Владимир Федосеенко - После смерча

— Мне дадут.

— Хорошо, я согласна.

Роман медленно отпустил Надину руку, круто повернулся и быстро зашагал прочь. Шагалось легко, ноч­ная темнота уже не казалась такой мрачной.

III

Снег таял. И не оттого, что пришло его время — на дворе стоял февраль. Машины и пароконные армейские повозки, танки и самоходки, тяжкая поступь сол­дат — все это месило, давило, смешивало землю со сне­гом, нагревало воздух, и он, под низкими свинцовыми тучами, сжимался, пропахший соляркой, бензином и потом. И, казалось, февраль тает, расплывается во всей этой лязгающей, скрипящей, ревущей круговерти.

Лошаденка, выбиваясь из сил, едва тащила изъез­женные до копылов сани. Роман часто соскакивал с них, сворачивал лошаденку на обочину дороги, давая проезд военной технике.

Ночной мрак густел. Слышно было, как долбили землю снаряды, тускло вспыхивали ракеты, изредка гонялись одна за другой трассирующие пули. Передовая линия фронта была недалеко. Романа удивляло, что он столько времени двигается на запад и никто не остановил его, не спросил даже, куда он едет. И солда­ты, и офицеры обращали внимание только на его папа­ху с красной ленточкой наискосок. А куда он тащится на этой худущей лошаденке, никого не интересовало. Когда Роман дергал вожжи, лошаденка даже пыталась бежать трусцой, но бедняге это давалось с трудом и, идя широким шагом, от нее можно было не отставать.

Роману надо было проехать деревушку, стоявшую под горой вдоль болотца, и, минуя гать, выехать в по­ле, откуда была хорошо видна его хата. Но только он переехал улицу, как тут же уткнулся в шлагбаум. Сра­зу же к Роману подошел молодой солдат. Он удивленно воззрился на его папаху и со злостью дернул за вожжу.

— Опят партызан, давай поворачивай оглобли, чтоб я тэбя тут не видэл,— прокричал он с грузинским акцентом.

— Ну, чего ты раскричался, когда это ты меня ви­дел? Пропусти, браток, добром прошу. Мне разрешили, понимаешь! В сельсовете даже коня дали. Я должен съездить в свою деревню — Корму, знаешь такую, и взять немного харчей. Семья пухнет с голоду, боль­ные все.

— Кто тэбе разрешил?

— Сельсовет.

— Назад! — выхватив у Романа вожжи, солдат по­вернул лошаденку от шлагбаума.— Мотай, мотай от­сюда!..

— А где твой начальник?

— Здэсь,— солдат показал на хату.— У нас нэт началник, майор, он то же скажет.

Роман повернул ко двору, на который указал сол­дат. Снаружи казалось, что в хате никого нет. Но когда Роман отворил дверь, увидел: во второй половине горе­ла лампа и за столом сидел немолодой майор. Роман поздоровался и спросил, можно ли ему проехать в Корму.

— Зачем вам туда, там же передний край.

— Я знаю. Но моя мать с семьей эвакуирована оттуда за Днепр, и им нечего есть. Надо откопать и завезти им хоть пару мешочков зерна. Я договорился с командиром части, и он мне обещал смолоть.

— Ваши документы?

Роман достал из кармана партизанскую справку, орденскую книжку, удостоверение техникума и все про­тянул майору.

Пока майор рассматривал документы, вошла хозяйка хаты.

— Пропустить вас не можем,— сказал майор, от­давая Роману документы.— Недавно здесь, возле Кор­мы, неизвестная группа под видом партизан соедини­лась с нашими войсками. И к этому отнеслись беспечно. А ночью те "партизаны" связали нашего солдата и ушли обратно через передовую... Вот видите.

И вдруг заговорила внимательно разглядывавшая Романа хозяйка хаты:

— А сыночек мой, ведь вы в партизанах были! Я ж думала, что вы все убитые. Помните, стояли в моей ха­те, я вам поесть приготовила, и только вы за стол сели, как вбежал часовой и закричал, что деревню немцы окружают. Вы побежали, и сразу же возле болота страшная стрельба началась. Наши люди тогда похоро­нили там убитых партизан. Вы у них командиром бы­ли. Я запомнила.

— Так вы знаете его? — обратился майор к жен­щине.

— А как же, это свой человек, партизан, его у нас многие знают. А где же матуля ваша? — снова обрати­лась женщина к Роману.

— За Днепром. Все в тифу лежат.

— И я ж там. Вот пришла взять чего-нибудь из ве­щей. К нам еще пускают.

— Значит, вам здесь пришлось сражаться до наше­го прихода? — спросил майор.

— Так точно, товарищ майор.

— Тогда я вас пропускаю. Возьмите вот это,— майор поставил треугольную печать на бумажке и про­тянул Роману.

Роман заглянул в бумажку. Там было написано: "Часовой, пропустить". Он поблагодарил и быстро вы­шел из хаты.

Солдат осветил фонариком пропуск, что-то пробур­чал по-своему и поднял шлагбаум. "Повезло,— думал Роман.— Если б не эта женщина, пришлось бы порож­няком назад возвращаться. А там так надеются и мать, и сестра, и брат, что спасу их от голода".

Роман вспомнил и эту женщину, и тот бой возле га­ти. Здесь тогда погиб Миша, о котором он рассказал Наде. Роману тогда повезло, смерть была рядом, что назы­вается, на волосок от него. Он столкнулся в кустах нос к носу с гитлеровцем, оба отпрянули и бросились в раз­ные стороны, и оба одновременно обернулись, но Ро­ман успел выстрелить первым. Немцы забрали трупы своих солдат, а партизан похоронили местные жители.

Роман остановил лошаденку на гати, слез с саней, снял свою тяжелую папаху и молча постоял на том месте, где тогда они вели бой. Посмотрел по сторонам, нигде никакой могилки так и не увидел. "Окончится война, и я сюда обязательно приеду,— подумал он.— Такие замечательные ребята погибли". Сев в сани, Ро­ман тронул коня, задумался. Перед глазами возникли мать, сестра, брат, Надя. Как же ему хотелось похва­литься матери, что у него теперь есть девушка, студент­ка. Но мать, на минуту придя в себя, посмотрела на сына и снова впала в забытье, начала бредить. Разве можно было в такой момент говорить с ней о девушке?

Вдруг за болотцем послышались резкие, режуще-ревущие звуки — и вверх рванулись стрелы ярко-белого огня. Где-то за деревней, куда ехал Роман, громом прокатились взрывы. Роман догадался, что это был залп "катюши". За ней ударили несколько орудий, заухали минометы. Прифронтовой конек не спеша хлюпал по лужам, не обращая внимания на взрывы. Канонада была недолгой. Однако, подъезжая все ближе к деревне, Роман явственно слышал, как где-то там, недалеко, на западе, строчили пулеметы, автоматы, как взвивались ракеты, освещая невысокий лесок. Даже доносились крики "ура". Это наши войска вели разведку боем.

Неузнаваемой стала родная деревня. Хаты были разрушены, многие сгорели дотла, вокруг дворов никаких оград, кое-где торчали одинокие деревья. То тут, то там откуда-то из-под земли выскакивали искры. Солдаты жили в блиндажах, из которых выходили на поверхность раскаленные докрасна жестяные трубы. Во дворе у Романа был отрыт такой же блиндаж. Возле него он и остановил свою лошаденку. Сразу же перед ним вырос солдат: