Алексей Югов - На большой реке

И так странно, что за этим таинственным, магическим сундучком, в который такая вера у многоопытных, ученых людей, сидит худенькая, хрупкая девчушка с белыми, как лен, волосами.

А вот другая девушка — высокая, в синей спецовке — сосредоточенно следит за опусканием с моста в быстрину, наподобие заметывания жерлицы, какого-то странного прибора, похожего на маленькую авиабомбу.

Это измеритель скоростей — тахометр.

До миллиметра точны эти водомерные наблюдения! Не самое ли неуловимое даже и для высшей математики — вода, струя?И вот целая Волга расчислена до самого дна, целая Волга легла на карты, схемы и диаграммы!

А вот подымают водолаза. Бугром вспучилась вода; ярко сверкая, из-под воды показался медный шар водолазного шлема с двумя круглыми стеклами, огромными, словно пароходные иллюминаторы.

Головастым, неуклюжим истуканом он стоит обтекая. Водолаза заботливо усаживают. Начинают свинчивать шлем.

И вдруг в воздухе, откуда-то из-за Богатыревой горы, бурей взревел, загрохотал вертолет. Он идет низко над мостом, над Волгой. И люди на мосту, сами того не замечая, невольно втягивают голову.

Аэрофотосъемка.

Волга, Волга!..

Резцов, Кареев, Асхат, редактор многотиражки и Зверев долго смотрят в небо,

Вертолет ушел.

А вон там вдали, на голубом пустынном небе, в стороне от Средневолжска, оставил свой белый росчерк незримый реактивный самолет. Росчерк этот долго-долго не расплывается. И почему-то радостно смотреть на него.

Наплавной мост огромен, широк и чист, как деревянный проспект. Иголку оброни на нем — и то заметишь.

Сейчас маленькой кучкой идти по его могучему полотну не то чтобы страшновато, а вот как все равно по огромной, чисто выметенной, пустынной площади.

И с какой гордостью пристукивают все они каблуками!

Лицо начальника земляной плотины Резцова расплывается в довольной улыбке.

— Ну, — говорит он Карееву и почти восхищенным взглядом сбоку смотрит на него. — Посрамил ты предсказателей. «Мост не впишется, мост не впишется: крайний сцеп посадите, дескать, брюхом на берег!» А гляди, как вписался!

Кареев застенчиво, но и гордо улыбается.

Резцов обращается к Звереву:

— Пиши, пиши, сынок! Внуки наши, правнуки, придет время, как про Сталинград, будут читать. Бухты ты хорошо описал. Народ похваливает. Газетку хранят. И как мост выводили и как ставили. Все правильно. Хранят газетку! — повторил он.

Гордый и смущенный этой неожиданной похвалой, Зверев отвечает несколько несвязно:

— Ну что ж! Это вот: если хранят — высшая награда газетчику!

С горы, где было стойбище бетонных пирамид и стояли наготове гусеничные краны, какой-то мужчина взбежал на мост.

Они радостно приветствовали его.

За эти три года Ваня Упоров сильно возмужал, вычеканилось лицо.

Резцов сейчас же спросил его, кого из молодежи, инженеров и техников, Упоров отобрал на диспетчерскую службу моста, когда начнется перекрытие Волги.

Иван Упоров был теперь парторгом земляной плотины. А перекрытие Волги возлагалось на этот именно район, возглавляемый Резцовым. Как многие из его старых товарищей — Василий Орлов, Леночка Шагина, Светлана, — Упоров был тоже на последнем курсе вечернего филиала гидростроительного института.

Беседуя, то шли, то останавливались у самых перил и смотрели, как, надламываясь перед самым мостом, отлогой, могучей гладью валилась вниз Волга.

— Да-а, — сказал Зверев печально. —Жаль, Пантелеич наш не дождался такого события!

Речь шла о бывшем парторге Высоцком. Тяжело больной, он еще год назад принужден был оставить строительство и теперь лечился. Его и заменил Иван Упоров.

