Василий Ажаев - Предисловие к жизни

Ночью снова задула пурга. Взбесившийся ветер налетал на домик лаборатории, проникал во все щели и завывал на все лады. Тонны снега, вздыбленные ветром, носились в воздухе. Глухо и мощно гудела тайга.

Володе, лежавшему в постели с книгой Арсеньева в руках, пришлось встать и укрыться поверх одеяла полушубком. Дом вздрагивал, стекла звенели. Казалось, что буря раскачает дом, сорвет его с насиженного места и понесет вместе со снегом во мрак.

Утром Забавников запретил сотрудникам выходить из дому: пурга достигла невиданной силы. Шура волновалась — как произвести обязательные для каждого дня метеорологические наблюдения. Профессор согласился сделать отступление — Володя уговорил Сергея Кузьмича разрешить ему вместо Шуры выйти на улицу.

С шутками и смехом они готовились к этой весьма не простой экспедиции. Володя тепло оделся, Фетисов обвязал его концом длинной веревки, наказав другой конец крепко привязать к крыльцу.

— Как прикидываешь, в какое время назад обернешься? — спросил Фетисов.

— В полчаса обернусь. Тут до будки метров двести… Десять минут в пути, остальное потрачу на работу.

— Ну, ну, поглядим!

Шура тоже посмеивалась над Володей, и он спросил:

— Если унесет меня ветром, будете горевать?

— И не подумаю, даже рада буду…

Они долго не могли открыть входную дверь, и, когда наконец открыли, Дубровин выскочил и сразу же захлопнул ее за собой. Ветер придавил его к крыльцу. Преодолев силу плотного воздуха, он шагнул на ступеньку, и его сразу подхватил, понес снежный смерч… Едва касаясь земли, Володя никак не мог остановиться и — летел, летел… Веревку он не успел привязать к крыльцу. Упал, его потащило в туче снега, потом прижало к земле мощным порывом сверху.

Полежав минуты три и приглядевшись, он разобрал в белесом бесновании пурги темневшее в нескольких метрах от него здание. Боясь встать, он пополз к нему. Это был полузанесенный снегом сарай-заводик, где Наумов изготовлял опытные столбики и кубики из бетона. Оказывается, инженера отшвырнуло от дома более чем на пятьдесят метров. Володя всем телом почувствовал холод: ветер проникал сквозь одежду, даже через швы полушубка; снег завалился за воротник, в рукава, запорошил глаза… Уже со всей осторожностью Володя пополз по направлению к метеобудке. «Рожденный ползать летать не может», — шутил он над собой.

Полз Володя очень долго. Трудно было преодолевать натиск воздуха, движущегося в разных направлениях с огромной скоростью. Он весь взмок, даже руки вспотели. В конце концов ему удалось добраться до будки. Пришлось расчищать от снега вход в нее. Выкопав траншею в метр высотой, Володя открыл дверь и забрался в помещение.

Здесь его и нашли Фетисов с Шурой. Прошло, оказывается, пять часов с тех пор, как он ушел из дому.

Шура глянула на Володю, глубоко вздохнула, подбежала и порывисто схватила его за руку.

— Вы говорили, что рады будете, если меня унесет, — я и решил улететь по ветру куда-нибудь подальше, — пошутил Дубровин.

Она ничего не ответила, только отпустила его руку и стояла перед ним тихая и кроткая, глядя ему прямо в глаза.

— Она, брат, слезу пустила и на меня набросилась, — рассказывал Фетисов, будто впервые вглядываясь в раскрасневшееся, мокрое от снега лицо девушки.

Вечером Фетисов улучил момент и подступился к Забавникову с разговором о Шуре и Володе.

— Видел бы ты ее давеча, — сказал он. — Как она о нем тревожилась!

Забавников поднял голову от дневника, в котором описывал сегодняшнюю пургу. На сумрачном лице его разгладились морщины, оно стало добрым и ясным, как всегда, когда он думал о дочери.

— Владимир-то говорил тебе что-нибудь о намерениях своих? — спросил Павел Иванович. — Ведь любовь крепкая у них, всякому видно, чего ж он медлит и не высказывается?

— Я верю Володе — он уважает и бережет свою любовь; Шуру он не обидит. — Забавников засмеялся. — А ты видно, совсем забыл, как трудно бывает объясниться, когда сильно любишь?

— Ты возьми да помоги ему, — посоветовал Фетисов. — В таких случаях, Сергей Кузьмич, лучше не тянуть и побыстрее сыграть свадьбу…

— Гуляка! Придется тебе подождать, из-за тебя торопиться не будем. — Забавников помолчал, лицо его стало серьезным, с какой-то просветленностью и сердечностью он сказал: — Вмешиваться в это никому не надо, нельзя. Позавчера ходили мы втроем к реке, наледь смотреть. Я от них нарочно отбился и потихоньку наблюдал: даже сердце щемит, как славно. Такой светлый праздник любви бывает только у детей! Придет время, он скажет ей, что любит и что не может без нее жить, и тогда они сами заявятся ко мне.

Сергей Кузьмич не знал, что Володя уже сказал эти слова Шуре и произошло это как раз позавчера, когда он от них отбился. Шура и Володя остались одни в чистом березовом лесочке; бродили, перебрасываясь снежками и шутками. Шура набрала в валенки снегу, Володя забеспокоился, заставил ее поочередно снимать валенки и вытряхивал из них снег. Она стояла то на одной, то на другой ноге, опираясь на него. В благодарность за проявленную заботу она погладила мех его шапки, а он, поймав руку, снял варежку и поцеловал теплые пальцы. В этом лесочке, пропитанном светом и свежестью, его слова с признанием, не очень-то новым в истории человечества, были новыми для девушки и обрадовали ее.

Набравшись смелости, они однажды вдвоем пришли к Забавникову, и, к удовольствию Фетисова, сразу же был назначен день свадьбы, причем забайкалец взял на себя все приготовления к торжественному событию.

В отношениях Шуры и Володи окончательно определились ясность и просветленность, подобная той, что сияла в березовом лесочке. И вся короткая любовь их была ясной и ровной, без недомолвок, взрывов и страданий. Ощущение умиротворенности приходило к нему и теперь, когда он вспоминал еще какой-нибудь важный пустячок, забывал на миг о том, что продолжения их любви не последует, что он вернулся с войны один, оставив Шуру лежать под каменной плитой в далекой Белоруссии.

В день отъезда в часть Дубровин проснулся очень рано. Ночью прошла шумная гроза с блистанием молний, с громом, сотрясавшим окрестности. Лежа на спине, он смотрел в окно и думал о том, как хороша бывает природа после грозы. Свежий, кружащий голову воздух вливался в окна.

Володя быстро оделся и пошел прощаться с заветными местами. Собираясь в новый поход, мог ли он знать: вернется ли обратно?

Над рекой поднимались легчайшие туманы, будто серебряные одежды ночных духов, испугавшихся утреннего солнца. А оно светило, величаво поднимаясь над лесом. Сопки на мгновение стали ярко-малиновыми на вершинах, потом сразу поголубели.