Николай Фомичев - Неожиданные люди

— Читайте! — басовито буркнул Кремнев и бросил на край стола радиограмму.

Ваганов прочитал и передал Артюхину.

Радировал прораб с кирпичного завода: «Сидим без воды. Омельченко».

Артюхин, чернобровый красавец с волевым лицом, прочитав, пожал плечами и аккуратно положил листок перед Кремневым.

— Что скажете? — отрывисто спросил Кремнев. Он был не в духе: жевал губами, хмурился и сжимал и разжимал сцепленные пальцы рук, лежащих на столе. Он был не в духе оттого, что все работы на строительстве пришлось из-за ненастья остановить, и план марта — излюбленной поры для буранов — летел ко всем чертям.

— Надо принимать меры, — сказал Ваганов.

Артюхин молча, с вниманием рассматривал письменный прибор — массивное изделие из серого гранита.

— Василь Гаврилыч, — поднял на него тяжелый взгляд Кремнев. — Трактор с санями можно организовать?

— Трактор не пройдет, Герман Павлович, — сказал Артюхин тоном, не допускающим возражений. Он был, среди немногих, на хорошем счету у начальника стройки и мог себе позволить держаться с ним уверенно.

— Все же нужно, чтобы он прошел, — сказал Ваганов, пытаясь заглянуть в глаза сидевшему напротив Артюхину, но тот настойчиво смотрел на Кремнева.

— В такой сумасшедший буран ни один вид транспорта через степь не пройдет, — ответил наконец Артюхин, но не Ваганову, а Кремневу…

Ваганов, избранный секретарем парткома недавно и, к скрытому неудовольствию Кремнева, желавшего работать с человеком более покладистым, ничем пока не проявил себя, и поэтому Артюхин позволял себе немножко игнорировать Ваганова, с которым он к тому же и поругивался в бытность нового секретаря начальником СУ.

— Вы как сюда добрались с вашей базы? — спросил его Ваганов.

— На вездеходе, — нехотя поглядел на него Артюхин. — Целый час через сугробы пробивались, а здесь всего и езды-то десять минут.

— Если «ГАЗ-69» прошел, значит, и трактор пройдет, — сказал Ваганов.

— В городе — пройдет, а в степи — заблудится…

— Ну, мы же не можем оставить людей без воды, — сказал Ваганов.

В карих глазах Артюхина мелькнула насмешка:

— На воде сидят без воды? Снегу пусть натопят.

— Если бы можно было обойтись снеговой водой, Омельченко бы не радировал. Снеговую воду нужно фильтровать…

— Прижмет — отфильтруют, — уверенно сказал Артюхин.

Молчание Кремнева продолжалось. Он сидел, туго сдвинув брови, остановив перед собой невидящий взгляд полуприкрытых веками глаз, — казалось, весь ушел в решение задачи, которую обдумывал сейчас Ваганов, но Ваганов знал из опыта своих двухлетних наблюдений этого человека, с тех самых пор, как тот из самых высших, министерских сфер во время реорганизации был переброшен к ним для ускорения строительства, взамен мягкосердечного Малинина, что Кремнев встревожен был совсем другим: неотвратимостью последствий, которыми ему грозили непрекращавшийся буран и срыв строительного плана…

— От жажды они, конечно, не погибнут, — спокойно продолжал Ваганов, считавший самой сильной стороной своего характера сдержанность. — Но если мы оставим их на произвол судьбы, то, как руководители стройки, понесем огромный моральный урон…

— О каком уроне речь идет? — спросил Кремнев, умевший, не слушая, улавливать самую суть разговора.

— Просто люди перестанут верить нам — вот что я имею в виду, — сказал Ваганов. И, делая попытку перетянуть Кремнева на свою сторону в споре с Артюхиным, решил намекнуть, что это он, начальник стройки, более других ответствен за сложившуюся ситуацию, ибо участок на кирпичном создали по его приказу — создали преждевременно, без надлежащей подготовки быта, в страшной спешке, вызванной необходимостью обеспечить работой большую партию прибывших по оргнабору.

