Владимир Федосеенко - После смерча

Надя не ответила. Но вопрос, приходил ли Роман в назначенное место их встречи, не давал покоя. И при­дет ли на вечер в институт в ближайшую субботу? Толь­ко этим теперь и жила.

И вот наконец наступил долгожданный день. Вечер в институте.

Когда в институтском клубе появилась группа парней-речников, как называли их студенты, многие обра­тили внимание на Романа, который выделялся среда них формой и наградами. Некоторые перешептывались: "Этот Надин" — и уже оглядывались, отыскивая ее глазами.

Надя первая увидела Романа, и ее всю, то ли от волнения, не дававшего покоя всю неделю, то ли от ра­дости, как бы пронзило током. Ей что-то сказала Вера, но она ничего не слышала. Стояла с побледневшим ли­цом и остановившимся где-то на середине зала вглядом. И все же краешком глаза успела уловить, что Роман, перебросившись словами с парнями, направился в ее сторону. Когда Надя поздоровалась с ним, по лицу у нее пробежала едва уловимая усмешка. В этой усмешке Роман почувствовал упрек и, хоть долго готовил себя к этой встрече, знал, что сказать в свое оправдание, тем не менее растерялся, потому что рядом с Надей стояли Вера и подружки. Хорошо, что на выручку пришла Вера.

— Где это вы так долго пропадали?

— Обстоятельства так сложились, что пришлось снова на передовой побывать. Меня в городе всю эту не­делю не было.

У Нади сразу же отлегло от сердца, напряжение спа­ло, и она вся как бы обмякла. Вера взглянула на нее, и они поняли друг друга, а Роман, робея при всех, уже просил извинить его, что не смог прийти на свидание. Душа Надина пела от радости, но девушка сделала вид, что ей, в сущности, это все равно. Роман уловил, что безразличие Нади наигранное, и уже сам засомневал­ся; а приходила ли она на свидание? Даже подумал, что, может, и напрасно попросил у нее прощения.

— Если б знал,— вздохнул Роман,— не пришел бы сюда.

— Что, если б знали,— тут же переспросила Вера.

— Зачем же идти туда, где тебя не ждут.

— А вот я в минувшую субботу возле клуба была,— не выдержала Надя.

— В таком случае, еще раз прошу прощения. Я вам позже расскажу, почему не смог вовремя вернуться в город, если, конечно, это вам интересно.

— Я и так вам верю,— сказала Надя.

— Вы даже представить себе не можете, как она переживала,— поднявшись на цыпочки, прошептала на ухо Роману Вера.

Надя хоть и слышала все, но сделала вид, что ше­пот сестры ее вовсе не интересует. Но скрыть счастли­вой улыбки так и не смогла. Спохватившись, она по­знакомила Романа с подружками, стоявшими рядом с ними. Только теперь Роман, поняв, что ему поверили, немного успокоился. Оглядев зал, нашел глазами това­рищей. Федор уже стоял возле Зои. Роману очень хо­телось, чтобы побыстрей заиграла музыка, чтобы хоть во время танца поговорить с Надей. В присутствии по­сторонних разговор не клеился. Вдруг Роман увидел, что лицо Нади перекосилось, словно от боли. "Что с ва­ми?" — обеспокоенно спросил он. Но Надя смолчала и постаралась стать так, чтобы ее не было видно из-за плеча подруги. Вера подмигнула Роману и показала глазами на двери. Роман посмотрел в ту сторону и уви­дел того самого лейтенанта, который приходил с Надей к ним в клуб. Однако появление здесь этого блюстителя порядка особого впечатления на Романа не произвело ибо Надя уже рассказала ему об их отношениях.

— Вы испугались? Если не хотите, чтобы вас бес­покоили, никто этого сделать и не посмеет.

Надя вышла из-за плеча подруги и стала возле Ро­мана. Наконец громко зашипела пластинка. Роман с Надей первыми закружились в вальсе.

— Знаете, казалось бы, война принесла всем столь­ко страданий, а любовь к музыке у людей все равно осталась. Ее ничем не вытравишь. Помню, немецкие са­молеты ночью разбомбили островок среди гиблого, топ­кого болота, где находился наш партизанский отряд. Потерь мы не имели, но напугали нас крепко. Кони, на­пуганные не меньше нас, оборвали уздечки, которыми были привязаны к телегам, и разбежались в разные стороны. Один партизан и говорит: "Я сейчас соберу коней". Взял патефон, поставил на пенек и завел плас­тинку — вальс "Оборванные струны", который мы сейчас с вами танцуем. И что же вы думаете, собрал всех коней до единого. Потом я не раз убеждался, как любят музыку эти животные.

— А ведь есть люди, которые к музыке равно­душны.

— Таких только пожалеть можно.

— Вот и лейтенант тоже, когда я сказала ему, что приятно послушать музыку и не умея танцевать, отве­тил, что музыку он не любит.

— Не верьте ему. Он просто не хотел вас вести на танцы.

— Нет, правда, он ни одной мелодии правильно на­петь не может. Пробовал — так мы с Верой просто об­хохотались.

— А за девчатами ухаживать умеет.

— Наверное, и любить умеет.— Не сомневаюсь. Вот мимо вас не прошел, влю­бился.

— Не верю, чтобы человек, который мне не нравит­ся, заинтересовался бы мною.

— А мне верите? — широко улыбаясь, Роман кру­жил ее в вальсе. Надя, не отрывая от него взгляда, кивнула головой и улыбнулась в ответ.

— Если б вы знали, как я мучился все эти дни, ду­мал, что уже больше не встречусь с вами.

— Тогда, в назначенный вечер, вы бы со мной все равно не встретились.

— Почему, разве вы не приходили?

— Приходила, потом расскажу об этом.

— Так вы не знали, был ли я?

— Сердце подсказало, что не были.

Танец окончился, и Надя увидела, что лейтенант направился к Вере.

— Не пойдем туда. Боже мой, как же я его нена­вижу!..

— Кого?

— Да вон, типа этого,— она кивнула в сторону лейтенанта.

— А чего он, собственно, пристает? Что вы ему, обязаны чем-нибудь?

— Еще чего не хватало. Липнет как смола...

— Он любит тебя.

— А я не верю.

— А если и в самом деле?

— Все равно не смогу поверить,— засмеялась Надя.

К Вере тем временем подошла высокая седая жен­щина.

Роман спросил у Нади, кто это.

— Ваша знакомая, заведующая учебной частью института.

— Да, да, припоминаю, беседовал с нею, когда пы­тался поступить.

— Она тогда рассказывала, что вы из госпиталя, после ранения. Говорила, что читала вашу характерис­тику и очень хотела принять вас в институт, но по су­ществующему положению сделать это было невоз­можно.

— А почему она здесь, на танцах?

— Она одинокая и всегда старается быть со своими студентами. Вся ее семья погибла во время бомбежки.

— А почему вам она рассказала обо мне?

— Как-то при девчатах она спросила, есть ли у ме­ня парень, вот те и рассказали ей.

— А почему же они не рассказали, что у тебя есть милиционер?

— Не знаю. Я говорила, что у меня никого нет.

— Теперь убедится в обратном.

— Ну и пусть убеждается. Она с большим уваже­нием относится к партизанам.

— Ты уважаешь ее?

— Очень. Она тоже ко мне расположена.