Алексей Югов - На большой реке

Он постучал себя в грудь. И опять долго-долго ему не давали говорить рукоплескания.

В конце своей речи Василий Орлов опять вернулся к борьбе за мир и закончил такими словами:

— Почему взаимное невмешательство и мир? Земной шар — один, да и не такой-то уж стал он большой при современной фантастической технике. Еще Чкалов называл его «земной шарик». Сильно должно подумать человечество о том, какие последствия могут быть для этого «шарика» и для двух миллиардов людей, которые на нем обитают, от новой мировой войны во всеоружии атомной и реактивной техники. Да и водородная бомба — это тебе не «лимонка» у пояса! Возьмем хотя бы нашего председателя Жолио-Кюри — он ясно, как физик, представил нам возможную картину атомно-водородной войны. Он сам — один из первых в расщеплении атома. И вот он во весь голос кричит: атомную энергию — только для мирных целей, последуйте примеру Советского Союза!..

Я так считаю: со временем, когда все человечество поднимется на высшую ступень, «мозг» у земного шара рано или поздно должен стать единым. Всемирный коллективный мозг свободно объединившихся народов. И все человечество поймет, что спасение его в том, чтобы это был социалистический коллективный мозг трудовых масс — созидатель, а не капиталистический мозг-паразит, мозг-разрушитель!

— Ну, знаешь, Вася, ты прямо-таки заправский стал оратор! — сказала Нина.

Орлов улыбнулся.

— Куда-а! — смущенно отвечал он. — Брось смеяться.

Лебедев поддержал Нину:

— Нет, в самом деле, Василий Ефремович, я ведь слышал ваше выступление тогда, в Староскольске, помните? И должен сказать, как небо от земли! Цицерон, Цицерон!

— Нет, не согласен, лучше Дантон или Робеспьер. Пойду на отчаянность! — отшучивался Орлов. — Эти все-таки роднее: революционеры. А у того шаткие были политические позиции!

Они вышли из подъезда. Было прохладно. Хотелось постоять, подышать. Туман освежал разгоряченное лицо.

— А знаешь, Нина, — сказал Орлов, — тебя уже ребята дезертиром производства стали считать. А я говорю: нет, этого быть не может, что-нибудь стряслось с ней.

Нина переглянулась с мужем.

— Правильно говорится, — сказал Орлов, — гора с горой не сходится, а человек с человеком встретятся! Ну, еще нам с Дмитрием Павловичем здесь встретиться не такое диво: оба делегаты. Но что вы с Дмитрием Павловичем оба в Колонном зале...

Нина перевела разговор на другое.

— Вася, я очень была довольна, что ты так хорошо упомянул про Журкова, — сказала она.

— Довольна? Признаться, я сам доволен. Как-то кстати пришлось. Молодежь его у нас часто вспоминает. Журков кое с кем переписывается. У меня и его адрес записан: он под Москвою живет, ушел на пенсию. Надо бы навестить старика.

Нина загорелась его предложением:

— Как чудесно было бы съездить к нему! Давайте, а?

Орлов задумался.

— Здорово бы это было!.. Вот только когда?

В разговор вступил Лебедев:

— Чего ж откладывать? Хоть сейчас. Моя машина — вот она. — Лебедев указал на «ЗИС», стоявший поодаль.

— Так и вы поедете? — удивился Орлов.

— А почему же нет? Мы с ним, правда, недолго общались, но я полюбил Артемия Федоровича. Могучий старик! Помню, когда я беседовал с ним, я забывал, что это не историк, не археолог...

— О! — с гордостью за Журкова воскликнул Орлов. — Наш Артемий!.. Он и нас любил попрекать, что мы плохо знаем историю.

Они подошли к «ЗИСу» академика.

Лебедев отпахнул дверцу и пригласил Орлова садиться. Тот сел, но очень был удивлен, когда и Лебедев тотчас же за ним влез в машину. «Ага, — сообразил он. — Нине предоставляется переднее сидение. Но где же шофер?»

— А где же шофер? — спросил он.

— Не беспокойтесь, сейчас будет.

И, оторопев, Орлов увидел, как проворно и умело, словно заправский водитель, Нина вскочила в кабинку и запустила мотор.

«ЗИС» мягко взялся с места.

Артемий Федорович Журков был обрадован и растерян.

Сначала он протянул руку Дмитрию Павловичу, а затем попросту обнял его, и они расцеловались.

Расцеловались и с Орловым.

— А меня? — рассмеявшись, спросила Нина и даже губы надула.

— Боюсь, не потребуется ли сперва испросить разрешения у этого товарища? — с явным шутливым намеком ответил ей Журков и кивнул на Орлова.

— Нет, не потребуется.

Нина подошла и поцеловала его.

— Укололась, поди, о щетину, — смущенно сказал Журков и неодобрительно потрогал тылом ладони небритые щеки. — Экий старый дурак! — заворчал он на себя. — И что было послушаться Танечки! Целый день сегодня ходила за мной по пятам: «Дед, побрейся! Ты некрасивый стал, дед, колючий!..» Вот и наказан!

Танечка была четырехлетняя внучка Журкова. Она уже спала. Но гордый своим сокровищем, дед хоть спящую, а показал Танечку гостям.

На цыпочках подходили они один за другим к детской кроватке.

— А косы-то, а косы-то! — умилялся Журков, указывая на малюсенькие и светлые, как пшеничный колосок, косички. — Остричь не дает, ни-ни!..

Вернулись в столовую. Квартира у Журковых была просторная, с огромными окнами. Стоял рояль. От всего убранства комнат веяло добротностью, хорошим вкусом, довольством.

К гостям вышла, приодевшись, сама хозяйка. Александра Трофимовна Журкова, исполненная какого-то особого обаяния и спокойствия, стареющая, большеглазая женщина, высокая, устало-полная.

— А! — сказал Журков. — Вот, наконец, и сама наша Шурочка! Разреши представить тебе, Александра Трофимовна, дорогих друзей.

Он стал называть их по именам.

— Академик Лебедев Дмитрий Павлович, Орлов Василий Ефремович — об этом ты довольно была наслышана у нас и там, на Гидрострое.

— Ну как же, я много раз читала о нем.

— А это Ниночка. —И тотчас же, как в старину, придал своим словам оттенок отеческой шутки. — Ты что же, думаешь, летчица, я позабыл, как тебя по отчеству и по фамилии? Ошибаешься. — И, снова обратясь к жене, сказал: — Нина Владимировна Тайминская — прошу любить и жаловать!

Нина рассмеялась:

— А вот и ошиблись, Артемий Федорович.

— То есть как? Почему ошибся? — и обескураженно отступил. — Нет, ты меня не разыграешь, озорница ты этакая! Память у старика... — Но тут же его осенила догадка. — А-а! — протяжно сказал он. — Понимаю.

Он опять многозначительно посмотрел на Орлова.

Нина поторопилась исправить его ошибку:

— Что Нина — верно, что Владимировна — правильно, но не Тайминская, а Лебедева.

Журков слегка отступил. Собравшись с мыслями, осознав, он сказал:

— Так, так! Ну, знаешь ли, Дмитрий Павлович, если бы только я мог тогда, в пятьдесят первом, догадаться, какой потерей угрожает нам твой приезд на строительство, то я, как начальник политотдела, клянусь, ни за что бы не дал тебе визу на посещение объектов. Да-с!.. Ну, а ты, беглянка с котлована, — обратился он к Нине, погрозив ей пальцем, — я тебе этого никогда не прощу!..