Владимир Федосеенко - Дубовая Гряда

Владимир ФЕДОСЕЕНКО

ДУБОВАЯ ГРЯДА

Роман

Не забудем ничего: ни детской сле­зинки

над трупом убитой фашистами матери,

ни обесчещенных наших свя­тынь,

ни даже сломанного в поле колоска.

Леонид Леонов

1

Августовский день выдался знойным, раскаленный воздух мелкими волнами плыл над полем. И хотя тени косматых верб уже вытягивались на восток, все еще бы­ло душно. Дорога через торфяное болото, по которой не­мецкий ефрейтор гнал деревенского паренька и ранено­го красноармейца, была настолько выбита копытами ло­шадей и колесами телег, что настил ее торчал сухими острыми щепками. Высохшее за лето болото горело, ед­кий дым стлался низко над ним. Высоко вверху, поблес­кивая на солнце черными перьями, пролетали вороны. А вокруг — тишина. Только у парня за спиной лязгали две железные коробки да глухо стучал подкованными копы­тами конь, на котором ехал конвоир.

Миновав полосу дыма, ефрейтор удобнее уселся в сед­ле и начал напевать какую-то песню. Паренек поднял го­лову и глянул вперед, где густые ряды верб сливались в сплошной косматый вал, врезавшийся в высокий темный лес. Верхушки елей сплетались в замысловатый орна­мент на фоне голубого неба.

Во время зимних каникул парнишка вместе с отцом приезжал в этот лес и потому знал, что где-то недалеко должна быть река.

— Скоро дойдем до воды, там напьемся, — вполголоса сказал он красноармейцу.

— Не смогу,— ответил тот и, прижав ладонью окро­вавленную гимнастерку к правому боку, опустился на трухлявый пенек.

Парень остановился, снял коробки.

— Вставай, дойдем...

— Ауфштеен! — гаркнул ефрейтор, направляя коня на красноармейца. Конь встал на дыбы. Повернувшись, конвоир взмахом руки приказал юноше поднять ранено­го, и тот послушно подхватил спутника под мышки.

— Дойдем до реки, напьешься, и станет легче,— уго­варивал бойца паренек.

Красноармеец отрицательно покачал головой:

— Нет, браток, худо мне... Все равно погибну... Гла­за почти не видят, сапоги полны крови...

Однако, стиснув зубы, он все же поднялся и зашагал рядом с юношей, успев шепнуть:

— Дойдем до леса — убегай...

Парнишка не сразу понял смысл этих слов, и все же сердце его забилось чаще. «Я убегу, а что с ним будет? — мелькнула мысль.— Он же погибнет!» Как бы ожидая ответа, глянул на красноармейца, все еще прижимающего бок ладонью, на которой, поперек набрякших жил, запеклись темные полоски крови, и негромко сказал:

— Зачем бежать? Он нас куда-нибудь да приведет, а там тебе перевязку сделают.

— Слушайся меня,— поморщился от боли боец.

Юноша промолчал. Ефрейтор по-прежнему напевал себе под нос.

Вот и лес. На придорожных соснах, ободранных ав­томашинами, поблескивали похожие на слезы капли смолы. Высоченная сосна, срезанная снарядом, почти пе­регородила дорогу. Подходя к ней, красноармеец огля­нулся. И вдруг ухватился обеими руками за корень, тор­чащий из земли, и изо всех сил рванул его. В тот же миг грянул выстрел. Паренек бросился бежать, но ее успел свернуть за сосну, как над головой его захрапел конь.

— Хальт! — взревел ефрейтор. Юноша остановился. Лежа на земле, так и не выпустив корень из рук, красно­армеец судорожно вздрагивал.

— Фашист, гад! — вырвался у паренька отчаянный крик. Повернув голову, немец с видом победителя цырк­нул сквозь зубы слюной на затихшего пленного и махнул рукой, приказывая парню идти дальше.

Под вечер они добрались, наконец, до деревни Галы. На окраине ее, возле гумна, под большой дикой грушей стояла палатка. В палатке потрескивал радиоприемник. Оставив пленного во дворе, конвоир вошел в гумно, где, сидя вокруг стола, немецкие офицеры играли в карты. Ефрейтор вытянулся и отрывисто заговорил, но никто не обратил на него внимания, Только один из игроков, се­дой подполковник, время от времени поглядывал на еф­рейтора, потом бросил карты и вышел из гумна. Натянув на руки перчатки, подполковник подошел к юноше, взял его за подбородок и заглянул в глаза.

— Умный, как это у вас говорят, морда... Как зовут?

— Володя,— ответил паренек.

— Волёдиа,— повторил офицер.— Откуда пришель? Где есть твой дом?

— В деревне Дубовая Гряда.

— А-а, Вольдемар, Вольдемар из Дубовая Гряда. Карашо.

Подполковник вошел в палатку и спустя минуту вы­нес топографическую карту.

— Значит, ты из эта деревня? — он ткнул пальцем в нанесенную синим карандашом черточку на карте. Воло­дя присмотрелся к мелким буковкам надписи: «Дубовая Гряда».

— Ага,— кивнул он головой.

— Там большевистски зольдат, и ты бежаль сооб­щать о германски зольдат, так? — ссутулившись, офицер внимательно смотрел в глаза хлопцу.

— Я ничего никому не собирался сообщать.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— О, у меня дома такой сын, и зовут его тоже Воль­демар. Карашо. Иди туда,— подполковник указал рукой на широко распахнутые ворота гумна.

Шагнув в помещение, Володя не успел даже огля­деться, как двое солдат схватили его, втолкнули в темный закут и плотно прикрыли дверь, привалив ее чем-то тя­желым. Несколько минут парнишка стоял неподвижно, не решаясь сделать и шагу.

— Проходи, не бойся! — послышался из темноты чей-то голос.

— Я не боюсь, но ничего не вижу.

— Это со света. Проходи сюда и садись.

Юноша ощупью добрался до незнакомца и опустился на холодный ток. Начались расспросы: за что схватили, где, когда...

Тут оказалось три человека: два раненых красноар­мейца и бывший колхозник из соседней деревни. Он и заговорил с хлопцем, рассказал, что два дня назад, пос­ле допроса, немцы расстреляли за гумном двух аресто­ванных.

Долгий путь по августовской жаре настолько измучил Володю, что он растянулся на холодном жестком току и незаметно уснул.

Наутро все пленные молчали, прислушиваясь к тому, что делается вокруг. Вдруг один из красноармейцев, ра­ненный в шею, приподнялся и заговорил: «Патроны на исходе, на нас нажимают!» Поняв, что боец бредит, его попытались успокоить. Но с криком: «Вперед! За Роди­ну!» — красноармеец сорвался с места, ринулся в темно­ту и, с разбега ударившись головой о стену, как подко­шенный рухнул возле нее.

Часовой вытащил солому, которой на ночь было за­ткнуто маленькое оконце. Солнечные лучи осветили не­подвижного бойца, на шее которого заплывала алыми пятнами грязная марлевая повязка.

— Воды, дайте воды! — закричал Володя, изо всех сил навалившись на дверь. Дверь приоткрылась, юноша протиснулся в щель и замер под удивленными взглядами немецких офицеров.

— Воды... Скорее воды... Там человек умирает...— сбивчиво попросил он.