Алексей Югов - На большой реке

— Помню, доченька, помню...

Мать старалась ни в чем ей не противоречить.

Наташа успокоилась. И опять что-то думала, думала своим рано возросшим умишком и переходила на тихий, только ей одной слышимый и понятный шепот. И долго водит и водит пальчиком по одеялу, словно бы пишет что-то...

Вот опять встрепенулась:

— Мама!..

— Что, Буратиночка моя? — Мать склоняется к ней, чтобы лучше услышать.

— Мама! — И слезы пробиваются в голосе. — А что, если я письмо Сталину напишу, может, простят папу? — И приподнялась на локте, и замерла, и впилась глазами в лицо матери.

Знала, знала Наталья Васильевна, что непоправимое уже переступило порог этой комнаты, и всячески береглась, чтобы как-нибудь ненароком не дунуть на это маленькое пламя жизни, угасающее в худеньком тельце. И все-таки не выдержала она.

— Не за что его прощать! — выкрикнула она. — Ни в чем твой папка не виноват!

Солнечный октябрьский день. Лиственный лес поредел, сквозят горы. Ярко-желтая опавшая листва заполняет дно каменистых оврагов. Кажется, что это ручьи охры, стекающие к Волге.

Лощиногорский берег. Вся прибрежная кромка лощины обставилась стальными копрами и кранами. Одни из них на суше, другие же на плавучих стальных островках. Издали они — как нефтяные вышки, вблизи похожи на поднятые дыбом фермы железнодорожного моста.

День и ночь с резким, словно удар бича, звуком стали о сталь, с присвистом пара лупят в наголовники шпунтин стальные молота́.

На большом котловане митинг: как раз накануне Октябрьских торжеств правый берег вернул себе Красное знамя, и вот два празднества как бы сливаются воедино.

Празднично разодетый Лощиногорск весь сегодня в котловане. Ярчайших красок косынки, шапочки, шарфики там и сям расцвечивают толпу, словно первый осенний багрец, тронувший чернолесье.

Вот звучит зычный и долгий гудок, отдаваемый гулом Богатыревой горы. И стрелы экскаваторов застывают.

Народ с бровки котлована хлынул в его исполинскую чащу.

Крытый кумачом помост, а на нем стол президиума установлен, близ комсомольско-молодежного экскаватора, на площадке еще не взятого экскаваторами твердого острова, который высится на самой середине котлована.

Алый вымпел реет и трепещет от ветра на верхушке стрелы комсомольско-молодежного «Уральца». Вот Иван Упоров и еще кто-то из комсомольцев несут к агрегату большое, из дерева вырезанное изображение голубя. Сергей Титов с помощью Петра Доценко принимает у них голубя из руки в руки, втягивает в кабину экскаватора и укрепляет в черном пролете дверей.

На бровке котлована звучит баян. Молодежь затеяла танцы.

На самом обрыве видны грузовики, одетые в кумач. Это подвижные буфеты.

На одном из них властно-весело, расторопно орудует Тамара. На ее голове накрахмаленный белый кокошник. Смеется, перешучивается с теми, кто толпится возле машины, ожидая кружки пива. А у самой глаза, полные жалобной тоски, то и дело устремляются поверх голов — туда, где среди котлованской молодежи ораторствует о чем-то Василий Орлов. Но он и взглянуть в ее сторону не хочет.

С Орловым стоят Доценко, Галина, Аркадий Синицын, Упоров, Леночка Шагина, Лора Кныш, Светлана Бороздина и Тайминская. К ним зигзагами пробирается Сатановский, машет рукой.

Вот он пробился, отдувается и начинает неторопливо здороваться с каждым за руку.

Василий Орлов, пожимая ему руку, на секунду задерживает ее в своей и говорит, указывая на большую, ветками хвои изукрашенную Доску почета:

— А что я вам говорил? Неплохо ваша фамилия выглядит. Ну, поздравляю!

Сатановский благодарит, затем обхватывает Орлова за плечи, дружески трясет его.

— Полно, полно тебе! — говорит Сатановский. — Что я? Скромный геодезист. Ты — другое дело. Только и слышишь: «Щиты Орлова, щиты Орлова!»

Здороваясь с Доценко, Сатановский похлопал его по плечу:

— А вот и второй герой дня. Ковш Доценко, — вы шутите? Ну, Галина Ивановна, стало быть, позвеним ковшами?

Сатановский поздоровался с Ниной. Протягивает руку Светлане. И вдруг происходит нечто неожиданное: Светлана, глядя ему в лицо, бледная, прячет свою руку за спину.

Ананий Савелович секунду стоит в растерянности. Но тотчас же улыбка появляется на его лице.

— Да! — говорит он. — Ведь мы уже здоровались с вами сегодня. Я и забыл.

И он хотел пройти мимо, к Аркадию. Но в это время, заставив Сатановского вздрогнуть, слышится безжалостный голос Светланы:

— Не здоровалась я с вами сегодня и никогда здороваться не буду.

Она произносит эти слова без выкрика, раздельно и четко, но это уже на пределе ее сил, и она решительным шагом отходит прочь.

Обескураженный Сатановский разводит руками.

— Не понимаю... не понимаю... — бормочет он. — Какое у нее право оскорблять меня? Экспансивная девушка! Я потребую у нее объяснения! Я не могу позволить, чтобы со мной обращались так!

— А, бросьте! Не придавайте значения. Кто-нибудь натрепал на вас, она поверила, ну, вот...

В это время Синицын видит, что Орлов и Тайминская уходят. Орлова встревожило поведение Светланы.

— И что это с девочкой сталось? — тихонько говорит он Тайминской. — А ну, пойдем, Нина, догоним ее. Боюсь я за нее. После истории с отцом она всех сторонится, отшатнулась от всех. Пойдем!

Нина молча кивнула головой. Но едва они сделали несколько шагов, их остановил голос Аркаши Синицына.

— Эй, эй! — крикнул он Орлову. — Куда ж ты, Васенька? Хоть бы пивком угостил!

Вне себя от досады, Василий остановился.

— Не бойся, Аркадий! — сказал он. — За мной не пропадало. А сейчас — сам видишь — к пиву не пробраться.

— Чепуха! — ответил Аркадий. —У тебя ж там протекция.

Он рассмеялся и показал в сторону Тамары.

Орлов так посмотрел на него, что Синицын поспешил исчезнуть в толпе. Светлану они уже потеряли из виду.

В стороне от всех Орлов остановил Нину.

— Слушай, Нина! — волнуясь, заговорил он. — Давно хотел поблагодарить тебя за всю твою помощь. Да боялся, не смел...

— Не за что меня благодарить. Сделала то, что обязан был сделать каждый.

Помолчали. Набравшись смелости, не глядя Нине в глаза, Орлов сказал:

— А с Тамарой у меня все кончено.

— А у меня с тобой, — ответила Нина и спокойно посмотрела ему в лицо.

Выступали: старейший на котловане сторож Евстигней Иванович, парторг Высоцкий, водители самосвалов Костиков Илья и Грушин и от экскаваторщиков Доценко.

Говорили каждый по-своему, кто как мог. Но в словах каждого прозвучало брошенное туда, в зарубежье, за океан: не мешайте нам строить, созидать! Мы войны не хотим. Мы народ-пахарь, народ-зиждитель, народ-машинотворец, у которого рукава рабочей одежды засучены по локоть, а голова полна вдохновенных, творческих замыслов. Такой народ только вынужденно берется за меч!