.