Алексей Югов - На большой реке

Инженер Кареев рассмеялся.

— Ну, если уж вас, сотрудников прессы, только этакими средствами надо «пронимать», так вот извольте послушать.

Кареев показал широким движением руки на плиту понура и на внутренний обвод перемычки, уже истончившейся, изгрызенной экскаваторами. Они и сейчас, да еще наперебой, с огромной, как крейсер, землечерпалкой жадно уничтожали тот самый вал, который созидался неимоверным трудом и который так надежно годами противостоял напору всей Волги, ограждая от нее котлован.

— Видите, девушка подошла к экскаватору, разговаривает с Доценко? Да это его Галина Ивановна! — сказал Кареев, всмотревшись. — Но не в этом дело. А обратите внимание, что не в ботиках она, не в резиновых каких-нибудь сапожищах, а в изящных туфельках на каблучках. И не теряет их в грязи. Отчего бы, вы думали? Сейчас я назову вам цифры. Оттого Галина Ивановна Доценко в туфельках может прийти в котлован повидаться с супругом, что над осушением этого котлована, над постоянною откачкой грунтовых вод у нас работало до тысячи глубинных насосов! Той воды, которую мы за это время выкачали через артезианские колодцы глубинными водоотливами, хватило бы, чтоб целых три года снабжать город с пятимиллионным населением! Да-да!..

И вот теперь мы уже сотни и сотни этих водоотливов демонтировали: они свое дело совершили. Теперь мы сами зовем в котлован воду. Пора! Стучится Волга! Надо неотложно, срочно пускать ее сюда, прежде чем перекрывать окончательно. Вы ж понимаете: вперед надо сделать отвод для Волги, водосброс. Мост уже готов, наведен, ждет. Котлован же все еще не готов к затоплению, не может принять Волгу: перемычка все еще не разобрана. А почему? Да потому, что боятся впустить Волгу в котлован: подводная часть здания бетонированием не закончена, подводная часть «бычков» СУСа тоже не забетонирована!..

И вдруг, заговорив о том, что наболело за эти напряженные дни, главный конструктор наплавного моста сразу сорвался с дружеского тона, которым он начал свои объяснения собкору, и в голосе его стали прорываться гневные нотки горечи и протеста.

СУСом — сороудерживающим сооружением — на гидроузле называли далеко вынесенный перед зданием ГЭС целый ряд расставленных с большими пролетами железобетонных устоев-столпов, каждый высотою в десятиэтажный дом.

Когда к подножию такого «бычка» подходил очередной самосвал с бетонной смесью, то он казался против «бычка» не больше, чем муравей, подползший к ноге слона.

И таких «бычков» было расставлено сорок восемь. Они делились для удобства бетонирования на ярусы — первый, второй, третий. И немало верхних ярусов еще сквозили прутьями голой, незабетонированной арматуры.

Назначение СУСа было очень простое, и уж, конечно, не только сор должны были удерживать те огромные решетки, которыми еще предстояло перекрыть широкие пролеты между «бычками». Мало ли какое «водоплавающее» тело может быть занесено в водоотводы и сокрушить и направляющие лопатки и лопасти рабочего колеса!

— Вы посмотрите, — волнуясь, говорил Кареев. — Добрая треть этих великанов стоит все еще с голой арматурой! А как же мы впустим Волгу в котлован, если «бычки» не забетонированы до отметки затопления? Сейчас это самый проклятый вопрос!.. Вы посмотрите, с какой яростью, с каким чудовищным напряжением работают бетонщики, арматурщики, монтажники... По три, по четыре нормы! Иные в прорубках остаются ночевать. Но нельзя же так — на авралах, на штурмовщине — вести такую грандиозную стройку. Разве же в этом руководство? Чего смотрит Рощин? Чего смотрит Андриевский... светило гидротехники! Ведь не только же у селектора сидят! Бывают и здесь!

Зверев, не прерывая разошедшегося инженера, что-то усиленно записывал, так что даже уши у него двигались.

— Да-а! Не подходящее им название — «бычки»! — сказал он.

Забетонированные откосы котлована позволяли зримо представить, как хлынет, как повалит Волга к «бычкам» СУСа, к донным отверстиям ГЭС. Там и сям на верхушке откосов обширные площади свежеуложенного асфальта отсвечивали, словно озера в солнечный день.

С высоты, на которой стояли все трое, далеко открывалась вся Лощиногорская котловина. И казалось, котловину эту распирает скопление могучей и разнообразной движущейся техники.

Рельсов было столько, что казалось, будто идешь по московской товарной станции: поезда, платформы, теплушки, и с паровой и с электрической тягой и на земле, и на эстакадах.

Спускаясь к перемычке, к пластающим ее экскаваторам и землечерпалке, Кареев все еще ворчал:

— Вы — газетчики! Вам бы только подвиг, подвиг! Один из Москвы приехал специально за «подвигом» и вот что сочинил: прорвало, видите ли, где-то пульповод, и вот автор заставляет «героя» закрывать пробоину своей спиной! Попробовал бы автор закрыть своей спиной пробоину в пульповоде! Думаю что долго бы он не смог вообще сидеть. Да-а — сказал Кареев задумчиво, — дело, конечно, не в единичном подвиге того или иного. Подвигов у нас на стройке немало. Народ наш подвигу не учить. Но главный подвиг: график держать, совмещенный график!

— Смотрите, смотрите! — вдруг закричал по-мальчишески Дементий Зверев, показывая на эстакаду.

Все обернулись.

Гигантский, стальной, шестидесятиметровой высоты мост эстакады, с которого шло бетонирование здания ГЭС, теперь уже не казался столь высок, как прежде, когда он в железной, четкой своей голизне одиноко вычерчивался на фоне Волги и неба. Теперь эстакада заслонена была зданием и «бычками», она как бы вросла в бетон и в густые, черные соты армоконструкций, уже слагающиеся в предначертанные для них геометрические контуры.

И все же эстакаду высоко в небе обозначал целый ряд ходящих вдоль нее могучих портальных кранов, подобных аркам железнодорожного моста.

Вот стрела зацепила, сняла с подошедшей площадки мотовоза бадью бетона и подняла ее. Десяток человек свободно спрячется в этом стальном «стаканчике», и голов не будет видно! А вот и впрямь человек карабкается зачем-то по стальным скобам-лесенкам, набитым на края бадьи. Мгновение она парит в пустынной синеве, затем быстро и точно кран опускает бадью вниз, опорожняет ее там в стальные соты арматуры. Бадья взмывает на эстакады, и вот уже стрела крана разворачивается за другой бадьей.

Но не на это указывал Зверев: такого-то он вволю нагляделся. То, на что он указывал, в самом деле было и забавно, и величественно, и необычайно.

Стоявший возле самого здания ГЭС семидесятиметровый телескопический кран вдруг протянул свою «ручищу» вниз, к другому крану, башенному, ухватил его, что называется за шиворот, как рассерженный великан мальчишку-озорника, поднял в воздух и переставил на другое место.