Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

— Мне Евочка рассказывала о вас, — почему-то оглядываясь на ворота, заговорила она. — Вижу, что вы переживаете, волнуетесь очень. Так я хотела вам сказать, чтоб не переживали. Поверьте — я тут пятнадцать годков, и каких только больных не видела!.. Ева поправится: я по характеру ее вижу. А тут главное — характер. Она ж у нас и певица, и танцорка, и газету рисует. А стихи как начнет рассказывать, так вся палата слушает.

— Здоровье как у нее?

— Здоровьем еще слабенькая, — призналась бабка. — Но это ничего.

…Виктор Брановец за это время построил большой дом, на его улице прибавилось много новоселов, а Ева все еще слабенькая. Там, в больнице, выходит газета, там люди слышат веселый девичий голос. Этому можно верить — Ева действительно такая, нигде не унывает, энергичная. А тут, на новостройке, уже давно нет стенной газеты. Давно не слышно Евиного голоса…

Аленка выбежала на улицу Гуляева и влилась в свою компанию. Защебетали, заспорили о чем-то девочки и помчались к молодому парку. Он невдалеке от улицы Гуляева. Тут были уже скамейки, спортивная площадка, несколько аттракционов для детей и даже фонтанчик.

Высоцкий сел на скамейку. Из переулка напротив вышел Понурин — видимо, наведывался в общежитие. После разговора в кабинете Высоцкого врач избегает с ним встреч. Хоть и не подчиненный, а все же стыдится глянуть в глаза человеку, сказавшему чистую правду.

И хорошо, что не остановился, а то неизвестно, о чем бы они теперь могли разговаривать. Больше всего Высоцкому хотелось побыть одному. Вот только дети пусть бегают, играют — они не помешают.

День был жарким вдвойне — от солнца и от работы. И не жаль было, что он проходит, не было такого чувства, что кончается не вовремя. Много сделано за этот день, и уже одолевали мысли об отдыхе: прошлую ночь почти не удалось отдохнуть. Под вечер пришел в кабинет главный инженер завода железобетонных изделий, потом пригласили Кожушко. Начали уточнять конструкцию клееных арок для складов под сильвинит и засиделись почти до рассвета. Когда Леонид приехал домой, мать уже топталась возле хаты, с посошком и лейкой в руках, опрыскивала мяту, которая вытянулась почти до самых окон.

…Напротив скамейки, где сидит Высоцкий, — фонтан. Это самое излюбленное место отдыха здешней детворы. Даже из окрестных деревень порой прибегают сюда малыши, чтоб посмотреть на стремительные, прозрачный струйки и подставить под них руку, а если можно, то и голову.

Вода тихо и мерно льется в цементированный бассейн. Если дети не очень кричат и смеются, то Высоцкому хорошо слышен шум фонтана. Этот шум успокаивает, навевает дрему.

Вокруг бассейна много зелени, и вся она хорошо растет, так как сюда падают капли воды. Разнообразная тут зелень — видно, самосев. Однако, приглядевшись, Высоцкий замечает, что среди сорняков есть и мята, и даже не полевая, а самая настоящая. Он встает, срывает стебелек и снова садится на прежнее место. И когда начинает нюхать, то перед глазами снова встает мать с посошком в руках. Представилось, что это она и тут посеяла мяту, только не успела еще прополоть.

— Чего так задумался? — вдруг донесся до него голос.

Леонид Александрович повернул голову и увидел, что к нему приближается Жемчужный.

— Не помешаю?

— Ты не помешаешь, — сказал Высоцкий и немного подвинулся на скамейке, освобождая место.

Жемчужный сел, потом поздоровался за руку. Был он уже сильно загоревший и, может, оттого выглядел свежо и молодо. В сравнении с ним Высоцкий казался бледным, особенно контрастными были их руки, когда они соприкоснулись. Мужчины были в теннисках, у обоих руки по локоть открыты, а у Жемчужного даже локти загорели, к Высоцкому же солнце будто и не прикасалось.

— Что, отсюда пешочком сегодня? — посмотрев на его запыленные туфли, спросил Вячеслав Юлианович.

— Свою отдал Струку, — пояснил Высоцкий. — На профилактике. А шофер «газика» взял отгул.

— Видно, и на ногах то самое, что тут? — Жемчужный показал на его ладонь в мозолях. — Потому и сидишь… А может, детьми залюбовался?

— Угадал, — признался Высоцкий. — Видишь — вон кругленькая девочка, как поджаренная, даже брови выгорели на солнце. Это Аленка, мы вместе пришли сюда с улицы Брановца. И вот теперь сижу, слушаю их щебет.

— Был я сегодня на заводе, — начал Вячеслав Юлианович, согнав с лица беззаботную и немного снисходительную улыбку. — Видел твое изобретение… в работе. Ну что ж… Я тебе верю! Но смотри, чтоб не подвели исполнители.

— Вот и смотрю! — подхватил Высоцкий. — Смотрю каждый день. — Он поднял правую руку и помахал ею в воздухе, будто желая остудить еще совсем свежие, а потому жгучие мозоли. — Сегодня клей проверял. Специальный. Сколько нервов стоило, пока достали его. Вчера склеили несколько слоев досок, сегодня отрезали кусок и пробовали расколоть. Били ребята по очереди: один колун выщербило, у второго топорище раскололось, а склеенный чурбан не поддался. Доски трескаются посередине, а клей — как железо. Тогда взялся сам. Когда-то на лесоразработках самые здоровенные комли меня побаивались. И силой брал и глазом: надо знать, куда ударить, где более слабое место. Семь потов спустил, вот даже мозоли натер, а склеенный кусок, как назло, выдержал. Ну мне было приятно: теперь знаю, что на этот клей надеяться можно.

— Я слушал твой доклад на техническом совещании, — сказал Жемчужный. Сказал и замолчал, будто что-то обдумывая. А в сознании Высоцкого промелькнули отдельные штрихи этого совещания.

…Руководитель треста Евмен Захарович Кривошип не очень старался вбивать себе в голову что-нибудь чересчур спорное и сложное. Он понимал, что все тут решат и без него, и риска и ответственности не боялся. Из заведенной практики знал, что за провалы в таких делах бьют прежде всего главного инженера, а не руководителя треста. Потому сидел спокойно на мягком диване и, может, даже не очень вслушивался, о чем говорили, о чем спорили инженеры. Единственное желание временами возникало у него: если б хоть немного позволяли сроки, взять бы этот арочный проект себе в кабинет на отлежку. Полежал бы он в шкафу хотя бы с неделю, а там видно было б, что с ним делать, куда и как повернуть дальше.

Коробкин тоже не проявлял особой активности, а спорил больше всех Кожушко, начальник того строительного управления, которое отвечало за промышленные объекты. Он, конечно, знал из аналогичных примеров, что если построить склады по проекту Высоцкого, то они дольше прослужат, так как соль даже бетон разъедает, а дерево не берет. Но когда-то еще будут эти деревянные арки! Когда еще их утвердят в высших инстанциях… Все это может затянуться, и тогда уже не рассчитывай на премию за досрочное выполнение плана. А между тем в автомагазине подходила очередь…