Григорий Боровиков - В хвойном море [Рассказы]

По утрам Рада ходила на базар. Домой возвращалась радостно возбужденная, с большим букетом роз. За ней шел носильщик с сумками, полными фруктов.

Щедро заплатив носильщику, Рада прежде всего устанавливала в вазу розы, не переставая восхищаться:

— Какие розы! Ты только посмотри, Сережа! А запах!.. Ой, я умру от счастья! Когда у меня будет большая квартира, я одну комнату отведу под розарий. Чтобы круглый год были розы. Всякие: белые, чайные, плетистые, штамбовые, центифольные, полиантовые. И чтобы балкон был увит розами.

— Недурно, — с безобидной усмешкой произнес Батырев.

— Вот что, Сережа. Нарисуй этот букет на память. Каждый лепесток нарисуй в точности.

Сергей промычал что-то неопределенное, потер нос, задумчиво глядя на жену.

— Нарисуешь?

— Видишь ли… — Сергей показал рукой в сторону террасы. — Я пишу дворик и не хотел бы переключать рабочее настроение на другое.

— Странный ты все-таки человек, Сережа.

— А именно?

— Ну, сам посуди: рисуешь и не знаешь, получишь ли что за свою картину, продашь ли ее?

— Работаю для души и не думаю о деньгах.

— Как же так? — удивилась Рада. — Мы на заводе заранее знаем, сколько получим за работу. Из наряда все ясно.

— И у художников бывает иногда работа по договорам, заказная.

— Так возьми и ты такую работу.

— Это не так просто.

— Да-а, — Рада задумчиво вздохнула. — Так нарисуешь розы? Дома повесили бы на память.

— Я уж сказал: не хочу перестраиваться. И кроме того, не угожу тебе.

— Чем не угодишь?

— Я не фотограф, а художник, я не хочу в точности рисовать каждый лепесток, каждый листок и каждый шип.

— Не хочешь?

И Рада принялась разбирать фрукты и овощи, а Сергей ушел на террасу, к этюднику.

С час прошло в молчании. Рада приготовила овощной салат, сварила сосиски, наломала на куски лаваш, позвала Сергея.

За завтраком он сказал, как бы между прочим:

— Я буду ходить с тобой на базар — и не надо будет нанимать носильщика.

— Рублевку носильщику пожалел? — с раздражением спросила Рада.

— Не жалею рублевку. А как-то неловко.

— А я люблю, чтобы меня обслуживали. Не даром ведь, за мои деньги! Я заработала обслуживание.

— Ну, ладно, ладно, только не сердись.

Раде было приятно, что Сергей не стал спорить, но что-то похожее на досаду томило ее душу, вызывая сердечную тоску по каким-то не очень ясным, несбывшимся желаниям и неоправдавшимся надеждам. «Скучно, — жаловалась самой себе. — Завтра прогулка по морю. Разве его вытащишь». Сказала другое:

— Ешь больше, а то похудел ты что-то.

Потом, когда Сергей работал, она подошла к нему, нежно положила руки на плечи, прижалась грудью к голове, задышала духами и теплом.

— Не сердись, что я такая… реактивная… своевольная… непонимающая Тебя.

— Я люблю тебя такую, какая ты есть, — Сергей погладил ее руку. — Но не мешай мне работать.

Рада обиделась.

— Я тебе мешаю! Вкалывала, вкалывала на заводе, чтобы поехать сюда отдыхать… первый раз в жизни у моря… А тут… торчишь около твоих холстов да еще, оказывается, мешаешь. И это называется наш медовый месяц.

Слезы потекли из глаз, она размазала их пятерней по щекам и спрашивала с укором:

— Ну, зачем ты женился, зачем?

Сергей сложил этюдник: работать он уже не мог.

— Успокойся, Рада, прости меня. Понимаешь, когда я работаю, не люблю, чтобы мне мешали. Ты бы подождала немного, отдохнула бы, почитала бы.

Он сел рядом с ней, стал утирать лицо от слез, понемногу она успокоилась и даже сказала с великодушной улыбкой:

— Я прощаю тебя.

А спустя несколько минут она уговорила Сергея посвятить завтрашний день морской прогулке на пароходе и вся посветлела от удовольствия.

7

Экскурсионный пароход бойко резал пологие волны и, покачиваясь, плыл в километре от берега. Стая дельфинов резвилась на потеху людям. Животные выпрыгивали из воды, подныривали под пароход, плыли рядом с бортами, с необыкновенной скоростью уносились вперед и затем возвращались. С парохода бросали яблоки, куски хлеба, и дельфины подхватывали дары с ловкостью цирковых жонглеров.

Рада бросала дельфинам яблоки и кричала с детским восторгом:

— Какая скорость, Сережа, ты видишь? Дай чего-нибудь еще.

— Да ты уже побросала весь наш завтрак.

— Давай! С голоду не умрем.

Когда дельфины исчезли, Раде стало скучно. Сидеть не хотелось, а ходить негде — палуба маленькая.

Но вот в шумной группе молодежи раздался повелительный голос:

— Внимание, мальчики и девочки! — Высокий мужчина, порядочно увядший, поправил длинноволосую прическу, стараясь прикрыть просвечивающую макушку. — Споем! — Он вытащил из портфеля картонку с крупно написанными словами песни, кивнул баянисту, и тот заиграл. Пропев первый куплет, мужчина передохнул: — Запомнили мотив? Теперь пойте вместе со мной.

Рада шепнула Сергею:

— Затейник, наверное, из какого-то санатория. Вон как притопывает под баян, поет старательно, а в глазах непролазная скука.

— Такая работа, — сказал Сергей

— Что заставило его идти на такую работу? Лучше бы камни ворочал.

— Кому что нравится, не надо осуждать, Рада.

Прогулка на пароходе возбудила Раду. Ей не хотелось сидеть вечером дома, и она потащила Сергея на танцы, на турбазу. Надела расклешенные брюки, выпустила из-под безрукавной легкой блузки на грудь подвеску— чеканку на тоненькой золотой цепочке, удлинила черным карандашом глаза, накрасила синим верхние веки, повертелась перед мужем.

— Ну, как?

— По моде.

— Что и требовалось доказать, — Рада удовлетворенно рассмеялась. — Дай поправлю тебе галстук. Какой-то ты у меня не фасонистый, а я хочу, чтобы все видели тебя в ажуре: шик, блеск, элегант. По тому, как выглядит муж, судят о жене.

— Ты и так за мной следишь, хожу наглаженный, вычищенный, того и гляди, сороки унесут.

И Сергей нежно поцеловал Раду,

8

Турбаза принимала гостей на танцы из всех санаториев и домов отдыха. Тут было тесно и шумно. Магнитофон работал без отдыха, и танцующие пары, не уместившись на деревянном настиле, уплывали в аллеи.

Сергей и Рада потанцевали и только сели на скамью, как к ним подошел мужчина:

— Добрый вечер! Не узнаете?

Затейника с парохода узнали.

— Разрешите пригласить, — мужчина протянул руку Раде.

Плавно струилась неторопливая мелодия, и голос Эдиты Пьехи звучал с нежной грустью: «Только песня остается с человеком, песня не расстанется с тобой».

Вдруг все звуки перебил крик.

Сергей узнал голос жены, и бросился на крик.

В полутемной аллее, окруженные любопытными, стояли затейник и Рада. Затейник что-то бормотал, а Рада норовила ударить его по лицу, но никак не могла дотянуться.

Сергей прорвался через толпу, взял ее за руку: