Алексей Югов - На большой реке

— Вы возвратили мне жизнь! И знаете что: быть может, чтобы отвлечь его, вам с ним понадобится путешествие? Ради бога, не стесняйтесь! Я попрошу Николая Карловича: ему ничего не стоит устроить все как надо.

Сатановский на это энергично потряс головой.

— Нет, нет, все обойдется и без этого! Положитесь на меня.

Ананий Савелыч слишком хорошо знал, что без приказа «оттуда» он не имел права надолго отлучаться от своего «объекта».

Послышался стук входной двери.

— О! — сказала Андриевская. — Вот и Ники вернулся! — так в домашнем кругу называла она мужа. — Идемте ужинать.

— Благодарю вас. Итак, — еще раз заверил он ее, — повторяю: будьте спокойны, я сегодня же проведу глубокую буровую разведку в сердце моего юного друга.

— Вы, конечно, переночуете у нас? — утвердительно спросила она.

Сатановский кивнул головой. Возвращаясь с Игорем из своих прогулок на «мерседесе», он обычно заночевывал у него. И тогда до рассвета, бывало, друзья беседовали о всех делах мира.

В столовой, у сверкающего хрусталем и фарфором стола, уставленного винами и закусками, уже расхаживал в нетерпении коренастый, сгорбленный и лысый старик, видом далеко за семьдесят, с прищурым поглядом из-под белых клокастых бровей. Это был отец Августы Петровны, Петр Григорьевич, более известный среди соседей по городку коттеджей как «С добрым утром».

Его прозвали так за одну странную и для всех не очень приятную повадку.

Старик просыпался чуть свет. Летом, отпив свой кофе в совершенном одиночестве, он с первыми лучами солнышка выходил в сад осматривать свои цветники. Он был давний любитель-садовод. В городке коттеджей славились его георгины. Грунт и особые удобрения — калийные, фосфорные и тому подобные — старику доставляли без особых затруднений на гэсовских самосвалах, выписывали на склады строительства, хотя трудно было усмотреть надобность в удобрениях для возделывания, скажем, «бычков» защитных или для намыва земляной плотины. Но это все без лишней волокиты, «шучьим словом» своим устраивал, бывало, старику секретарь-референт Купчиков. Само собой разумеется, Николай Карлович ничего не знал об этих делах своего тестя. Тесть был хитер и болезненно скуп. Он и от дочери ухитрялся скрыть, что продает свои знаменитые георгины на местном рынке по пять рублей за штуку, войдя в тайную сделку с одной из домашних работниц. Она была его комиссионером.

Бегло осмотрев свой цветник — все ли в порядке, старик, опираясь на палку, медленно принимался прогуливаться по улицам городка. Его тешили встречи со знакомыми инженерами или их женами, спешившими на автобус. Он первым, даже не дожидаясь иной раз приветствия, в нетерпении останавливал их. «С добрым утром! — говорил он медовым голосом. — Как поживаете, как здоровье?» — «Спасибо, ничего», — следовал обычный ответ. Старик прищуривался и долго грозил пальцем. «Ой, ошибаетесь, ой, ошибаетесь, дорогой», — говорил он очередной своей жертве. «Почему?» — удивлялся человек. «Желтизна склеры у вас! Имейте в виду, это один из ранних признаков рака. Не запускайте! Вспомните меня, старика, да уж поздно будет!»

Ошарашив этакими приветствиями одного из своих знакомых, он опять принимался за прерванную прогулку, дожидаясь следующей жертвы.

Мало-помалу обитатели городка стали по утрам сторонкой обегать коттедж Андриевских, только чтобы не встретить зловещего старца. Еще издали, завидев его на своем пути, соседи бледнели, особенно женщины: «Ой! Свернемте, пожалуйста, вот «С добрым утром» идет.

Здоровых людей он ненавидел, морщился, словно хватив уксусу, если встреченный им знакомый говорил, что на здоровье, дескать, слава богу, не жалуется. И, конечно, пытался его разубедить.

Сатановский знал эту слабость старика. И потому сейчас, войдя в столовую из будуара хозяйки, проследовавшей на кухню, Ананий Савелович на замечания вредного старца, что у него, Сатановского, что-то подглазницы подпухли, только развел удрученно руками и сказал:

— Боюсь, что финита ла комедиа!

— Что так? — встрепенулся старик.

— Только прошу вас не разглашать...

Старик, вне себя от наслаждения, лишь покивал головой: будьте, мол, спокойны.

— Цирроз почек у меня, дорогой Петр Григорьевич. Плохи мои дела! — сказал Сатановский.

— Это непоправимо! Пока медицина бессильна. Цирроз и рак! Но как же вы могли быть так беспечны? Ай-ай-ай!..

И всякий раз, приходя в их дом, Сатановский для утешения старика придумывал себе какую-нибудь новую и непременно неизлечимую болезнь.

Зато и старик души в нем не чаял. Невзирая на свою ужасающую скупость, он, узнав от Игоря, что у Сатановского день рождения, однажды собственной рукой срезал для него десяток георгинов и послал с Игорем. Таков был тесть Андриевского.

Потирая с мороза руки, Николай Карлович весело, по-мужски переглянулся с Сатановским и указал взглядом на бутылочку коньяку.

— Коньячок «Двин»! С этим не шутят! Его же и монаси приемлют! — отвечал тот.

Стали усаживаться.

Надо ли говорить, что сервировка стола Андриевских была безупречна.

Одно только «пятно», как говорила сама хозяйка, омрачало всякий раз и ее настроение и ослепительную белизну скатерти: возле прибора Николая Карловича — потому что все остальные не разделяли его вкуса — неизменно красовалась банка «трески в масле». Это были его излюбленные консервы.

— Ну, почему не шпроты? — стонет Августа Петровна. — А то, право, стыжусь гостей!

— Да потому, матушка, что это у меня любимые консервы! — резонно отвечал он. — Я же никому больше их не навязываю. Оставьте и вы меня в покое.

И, уступчивый до робости во всех домашних и семейных делах, треску в масле Андриевский таки отстоял.

Однако сегодня он, к большому огорчению, увидел перед своим прибором банку со шпротами.

Жена исподтишка наблюдала за его лицом.

Оно вдруг стало мрачным и злым.

— Знаю, знаю! — сказала она в раздражении. — Сейчас она будет перед тобой, твоя любимая треска в масле!

Ананий Савелович, опережая ее, вскочил и по-простому, без стеснений, как человек свой, помчался на кухню самолично открыть треску в масле. Он вскрыл консервы с привычной сноровкой, на мгновенье замедлил над ними, оглянулся... Дверь из кухни в прихожую закрыта. Сатановский с быстротой фокусника вынимает из кармашка маленькую, с наперсток, скляночку и вкапывает в консервы каплю, одну только каплю какого-то желтого масла, очень похожего на то, какое в жестянке с трескою.

Через минуту он поставил перед Андриевским банку его любимых консервов. Затем обратился к хозяйке, и по его лицу было видно, что он приготовил какую-то примиряющую шутку.

— Мадам! — сказал он торжественно-шутливо, вытаскивая из внутреннего кармашка лист бумаги с каким-то текстом, отпечатанным на машинке. — Прошу у вас минуточку внимания. Это очень важно для всех жен. Я перепечатал сие из одного чешского журнала. Называется «Инструкция для женщин». Зачитываю параграф восемнадцатый: «Не сажайте мужа на цепь — лучше держать его на шелковых нитях. Умейте создать для него иллюзию свободы!»