Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

— Я, кажется, помешал вам, извините. Я пришел посоветоваться с вами по одному важному делу.

Сергеев очень хотел хорошо изучить киргизский язык. Для этого он завел карманный словарь, где записывал такие слова и фразы, вроде: «садитесь», «вы будете курить?» и прочее. Но все же свободно разговаривать на киргизском языке он еще не мог. Поэтому, когда киргизы, решив, что он хорошо владеет языком, начинали пространно говорить на своем языке, Сергеев страшно смущался. В таких случаях он вызывал своего помощника-переводчика. Но иногда помощник был в отлучке, и тогда туго приходилось Сергееву. «Вот беда-то, хуже нет, когда не знаешь местного языка! — сетовал он. — Знание языка в нашем деле имеет первостепенное значение. Если только не переведут в другое место, обязательно выучу киргизский язык!»

В этот раз Сергееву тоже пришлось прибегнуть к помощи переводчика. Это насторожило Сапарбая. «Хитрый человек, видать. Только что говорил со мной по-нашему, а теперь переводчика позвал. И глядит он исподлобья, словно прощупывает глазами. Ну пусть, пусть щупает. Скрывать мне нечего, совесть у меня чиста!»

И все-таки поначалу он как-то волновался, говорил сбивчиво, путано. Руки его дрожали. «О прах отцов, чего это я боюсь?» — рассердился он на себя и, сам того не замечая, крепко сжал рукой колено.

— Как вы и сами знаете, товарищ начальник, наш аил — самый отдаленный из всех шестнадцати аилсоветов волости и, пожалуй, самый отсталый. Это потому, что наш аил разбросанный. Каждый род живет на своих старых местах маленькими аилами. Многие все еще не соглашаются собраться всем родом в одно место. Привыкли они жить сами по себе со своим скотом, в своих дворах. Да к тому же большинство народа все еще безграмотно. Комсомольцы аила много сил приложили, чтобы организовать ликбез, но старики не только не ходят туда сами, но и сыновей и невесток своих неохотно пускают в Красную юрту. Особенно не любят они, когда учатся молодые женщины и девушки. «Зачем им учиться, все равно они не будут начальниками. Лучше пусть занимаются своими домашними делами», — говорят старики и старухи. Поэтому у нас темных, безграмотных людей много, и с ними приходится говорить умеючи, по-свойски, а не то они могут истолковать твои слова по-другому.

«А что, разве у вас что-нибудь неладно среди народа?» — хотел было спросить Сергеев, но не стал перебивать Сапарбая.

— Во-вторых, — сказал Сапарбай, уже более освоившись, — у нас есть два крупных рода, которые с давних пор правят всеми другими родами. Это род Батыра и род Эшима. Возле крупных родов по соседству держатся мелкие роды. Они зависят от крупных и поддерживают их. Кроме того, есть потомки прежних рабов, которые до последнего времени батрачили у бай-манапов, называются они Курама…

Переводчик смутился:

— Рабы — это понятно, а что такое Курама?

Сапарбай объяснил ему, что Курама — это сборный род мелких, бедных семейств. Переводчик объяснил в свою очередь начальнику и, покачивая головой, добавил:

— У киргизов все это очень своеобразно!

«О прах твоего отца, правильно ли ты переводишь, кто тебя знает?» — подумал с сомнением Сапарбай.

— Так к чему я это все говорю, — промолвил Сапарбай. — Дело в том, что «дети» больших родов не очень-то желают подчиняться советским законам. Они привыкли к своим законам и поэтому не оставляют попыток заставить работать на себя Кураму. А это им не очень-то удается. Особенно стали недовольны они советской властью с тех пор, как появились артели. Всякие враждебные слухи распускают именно они, и бегство в горы тоже начали они. Конечно, они виноваты, их надо призывать к порядку, но для этого вовсе не следует вызывать солдат с пушками, как этого добивается наш батрачком Шарше.

Услышав об этом, Сергеев чуть было не расхохотался, но тут же сдержался и продолжал внимательно слушать. Сапарбай между тем настолько освоился и так увлекся рассказом, что позабыл даже, что разговаривает с большим начальником. Он чувствовал себя так, словно бы беседовал с близким другом.

— Вы поймите, товарищ Сергеев. Народ, честно говоря, ни в чем не виноват. Мы сами порой перехватываем через край.

Последнее относилось к Шарше, но Сапарбай не счел нужным каждый раз называть его имя.

— Мы сами должны исправить допущенные ошибки, не так ли? А от вас мы ждем только понимания нужд нашего аила, доброго совета и доверия к нам.

Последние слова Сапарбая заставили Сергеева насторожиться. До этого, месяц тому назад, Саадат по совету Калпакбаева дал ложные сведения в политотдел. Он писал:

«Мой отец действительно был баем, но я с ранних лет лишился его и не испытал отцовского влияния. Я воспитывался в советской школе. Три года успешно работал на советской работе. Но в нашем аиле немало злопыхателей, ненавидящих выдвижение молодых. Они всячески охаивают честных людей, подрывают их авторитет. Например, я одним из первых вступил в колхоз и отдал работе все свои силы. Однако такие враждебные элементы, как Сапарбай Саякбаев и Самтыр Дубана-уулу, используя родовую вражду, отстранили меня от работы. Товарищ начальник, Сапарбай — самый отъявленный крамольник в нашем аиле. Он совращает бедняков с правильного колхозного пути, запугивает их всякими страшными слухами. Он собирается организовать переход бедняков за границу, в Китай. Отец Сапарбая, Саякбай, прячет наган, винтовку и пятьсот патронов, купленные Сапарбаем на казенные деньги. Его самые близкие сообщники — это Осмон, нечестным путем пробравшийся в комсомол, и Омер, выдающий себя за бедняка. Они тоже прячут у себя две винтовки и пять пудов опия. В скором времени они должны бежать в Китай».

Кроме того, под рукой у Сергеева был еще один донос, написанный Курманом по наущению Саадата, где говорилось:

«Я сын бедняка и сам бедняк. Пять лет честно работал в комсомоле. Когда я начал разоблачать таких враждебных Советам людей, которые пытались одурачить народ и настроить его против советской власти, как Сапарбай, то Сапарбай добился моего изгнания. Сам он не осмелился открыто выступить против меня, но зато натравил Борукчиева Шарше, обвинившего меня в том, что я якобы «байский прихвостень». Сапарбай сам расхваливал за это Шарше и, как бедняка, выдвинул его батрачкомом аила. Шарше с тайной целью держит наготове скакуна, имеет винтовку и три пуда опия. Эти бандиты кормят своих лошадей семенным зерном, собранным со дворов, чтобы в назначенный срок махнуть в Китай. Я прошу политотдел принять строгие меры к врагам народа».

Когда этот материал поступил в руки Сергеева, он, конечно, сразу не знал, кто прав, и начал осторожно расследовать это дело. Как раз в эти дни и пришел к нему Сапарбай.

Сергеев вначале неприязненно отнесся к нему. «Это тот самый!» — подумал он, но вида не подал. Сейчас он уже другими глазами смотрел на Сапарбая, над словами которого ему приходилось серьезно задуматься. Попрощавшись с ним, Сергеев сразу же стал сопоставлять его сообщение с прежними сведениями.