Алексей Югов - На большой реке

— Вера!..

Она рассмеялась. Вдруг какое-то новое чувство изобразилось на ее подвижном лице. Сощурив глаза, слегка откинув голову, словно портрет рассматривая, она вглядывалась в отца.

— Да нет, черт возьми! Какой ты старец! Ты, ей-богу, ужасно помолодел. А глаза так и искрят!..

Она круто повернулась и обвела взором стены его кабинета.

— О! — воскликнула она в изумлении. — Однако и здесь огромные перемены. И должна признать — к лучшему. И почему это раньше тебе не приходила чудесная мысль — застеклить полки? Чудно, чудно! — негромко произнесла она, обегая полки и прочитывая надписи корешков. — Все так знакомо: вот Дюканж, Геродот, Летописи... Вот творения академика Лебедева! Эх, если бы я могла, завалилась бы здесь на диван и читала бы, читала запоем недели две, как в детстве!

Ящички картотеки библиотечной бросились ей в глаза.

— Да ну? — сказала она. — Я решительно не узнаю тебя, отец: ты на склоне лет становишься образцом порядка. Я думаю, это очень должно помогать тебе в работе.

— Это все Нина, — отвечал он, и на лице его мелькнула несмелая улыбка.

Вера ничего не сказала на это, только нахмурила бровь и отошла от книжных полок.

— Да что ж ты не сядешь? —И отец, положив ей руки на плечи, усадил ее в кресло возле письменного стола. Сам же вернулся в свое рабочее кресло. Их разделял стол.

— А это что за карточки в ящике? — спросила дочь.

— Это все к «Святославу»: источники, выдержки. А в этом вот имена, хронология.

— Ага! И, конечно, тоже «она»? — язвительно усмехнувшись, сказала Вера.

— Вера, мне больно. Зачем ты так? — Он старался не смотреть на нее. — Я никогда не думал, что ты способна на такую предубежденность. Ты же совсем не знаешь ее, никогда прежде не видала. А она очень и очень хорошая. Умная. Добрая.

Верочка дернула плечом:

— Не агитируй меня, пожалуйста! Уж как-нибудь разберусь сама. Да, не видала, но... знаю.

— Откуда?

— Это не важно.

— А! Понимаю... — горько усмехнувшись, сказал отец. — Анонимных писем тебе еще не присылали?

Дочь промолчала.

— Знаешь, — тряхнув коротко остриженными локонами, сказала она. — Я вижу, что мы на всех парах летим к ссоре. Давай поговорим на какую-нибудь... нейтральную тему. Как твой «Святослав»? Начал ты, наконец, писать? Или все еще ненасытен, все еще тебе мало, обрастаешь материалами? «К сожалению, — напишет кто-либо из твоих коллег, — заветный труд ученого так и остался незаконченным...»

Затаенная улыбка тронула губы отца.

— Не думаю... — медленно произнес он. — Если жив-здоров буду, то в средине будущего года надеюсь преподнести тебе авторский.

Вера так и подпрыгнула в кресле:

— Отец, это правда? Нет, ты шутишь!

— Можешь посмотреть. Вот. Но, конечно, это лишь «Волжский поход Святослава». Но уже прислали мне договор — наше издательство. И я подписал. В январе сдаем в печать.

— Ушам своим не верю! — радостно говорила она, взвешивая рукопись отца и слегка перелистывая ее. — Старик! Ты, ей-богу, у нас молодчина! Ну, расскажи мне, пожалуйста, как это у тебя так чудесно получилось? С детства люблю, когда ты рассказываешь о своих трудах.

Отец что-то медлил.

— Я не знаю, как ты отнесешься к этому... Думай, что хочешь, но, собственно говоря, и моя работа над «Святославом» теперь уже стала... — он остановился, подыскивая выражение, — тема... тоже не нейтральная.

Вера поняла. Покраснела. Помолчав немного, сказала:

— Конечно, я признаю, я ей нахамила.

Возбужденная, вскочила с кресла.

— Знаешь, я извинюсь перед ней. Ты нас познакомь.

— Вот видишь ты какая! Ах, Вера, Вера! Ну, я попытаюсь. Я схожу за Ниной.

Он поднялся. Вера опередила его.

Как только они вошли, Вера порывисто подошла к Нине и протянула ей руку.

— Вы меня простите, Нина Владимировна! Я понимаю, что я нахамила вам. У меня ужасный характер.

Нина не торопилась принять рукопожатие, и Верочке пришлось опустить руку.

— Вы что же, — сказала она с кривой усмешкой, — все еще боитесь меня?

— Я? — удивленным голосом переспросила Нина, и тонкие полукружия ее бровей слегка поднялись. — Нет, я вас не боялась и не боюсь. — Она посмотрела ей прямо в глаза. — Я только с нетерпением ждала встречи с вами.

— О?.. А теперь?.. — в голосе Верочки дрогнуло что-то, но еще оставался оттенок недружелюбия.

— А теперь мне безразлично.

— Так. Позволено ли будет узнать почему?

— Потому что я уезжаю, — спокойно ответила Нина.

Дмитрий Павлович побелел, потом лицо его вдруг стало красным, он рванул петлю галстука.

Вера оцепенела, она даже стала заикаться от растерянности.

— То есть, позвольте... Что вы сказали? Уедете? Куда?

— К себе, на Волгу...

— На этот самый свой котлован?

— Да.

— Да как же вы смеете, кто вас отпустит?! — закричала вдруг Вера.

Нина хотела ответить ей, но подступившие к горлу рыдания перехватили ей голос, она молча повернулась и вышла.

Вера рванулась за ней. Остановилась. Кинула отчаянный взгляд на отца.

— Папа! — выкрикнула она. — Да помоги ты, останови ее! Чего ж ты смотришь? Ух, сидит как мешок! — И, сердито сверкнув на отца глазами, притопнув каблучком, она выбежала вслед за Ниной.

Дмитрий Павлович поднялся было, но вдруг замедлил шаги, вслушался и остановился возле двери. Он понял, что сейчас ему не нужно входить туда, к ним, что он только помешает, спугнет.

В столовой Вера порывисто остановила Нину, охватив ее плечи, и повернула к себе.

— Ты!.. Какая ты жестокая!.. Я понимаю: я вела себя безобразно... Но как ты не поняла?.. Я дикая сумасбродка... И если б ты знала, что мне писали о тебе, что мне говорила эта... Я была в ужасе, примчалась как сумасшедшая... Ну прости меня, ну прости!..

И она, разбрызгивая слезы, принялась целовать ее лицо, руки, плечи.

Когда Дмитрий Павлович вышел, наконец, к ним, он увидел, как мокрыми от слез лицами они прижимаются одна к другой, и смеются радостно, и снова плачут.

Но и здесь Верочку не оставила ее мальчишеская привычка, уцелевшая еще от школьных лет, обо всем говорить чуточку с залихватским, насмешливым оттенком, все равно, касалось ли это ее самое или кого другого.

— Ты знаешь, отец, — обратилась она к нему с шутливо-серьезным видом. — Нянька права оказалась, но только судьба не одного тебя пожалела, а и меня. Я могу теперь странствовать спокойно: ты у меня в надежных руках!

И она манерно присела перед Ниной, как приседали в былое время институтки.

Поезд Верочки уходил в 12.30. Прощаясь с Ниной и отцом, она вынула из сумочки дверной ключ и, протягивая его Нине, сказала, посмотрев на запертую дверь своей комнаты:

— Я не сомневаюсь, дорогие мои родители, что вы будете примерными супругами. А поэтому считаю прямым своим долгом позаботиться о некотором приращении вашей жилплощади. Ниночка, отныне это твоя комната.