Алексей Югов - На большой реке

Есть склады теплые, отопляемые, есть и холодные склады. Но иные из чрезмерно габаритных и тяжелых деталей размещены прямо на дворе, на по́дмостях, под крышей; иные же — на платформах. Рельсы с гидросиловой базы идут эстакадою во внешнюю сборочную площадку перед самой ГЭС. Там совершается укрупненная, узловая сборка агрегатов.

На гидросиловой базе в расчлененном виде покоится большая половина турбин и генераторов ГЭС.

И этот колоссальный складской двор обслуживают всего две бригады такелажников и монтажников.

Их возглавляют бригадиры по сборке турбин Быков и Серов, лейтенанты запаса. Оба негромкие, расторопные, с необычайным глазомером, сметкой и хваткой. У обоих мягко-лукавая манера курить сощуриваясь.

Начальником всей базы — Лавренков, тоже офицер запаса, майор, с нашивками ранений, высокий, огрузневший блондин, с простым, открытым лицом, слегка заикающийся при волнении — след контузии.

Его помощница — Инна Кареева, инженер. Лавренков и шутя и всерьез называл ее душой гидросиловой базы.

На одной из платформ высятся лопасти рабочего колеса турбины, готовые к отправке на сборочную площадку. На каждом из шести этих чугунных «лепестков» может свободно уместиться пять-шесть человек. И строгая надпись: «Не толкать!»

А вот еще одна громадина-недотрога: диски подпятников генераторов. Они смазаны пушечным салом и покрыты парафиновой бумагой.

Стеклянные приборы лабораторий не берегут так, как здесь чугун и сталь.

Внутри складов на идеально разнумерованных стеллажах необычайно быстро можно отыскать любой болтик, любую микродеталь.

Многознаменательные здесь покоятся «детали»! Вот перед этой, например, — «кто гордец, шляпы не снимет!» — золотыми литыми буквами значится: «Ленинград. «Электросила». Мощность 123 500 квт».

Необычайные слова для людей, чья работа отнюдь не в саду, а на складе, стоят в социалистическом их обязательстве: «Коллектив гидросиловой базы обязуется любовно ухаживать...» Так и написано: «любовно ухаживать». Экие, подумаешь, нашли себе цветочки по семьсот сорок тонн!..

...Пожар начался в обеденный перерыв под полом главного склада, в подмостье.

На всем гидросиловом подворье оставалось на тот час пять-шесть человек: постовые из охраны, один из сторожей и, наконец, в конторе, где был телефон, Инна Кареева. В этот день против обыкновения Кареева не уехала на обед.

Инна вышла осмотреть складской двор. Это было вовремя! Сперва до нее донесся запах дыма и гари: пахло, как пахнут горящие тряпки. «Откуда это? Что там они жгут?» — удивилась Инна, уверенная, что это ветром нанесло откуда-то из-за ограды. И в тот же миг увидела, что из-под амбара главного склада валит черными клубами едкий и жаркий дым.

Первым ее побуждением было кинуться обратно, к телефону, и вызвать пожарную команду. Но Инна отошла уже далеко от конторы: «А за это время, пока я бегаю да звоню, огонь-то ждать не станет!..» В ужасе представила она гибель и порчу бесценного оборудования, хранящегося в главном складе.

Все складские помещения в избытке были оснащены ящиками с песком, бочками с водою и ручными огнетушителями. Один из них бросился ей в глаза. Она уже успела определить, что пылает что-то горючее в подпольном пространстве. И уже багровели черные клубы дыма, вырывавшиеся оттуда.

Быстро определив, где с наветренной стороны, чтобы не забило дыхание, вползти ей, Инна скинула свою косынку, смочила ее в бочке с водою и этой мокрой косынкой вновь повязала голову, защитив и глаза.

Все это делала она сознательно с полным расчетом и в то же время с такой быстротой, что как будто самые движения ее и являлись мыслями. Это были мысли-движения.

Затем схватила со стены один из огнетушителей — он оказался страшно тяжел — и за рукоять поволокла его по земле.

Она вползла под склад, таща за собою левой рукой огнетушитель. Можно было ползти в этом тесном пространстве только на четвереньках. Вдруг дунуло страшным жаром. Смоченная водою косынка мгновенно высохла. Дальше ползти было сверх сил.

Инна ударила головкой огнетушителя о бревно и направила сильную, точную струю в самое пламя.

Горячий дым, перемешавшийся с шипящим паром, заставил ее отворотить лицо. Но она твердо и точно направляла струю. Пламя утихло, и уже ничего вокруг не стало видно. От жаркого смолистого чада пересохло в легких. Она чувствовала, что ей плохо, и старалась неимоверным усилием сохранить остатки сознания. Пламя совсем исчезло. Сильнее стал пробиваться водяной пар. И какое-то особое чувство перелома, победы, торжества над огнем, над очагом пожара снизошло на нее. И тогда Инна Кареева потеряла сознание.

Снаружи в это время происходило вот что. Почти в тот же самый миг, когда Инна влезла в подпольное пространство склада, столб черного дыма был уже замечен постовыми и на пожарном дворе. Противопожарная служба на строительстве Гидроузла была отличной. Вереница красных автомашин с беспощадным звоном пожарного колокола, с жарким блеском медных касок уже промчалась по улицам Лощиногорска, и вот уже пожарные разматывали быстро и ловко, словно на учении, длинную пожарную кишку.

Один из них нагнулся, засунул голову, заглянул в подполье склада.

— Стой! — закричал он. — Там кто-то есть. Кто-то уже заливал!

В одно время с пожарниками примчались Кареев и Зверев. Хватились Кареевой. И стало ясно, что это она там, под полом склада.

Кареев молча быстро скинул куртку, лег плашмя и, отгребая мешавшую ему землю и камни, стал влезать было в подмостье склада.

— Инна!.. Инна!.. — глухо, как из-под земли, доносился его зов.

Все, кто стоял вблизи и поодаль, жадно вслушивались. Нет, ответа не было.

Могучее сложение Кареева, столько раз спасавшее его на фронте, здесь послужило ему плохую службу. Он скоро убедился, что попытка его ползком пролезть под склад обречена на неудачу. Вползая, он плечами, спиной чувствовал доски и перекладины пола.

Он прекратил свои попытки, вылез, тяжело дыша, с багровым лицом, в клочья порвав сорочку, весь в копоти и в земле.

На лице его было отчаяние.

К нему бросился Зверев.

— Пустите! — сказал он Карееву. — Мне же легче!

Кареев с тупым отчаянием глянул на него налитыми кровью, воспаленными от дыма глазами. Волей-неволей ему приходилось согласиться и отступить.

Гибкий, как мальчишка, Зверев быстро исчез во тьме подпольного пространства. Тьма и дым не давали ему осмотреться. Но у него наготове был его неразлучный электрический фонарик, и он засветил его. Впереди перед ним виднелось неподвижное тело Инны. Весь похолодев, он подполз и коснулся ее головы. Ему показалось, что лоб Инны холоден, как лоб умершей.