— А как здоровье его? — спросил Зверев.

— Плохо, — отвечал Упоров. — Мы с Васей Орловым, с Доценко, Светланой, ну и с другими ребятами писали ему — звали хоть на перекрытие приехать. Нет, не может.

С правобережной дамбы на мост спускалась новенькая «вахтовка». Когда машина остановилась, из нее выпрыгнули двое орсовских молодцов в белых фартуках, затем — Тамара Панина, которая тотчас же и помогла спуститься Федосье Анисимовне Упоровой.

Тамара была все такая же, только моложе и светлее стала лицом.

Увидав ее, Резцов быстрым шагом отделился от остальных и, держа кепку на отлете, еще издали приветствовал.

— Тамаре Ивановне! — весело крикнул он, заглушая шум воды. — Ну, теперь и служба питания с нами. Живы будем!

Он подошел и за руку поздоровался с вновь прибывшими.

Федосья Упорова улыбнулась своей тонкой, застенчивой улыбкой и сказала ему в ответ:

— Да уж будьте спокойны: Тамарочка об народе позаботится. А я в помощницах.

— Ну, лучшего и желать нельзя!

И они по-деловому принялись обсуждать, где разместить «точки ОРСа».

Выслушав Резцова, Тамара сказала:

— Я считаю, Федор Петрович, одной столовой и двух буфетов мало. Еще надо прибавить столовую и один буфет.

— Я согласен. Командуйте, Тамара Ивановна. Утверждаю!— властно-бодрым, командирским голосом сказал Резцов.

Тем временем Асхат Пылаев, явно преодолев какое-то мучительное свое колебание, решился, наконец, обратиться к Резцову с просьбой, которая и впрямь звучала странно в этот час на мосту над бушующей Волгой.

— Федор Петрович! — сказал он, смущаясь. — Разрешите мне отлучиться на репетицию.

И замер.

Однако вопреки его ожиданию начальник «штаба перекрытия» ответил даже с благодушной готовностью:

— Ступай. Я, признаться, и сам подумывал, как бы это хоть ненадолго спровадить тебя отсюда: нельзя же так! Еще впереди много у нас будет всего, а ты у меня на подготовке измотаешься!

— Что за репетиция? — полюбопытствовал Зверев.

— О! — И черные глаза Асхата радостно сверкнули. — Генеральная! Одну провели генеральную. — Он показал рукою на Волгу, на мост. — А другая у меня сегодня во Дворце культуры: фрагменты из «Лебединого озера» готовим. Я — Принца... — Тут он слегка запнулся. Искоса взглянул на Упорова, но, очевидно, вспомнил, что теперь уже можно, теперь не страшно назвать перед ним это имя. — А Одетта — Леночка Шагина.

Упоров спокойно промолчал. А давно ли... Впрочем, не было между Леной и Ваней Упоровым никакого разрыва: любовь не порвалась, она истаяла. И началось это с приступов ослушания: и раз, и другой, и третий Леночка Шагина поступила по своей воле, а не так, как советовал ей Упоров. Ему это был нож острый. Он и сам не подозревал, до какой степени в его душе любовь к ней слиты были воедино с привычкой к ее послушанию в большом и малом. Он даже обиделся, когда во время одной из первых размолвок между ними ему пришлось услышать от нее, что он деспот. Кстати сказать, причиной их первых ссор было именно непомерное увлечение Леночки Шагиной «кружком балета». Так называли на гидроузле танцевальный кружок «повышенного типа», руководимый одной из танцовщиц областного театра. «Захваливает она тебя, вскружила тебе голову! Ах, Елена Шагина, известная исполнительница народных танцев!» — сквозь раздражение смеялся он над нею. Леночка сердилась, и они расставались надолго. Охлаждение нарастало. В одну из таких полос в жизнь Ивана Упорова вошло новое чувство, перед которым его любовь к Леночке стала казаться ему каким-то сентиментальным ребячеством.