Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

Партизаны улеглись на краю ржаного поля. Хлопцы молчали в ожидании товарища. Командир подумал, что напрасно принял Пылилу в свою группу. Парень он сме­лый, но главного в операции никогда не понимает и сла­женно с другими воевать не может. Разве не он навязал группе бой с вооруженной до зубов ротой гитлеровцев на гати около Дубовой Гряды? Едва успели удрать... И раз­ве не Павел тайком от группы отправился в деревню к девчатам? Чуть не полночи пришлось его искать. «Лад­но, пускай только вернется, отправлю в отряд»,— при­шел к заключению командир.

Небо хмурилось, казалось, вот-вот пойдет дождь. Но постепенно тучи рассеялись, начало проясняться. Во ржи, недалеко от партизан, закричала перепелка: «подпалюподпалю-подпалю...»

Ребята ждали, пока посветлеет: нужно было искать Пылилу. Со стороны железной дороги послышался отда­ленный шум поезда.

— Надо воспользоваться этим шумом,— сказал Ми­кола.— Разойдемся так, чтобы видеть друг друга. Федя, иди в направлении тех кустов, я пойду за тобой. Если найдете труп, никаких звуковых сигналов не подавать, а только присесть. Сосед поступит так же, а за ним даль­ше по всей цепи.

Он первый пошел на правый фланг, остальные хлоп­цы поспешили растянуться в цепь. Поезд был еще дале­ко. Возле кирпичного дома изредка взвивались ракеты.

Партизаны успели пройти половину дороги, когда впе­реди послышался крик дикой утки. Неужели Павел? Ведь Микола сам учил его подражать утиному кряканью. Но это оказалась настоящая дикая утка. Она, видимо, вела утят к водоему, но выводок успел добраться только до поля и встретился с людьми. Утка захлопала крылья­ми, закричала, оторвалась от земли и снова упала, от­влекая внимание партизан от своих детей. А утята, как мыши, затаились в траве. «Ну что ж, это к лучшему,— подумал командир,— если Пылила заблудился, он при­мет утиный крик за наш сигнал».

Федя изменил направление и подошел к Миколе.

— Нужно взять правее, от насыпи он бежал за мной вон туда, в низинку к кустам,— шепотом сказал хлопец.

— Ты это хорошо помнишь?

— Да.

Под грохот мчавшегося на всех парах поезда коман­дир повернул в сторону и подошел к кусту, над которым возвышалась чахлая вишня. Дальше темнел какой-то продолговатый пригорочек. Микола направился к нему. Это был погреб. Вокруг рядочками торчали невысокие почерневшие пни.

Микола присел недалеко от погреба, и вскоре к нему один за другим собрались все партизаны. Кирпичный дом находился теперь метрах в трехстах от них. Надо было соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не выдать себя фашистам.

— Черт его знает, куда Павел мог деваться,— заго­ворил командир.— Надо хорошенько осмотреть все во­круг. Когда-то здесь жили люди, но их жилье, видимо, сгорело гораздо раньше, чем мы начали наведываться в эти места.

Вдруг недалеко что-то хрустнуло, будто кто-то сло­мал сухую палку. Партизаны насторожились, напряжен­но вглядываясь в темноту.

— Немцы,— стоя на коленях, прошептал Анато­лий.— Там, во дворе.

— Тише, что-то шумит,— сказал командир.— Маши­на идет из Жлобина? Нет, это дрезина. Ложитесь за по­греб.

Дрезина остановилась около дома. И сразу до слуха партизан донеслись какие-то выкрики. Взвилась ракета и, прорезав темное небо, погасла.

— Наверное, каратели примчались из Жлобина. Или медики... за трупом. Пускай разбираются. А меня боль­ше интересует, что это треснуло,— прошептал Микола Анатолию.— Думаешь, во дворе? Нет, я сидел выше и слышал лучше: треснуло совсем близко.

«Только бы на засаду не напороться»,— подумал он и обратился к товарищам:

— Ребята, пока немцы разбираются, что у них и как, обыщем это место.

Партизаны, крадучись, разошлись во все стороны. Ко­мандир с Анатолием поползли к подозрительному мес­ту. Впереди — куст, оттуда слышатся чьи-то вздохи. Ми­кола толкнул Анатолия и рукой показал, чтобы тот не полз рядом. Двигались очень медленно, наконец добра­лись до куста, но там никого не оказалось. Что за наваж­дение? Не зверь ли какой прячется поблизости? Осто­рожно двинулись дальше, и вдруг перед самым носом появилось что-то черное. Яма!

— Кто там? — спросил Микола.

Ответа не было.

— Павел, ты? — окликнул он снова.

— Я, я! — донесся голос из глубины.

— Тише! Молчи!..

Микола велел Толику собрать хлопцев. Скоро все по­дошли. Связали ремни, опустили конец в яму и вытащи­ли Пылилу.

— Это же нужно, а? И чего тебя черт сюда загнал? — высказал общее недоумение командир.— Вон где мы от­ходили, а ты свернул и, будто нарочно,— в яму!

— Какая там яма, это же колодец,— начал оправды­ваться Павел.— Счастье мое, что заброшенный, а то бы... Показалось, будто за нами погоня. Хотел залечь, чтобы сбоку стрелять.

— Ладно, потом разберемся. Пошли.

Группа направилась к Залесью. Как и всегда, отправ­ляясь на диверсии, командир шел первым, а возвраща­ясь — последним. Случается и на войне, что человек на какое-то время забывает о напряженной обстановке, окружающей его, вспоминает о прежних, мирных днях. Так и Микола сейчас забыл, что за плечами у него авто­мат, а впереди шагают вооруженные хлопцы. Предста­вилось вдруг, будто идет по тропинке после выпускного вечера, и впереди — Лида. Вдвоем они, только вдвоем посреди ржаного поля. Все вокруг чистое: и голубое небо, под которым висят звоночки-жаворонки, и волны, пробегающие от ветерка по ржи, и тропинка, являвшаяся в ту пору как бы стартовой площадкой для полета их чудесной мечты. Идут вдвоем, ощущая неуловимое спле­тение молодых душ, и хочется им, чтобы эта тропинка и этот день тянулись бесконечно.

Показалась деревня. Через огород партизаны вошли во двор. Зазвенели удилами под поветью кони и переста­ли жевать сочную траву. Будто прислушивались, кто это пришел.

— Свои, Вороной, свои,— подошел Микола к свое­му скакуну, которого любил за быстрый бег и послуша­ние.

К повети нерешительно подошел Анатолий.

— Чего тебе?

— В Нивки съездить хотим. Дал бы ты мне, Микола, Вороного.

— На своем почему не хочешь?

— Спотыкается. Да и ход у него не тот...

— К пролетарочке собрался? Она же тебя не лю­бит,— засмеялся Микола.— Я бы и шага к такой девчон­ке не сделал. Надо мужскую гордость иметь, хотя она и красавица.

— Пускай не любит... Посидим, она споет нам что-нибудь под гитару...

— Споет... «На заводе у нас была парочка, а она была пролетарочка...» Верно, голос у нее хороший. А по­чему ты решил, что я с вами не поеду?

— По настроению вижу.

— Ну, черти, смотрите, под самый нос к немцам еде­те. Эх, любовь, любовь... С кем же я останусь?

— С Пылилой. Наблюдать за железной дорогой бу­дет он. А к вечеру мы вернемся.

В другое время Микола не дал бы коня, но теперь он был взволнован своими воспоминаниями и подумал, что молодые чувства нужно поддерживать, чтобы не стано­вилось горько на душе в это и без того горькое время.