— Вы же знаете, какие условия на кирпичном — ни столовой, ни бани, ни душевых… И если мы еще оставим рабочих без воды, неприятности могут быть самые неожиданные… Тем более, что среди них немало людей неустойчивых, освобожденных по амнистии…

Кремнев молчал, барабаня по столу короткими, пухлыми пальцами, и энергично шевелил сжатыми губами. Шквальные порывы ветра и снежного вихря с шумом бились в огромные окна и сотрясали кабинет. Назойливо, не умолкая дребезжало плохо укрепленное стекло, и было странно, что этот звук не раздражал Кремнева.

— Так как, Василь Гаврилыч, можно помочь Омельченке? — внезапно обратился он к Артюхину.

— Нет, — сказал Артюхин. — Пока не стихнет буран, помочь ему невозможно.

— А ты как считаешь? — спросил Кремнев Ваганова.

— Я считаю, что нужно и можно помочь…

— Снарядить трактор — вообще не разговор, — сказал Артюхин. — К завтрашнему утру все будет готово: сани, цистерна с водой и надежный тракторист. А если в дороге что случится и тракторист замерзнет? — «Кто будет отвечать?» — взглядом спросил он Ваганова.

— Риск, конечно, есть, — сказал Ваганов. — Но мне приходилось пробиваться сквозь такой буран, правда, с колонной автомашин… Нужно только подобрать добровольцев, лучше двух, объяснить, что дело это сложное и опасное…

— Это уж мы найдем, что им сказать, — слегка усмехнулся Артюхин.

— Нужно, чтобы трактористы оделись соответственно, — продолжал Ваганов, не заметив этой колкости. — И пусть возьмут с собой электрический фонарь с красным стеклом…

— А это еще к чему? — поднял брови Артюхин.

— На всякий пожарный случай… Им хорошо сигналить в любую непогоду.

— Так что, снаряжаем трактор? Такое ваше указание? — спросил Артюхин, потирая ручки кресла.

— Да, — сказал Ваганов и, значительно глядя в лицо Артюхину, добавил: — Можете считать, что вы получили задание парткома.

— Понятно, — сказал Артюхин и посмотрел на Кремнева.

— Так, может быть, ты на себя возьмешь командование этой операцией? — небрежно спросил Кремнев, обращаясь к Ваганову и вкладывая в слово «командование» несколько иной смысл — «ответственность»…

Ваганов кивнул:

— Беру на себя, — и, поднявшись следом за Артюхиным, пошел из кабинета.

…Рано утром Артюхин позвонил ему домой и доложил, что трактор отправился в рейс. А через час, когда Ваганов сквозь нестихающий буран добрался до работы (намеренно проделав путь пешком) и сидел за столом, разбирая бумаги, дверь кабинета распахнулась, и на пороге появились двое трактористов в меховых унтах, замасленных полушубках и с малахаями в руках.

— Что случилось?! — быстро спросил Ваганов, подходя к трактористам и признав в одном из них чеченца Махмуда Зимаева, которого Артюхин назначил старшим в нынешний рейс.

— Страшно, Андрей Ильич, — сказал Махмуд, глядя честными глазами в глаза Ваганову. — Совсем ничего не видать…

«Что мне оставалось делать? — прервав воспоминания, спросил себя Ваганов. — Звонить Артюхину? Спорить и доказывать?.. Кинуться на поиски других добровольцев, из местных старожилов? Так ведь Артюхин — старожил и опытный механик — не пошел на собственный риск… А может быть, мне нужно было побежать к Кремневу и расписаться перед ним в своем бессилии? И упустить за этой суетой драгоценное время — светлую часть дня?.. Я сделал так, как сделал бы любой в моем положении…»