Григорий Боровиков - В хвойном море [Рассказы]

— Что случилось?

— Дай ему в морду!

— Пойдем отсюда.

Под хихиканье и смешок толпы Сергей увел Раду с турбазы. Возбужденная и растерянная, она зло говорила:

— Ты трус! Почему ты не дал ему в морду?

— Что ты говоришь? Как это можно драться!

— А спускать нахальство всякому шалыгану можно?

— Да что случилось-то?

— Что, что? Сам понимать должен. Поцеловал он меня.

— Конечно, он нахал. Но драться я не могу. Ты уж прости меня.

— Какой ты несовременный, какой тюха!

Рада заплакала. Тихо заплакала, надолго. Плечи ее содрогались, и дрожь передавалась Сергею. Он и сам готов был заплакать от обиды за жену. Злился на себя: «Почему я такой? Ведь не трус же я. И сила есть. А драться противно».

9

После того вечера Рада стала малоразговорчивой. Никуда ее не тянуло, не ходила даже на пляж. Сидела на террасе, вязала что-то на спицах. Сергей ловил грустнозадумчивый взгляд ее, но не тревожил расспросами.

Рада сама открылась:

— Сережа, я, кажется, разочаровалась в тебе. Ты не мог заступиться за меня.

— Если бы тебе угрожала опасность, я заступился бы.

— Обязательно опасность? Это если бы меня ножом пырнули? Да? Ножом в живот? Эх ты!

— Нельзя же было устраивать скандал. Я проявил выдержку, и мы ушли без скандала.

— Выдержка! — Рада горько усмехнулась. — Ты готов застегнуть меня на все пуговицы наподобие себя. А я не хочу, не хочу!

Горячие глаза ее смотрели на Сергея с таким презрением, что он отвернулся и произнес с подчеркнутым равнодушием:

— Ну, и живи расстегнутой.

Они опять надолго замолчали. Потом он сказал, придавая голосу нежность:

— Наверное; у нас с тобой несовместимость… Характеров, понятий, вкусов, душ… Или просто мы не подготовлены к семейной жизни. — Он помолчал, расхаживая по комнате, потом голос его взорвался на высоких нотах: — Но я ведь люблю тебя!

Рада повела на него прищуренными глазами, вздохнула протяжно и шумно:

— А я уж теперь и не знаю, люблю ли тебя.

— Спасибо за откровенность.

— Хитрить не умею, лгать не хочу. Нам надо расстаться, пока я не обрюхатела.

— Ну, зачем так грубо?!

— Что, ухо режет? Ничего, словцо точное и незазорное. Пушкин в нежных письмах жене его употреблял.

Они никогда не говорили о детях, которые могут быть. Батырев считал, что дети в семейной жизни — это само собой разумеющееся, и говорить тут не о чем, их надо ждать. И теперь слова жены отозвались в душе его горечью.

— Ты не хочешь ребенка?

— Я хочу жить. — Рада смотрела в сторону, и взгляд ее из-под нахмуренных бровей был сух и тверд. — Не хочу обабиться. Затраты на детей не окупаются. Ни материальные, ни моральные. Отдачи нет.

— Кому отдачи? — спросил Сергей, все больше недоумевая.

— Родителям.

— А обществу? Ведь общество получает новых граждан.

— Общество. — Рада рассмеялась и перевела на Сергея уже помягчевший, покровительственный взгляд. — Общество — это ведь что-то абстрактное, а родители — это конкретное. А потом… общество обойдется без моих детей. Людей много.

— Ты сама до этого додумалась или наслышалась?

— Все старики об этом говорят: «Растишь, растишь детей, а потом от них ноль внимания, фунт презрения».

— Я так и подумал: не свои мысли ты говоришь, чужие.

— Ты не веришь мне?

— Верю. Но мысли чужие прилипают к тебе, а потом приходят на ум со зла. Так ведь?

— Не знаю.

Сергей обнял ее и продолжал говорить снисходительно:

— Просто ты очень молода… В тебе много еще девчоночьего.

— Это плохо?

Он помедлил с ответом, и Рада продолжала:

— Ты только на три года старше меня, а мне кажется, лет на десять.

— А это плохо?

— Непривычно, Сергей, — Рада посмотрела ему в глаза с молчаливым извинением. — Обо всем за нас подумало, а вот как замужем жить — об этом никто не подумал. А это, оказывается, так трудно.

— Да, трудно. — Сергею показалось, что наступила та минута, после которой размолвка рассеется, и он говорил тихо, примиряюще: — Давай учиться жить.

— Как это учиться? По-моему, если есть любовь, то и жизнь семейная должна идти гладко, без сучка без задоринки.

— Я тоже так думал, а теперь понял другое: мало любить, надо еще уметь строить жизнь. И это зависит от каждого из нас.

— Все может быть, все может быть, — меланхолично ответила Рада.

И потянулись тоскливые дни. Настроение Рады было переменчивым: неожиданное веселье вдруг сменялось грустной задумчивостью. Сергей пытался понять ее, пробовал расспрашивать, но она и сама не понимала своего состояния и ничего не могла ответить ему. То она говорила, что уедет одна, то отказывалась от этого намерения.

— Взбалмошная я, видно, — как-то сказала она, смеясь, на что Сергей рассердился:

— Это слишком дорогая взбалмошность. Нечем тебе занять себя, дуришь от безделья. Читала бы хоть.

Рада ответила зло:

— Буду старухой, тогда начитаюсь, а пока молода, хочу жить.

— Как ты понимаешь это «жить»?

Она помялась и не нашлась что ответить — и еще больше обозлилась.

Как-то вечером они пили на веранде чай. Где-то за горами еще светило солнце, румяня белые облака над морем, а город лежал уже в густеющих лиловатых сумерках. Трещали древесные лягушки, журчала горная речка, долетал равномерный гул моря.

Сергей любил эти вечерние часы, когда казалось, время течет медленнее обычного и в душу вселяется покой и бездумье.

Ему казалось, что Рада поняла наконец прелесть вечера и стала ближе ему, роднее.

— Тебе хорошо сейчас? — спросил он, ожидая легкого кивка головы и тихой улыбки жены.

— Сережа, — произнесла она печально, не своим голосом. — Я эти дни много думала о себе и о тебе.

— И что же? — спросил он глухо и настороженно.

— Я подумала… мне кажется… может, ошибаюсь, но… — и решительно выпалила: — Жизнь наша что-то не то. Я представляла иначе. Как — не знаю, только иначе… Надо расстаться… на время… проверить.

— Ну что ж, — стараясь быть спокойным, произнес Сергей. — Вернемся домой, квартиры у нас нет, и станем жить врозь: ты у своих родителей, я у своих.

— Нет, не так. Я должна уехать сейчас, завтра… А то я не знаю, что со мной будет.

— Хорошо. Но как ты дома объяснишь свой приезд?

— Очень просто. Тебе надо порисовать тут, время у тебя есть, а у меня мотогонки через неделю.

— У тебя и мотоцикла нет.

— В автомотоклубе дадут. Может, я попаду в сборную команду области и на республиканские соревнования поеду. А? — Глаза Рады вдруг заблестели и все лицо осветилось радостью.

— Делай как хочешь, — устало сказал Сергей.

10

До самых последних минут Сергей не верил в разрыв с Радой. На то, как она готовила машину, как укладывала в чемодан свои вещи, он смотрел иронически, точно на женскую блажь, скоропроходящую и неопасную.