Алексей Югов - На большой реке

А только что до этого сам башенный кран поднял и перенес вагон-цистерну вместе с колесами.

— Да! — сказал, покачав головою, Зверев. — Все относительно!

Они опустились на перемычку. Тут их сразу оглушил гул, рокот и лязг экскаваторов и плавучей землечерпалки, напиравшей своими черпаками на разрушаемый вал.

Но над всеми этими шумами господствовал нестерпимо звонкий, металлический, неимоверно частый стук парового молота, сопровождаемый свистом и шипением пара. Молот был подвешен к стреле гусеничного экскаватора на тросах и крюках. Временами он весь окутывался облаком свистевшего пара. Казалось, молот звонко лупит в шпунтину.

— О! — воскликнул Зверев. — Старый знакомый!

— Давненько же вы не были на котловане! — ответил ему, крича на ухо, Кареев. — Старый знакомый, а дело делает совсем другое. Вы всмотритесь-ка лучше!

В самом деле, вместо того чтобы погружаться, уходить в землю, как привык на этом же котловане видеть Зверев в те времена, когда возводилась эта же самая перемычка и забивался шпунт, стальная доска шпунтины теперь от каждого удара молота короткими рывками лезла и лезла вон из земли. Она все вырастала.

— Молот обратного действия! — кричал, объясняя, Кареев. — Усилие в сто тонн. Четыреста пятьдесят ударов в минуту!

Молот перестал. Стало тихо. К ним подошел инженер Бедианов. Поздоровались.

— Эх! — сказал Бедианов. — Жалко, товарищ Зверев, что вы так поздно к нам пожаловали. Надо было приехать, когда я выдергивал нашу первую шпунтину. Помните, ту самую, возле которой вы целую ночь просидели, дожидались, когда забьем.

— Еще бы не помнить! — отвечал Зверев. — То был тысяча девятьсот пятьдесят первый!.. Лето. Конец июля. Заря с зарей сходились...

Оба помолчали в глубокой задумчивости.

— Даже странно иной раз, — сказал Бедианов. — Всю ярость кладем на то, чтобы как можно скорее убрать, разрушить все то, над чем пластались в те годы! Видите, даже молот и тот обратного действия: не забивает, а выдергивает. Перемычку разбираем. Краны демонтируем, шпунт выдергиваем.

Куда ни кинь взгляд, все было разворочено экскаваторами. Обвалы и осыпи слежавшейся и в свое время укатанной, плотно убитой земли, перемешанной с бутовым камнем, стояли местами, как причудливые развалины замков. Из земли выпирали какие-то перерубленные ковшами экскаваторов железные трубы и покоробленные, вздутые пласты шпунта.

Так выглядели доты и дзоты после усиленной бомбежки.

Вот на гаке экскаватора повис высоко в воздухе целый пласт порыжелых в земле, спекшихся своими пазами шпунтин, словно мехи разодранной гигантской гармони.

Вот трактор выволакивает на откос другой такой же шпунтовый ржавый пласт.

Редактор и Зверев впервые видели, как извлекается шпунт. Оба долго смотрели.

Для того чтобы скрепить вилку молота со шпунтиной, в ее верху сперва бензорезом прорезается, вернее — прожигается, ушко. Напористый, звонкий шум бензореза. Острый клинок голубого пламени упирается в сталь — и раскаленный до нестерпимого свечения кусок шпунтины сам собою вываливается. Сыплются раскаленные частицы металла.

Особенно занятно было смотреть с другой стороны шпунтины, когда яркий кинжал пламени как бы насквозь протыкает ее.

Металл сперва рдел и тотчас же становился раскаленным нестерпимо.

— Ух! — закрывая глаза щитком ладони, сказал Зверев. — Как в доменную печь смотришь!

На одном из «Уральцев» работал Василий Орлов. В ответ на их приветствие он только помахал рукой. Будь это в другое время, конечно, передал бы рычаги помощнику и хоть на минутку, да выпрыгнул бы к ним перекинуться словечком. Нет, не выпрыгнул. Видно было, что он сейчас не только в пылу, в самозабвении работы, но что и непроста даже для такого машиниста, каким был он, Орлов, эта работа и что править экскаватором среди развороченной перемычки, среди камня и торчащего из земли железного лома над самой Волгой и ему нелегко.

Зверев молча показал ему на блокнот: побеседовать, мол, для газеты. Но Орлов только потряс головой. Рук не оторвал от пульта.

Совсем наче отнесся к его приглашению другой знаменитый экскаваторщик стройки, Петр Доценко.

— Есть! — зычно и весело гаркнул он в окошечко кабины. Видно было, что помощник машиниста, позванный им, сел в его кресло. Коренастый, лукаво глядящий увалень в синем комбинезоне уже стоял возле них и, прежде чем подать руку, стирал ладони комком светлой пакли.

Зверев, как собкор, задал ему несколько вопросов: о вынутых кубах, о трудностях с разборкой перемычки, о том, кто еще работает на перемычке из старой гвардии и что они делают для того, чтобы ускорить затопление котлована.

Доценко охотно и деловито отвечал.

— Вздохнуть некогда! Вот времечко пришло! — заключил он. — А уберем эту чертову перемычку, впустим Волгу, тогда меня, Васю Орлова и еще Ельца сейчас же переведут к мосту, на дамбу — горную породу грузить... Обедать не успеваю! Галина сейчас нам поесть приносила.

В это время что-то крикнул ему помощник, Доценко попрощался и со странным при его неуклюжести проворством понесся в гору и вскочил в экскаватор. Оттуда он еще помахал им рукой.

— Замечательный экскаваторщик, — сказал Зверев. — Давно я знаю его. Могучий парень! Временами и сам Орлов у него на запятках! Но была и есть у него одна забавная черточка: корреспондентов уж очень любит, так на перо и лезет! Высоцкий, бывало, ругал его за это не раз. Покается, а глядишь — опять!

— Что это? — вдруг тревожно закричал шофер самосвала, спускавшегося в котлован с дамбы. — Пожар!

Поодаль южного, берегового конца здания ГЭС, где-то вблизи склона Богатыревой горы, подымался кверху клубистый и прямой в безветрии столб дыма.

Кареев вскочил в кузов самосвала. Выпрямился во весь рост. Глянул из-под руки.

— Да, горит! — вскричал он. — И это там, у Инны!

Гидросиловая база — обширный, до четырех квадратных километров, мощеный, а местами с бетонными площадками двор, тщательно выверенный во всех своих уклонах геодезистами. Сверкающая путанина рельсов. Огромнейшие, сильно вытянутые в длину склады-амбары. Они просторны, у них не двери, а прямо-таки ворота. Крыша высоко. Зато из толстых досок кладенные полы совсем низко над землей: едва ли человеку проползти. Так надо. Тут все учтено: слишком тяжелы, громоздки иные из частей, или, как зовут здесь, «деталей», турбин и генераторов, а значит, чем на большую высоту надо их поднимать, вмещая в склад, тем больше придется затратить усилий и тем больше опасности нанести случайное повреждение этим махинам-недотрогам.

Правда, все тяжелое при разгрузке и погрузке делается автокранами. Вот один из них, приземисто-могучий, похожий на робота, с вытянутыми перед собой стальными руками, наднес над крыльцом-эстакадою одного из складов какую-то длинную деталь. Так вот, на вытянутых руках, носят дрова. И рабочие-такелажники, управляющие этим краном, обращаются с ним совсем как с живым и разумным: похваливают его, тихим голосом отдают команду, которую вряд ли может услышать в своей кабине крановщик: «Так, так! Возьми чуточку на себя! Наклони еще немножко к нам!..» И, словно мгновенно понимая их, кран выполняет все легко, быстро и точно. «Ну, молодец! И кто тебя только выдумал?» — частенько говорят ему такелажники.