Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

Запись в дневнике Владимира Лакшина от 18 апреля:

Был Евтушенко со стихами, хвалился, что написал поэму в пять тысяч строк 678. Рассказывал, что его пригласили выступить в городке космонавтов под Москвой. Торжественно привезли, доставили чуть не на сцену и внезапно отменили выступление. Некто Миронов, заведующий отделом ЦК, сказал: «Чтобы духу его там не было!» Обратно машины не дали, и Евтушенко по лужам отправился к станции, сел на электричку и вернулся в Москву. Это все отголоски «исторических встреч» ( В. Лакшин . «Новый мир» во времена Хрущева. С. 225).

Другая версия этого сюжета представлена в дневниковой записи Лидии Чуковской от 22 апреля:

космонавты пригласили к себе в поселок, в клуб, знаменитого Евгения Евтушенко. Выступать. Читать стихи. Евтушенко приехал. Гагарин, Николаев, Терешкова – словом, герои космоса – встретили его радушно. Он готов был уже взойти на трибуну. Но тут подошел к нему некий молодой человек и передал совет т. Миронова: не выступать. Герои космоса его не удерживали. В самом деле, что такое для Юрия Гагарина невесомость по сравнению с неудовольствием товарища Миронова? (А полуправоверный Евтушенко опять, кажется, в полуопале.) ( Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 209).

Вот и третья версия – в воспоминаниях самого Евтушенко: Гагарин, год назад прочитавший на Совещании молодых писателей речь с обличениями поэта, в этот раз

хотел мне помочь – ведь концерт транслировался на всю страну.

Я очень волновался и взад-вперед ходил за кулисами, повторяя строчки главы «Азбука революции», которую собирался читать. Это мое мелькание за кулисами было замечено генералом Мироновым, занимавшим крупный пост и в армии, и в ЦК.

– Кто пригласил Евтушенко? – спросил он у Гагарина.

Гагарин ответил:

– Я.

– По какому праву? – прорычал генерал.

– Как командир отряда космонавтов.

– Ты хозяин в космосе, а не на земле, – поставил его на место генерал.

Генерал пошел к ведущему, знаменитому диктору Юрию Левитану <���…> и потребовал исключить меня из программы концерта. Левитан сдался и невнятно пролепетал мне, что мое выступление отменяется. Я, чувствуя себя глубочайше оскорбленным, опрометью выбежал из клуба Звездного городка, сел за руль и повел свой потрепанный «москвич» сквозь проливной дождь, почти ничего не видя из‐за дождя и собственных слез. Чудо, что не разбился. Гагарин кинулся за мной вдогонку, но не успел. «Найдите его, где угодно найдите…» – сказал он двум молодым космонавтам. Они нашли меня в «предбаннике» ЦДЛ, где я пил водку стаканами, судорожно сжимая непрочитанные машинописные листочки… ( Е. Евтушенко . Волчий паспорт. С. 323–324).

«Весьма болезненную реакцию Евтушенко на факты, дающие ему основание полагать, что его ограничивают в публичных выступлениях», еще 6 июля 1964 года отметил и председатель КГБ В. Е. Семичастный.

Так, – говорится в докладной записке, направленной в ЦК КПСС, – с возмущением он рассказал скульптору Э. Неизвестному случай, когда работники радио пригласили его выступить на вечере у космонавтов, он прибыл для этого из дома отдыха на озере Сенеж, но в выступлении ему было отказано. «…У меня все закружилось в глазах. Я выбежал, схватил опрометью пальто, шапку, в дверь бросился оттуда… Я оттуда ехал, было на спидометре 120 километров. Как я не разбился, было просто чудо. У меня все душило в горле», – заключил свой рассказ Евтушенко (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 751).

И, наконец, версия Иосифа Кобзона, по инициативе которого и была, собственно, организована эта встреча:

Они <���космонавты Гагарин и Титов> жили тогда в Чкаловской. Звездного городка еще не было. <���…> Когда Евтушенко приехал в Чкаловский Дом офицеров, он стал нервно ходить за кулисами, как-то дергался, словно опасался какого-то нежелательного развития событий. И действительно, появился подполковник. По-моему, он был тогда начальником Дома офицеров. Подходит ко мне и говорит: «Иосиф, ты должен сказать Евтушенко, что ему нельзя выступать». В ответ я сказал, что у меня язык не повернется говорить такое. «Если у вас, – говорю, – хватит совести, подойдите сами и скажите». Он подошел и говорит: «Вас просили не выступать».

И тут с Евтушенко случилось такое, что я толком и передать не могу. Он оцепенел. Он побледнел. Открыл рот: «Как?!» «Ну… так начальство распорядилось». Он бросился из этого ДК… У него был, как сейчас помню, голубой такой «москвичок». Сел в машину. Я выскочил. Говорю: «Женя! Милый, подожди…» «Да пошли вы все…» – и уехал.

<���…> Оказывается, когда Евтушенко ходил и нервничал за кулисами, кто-то из приехавших ответработников ЦК КПСС увидел его и спрашивает: «А что… у вас Евтушенко будет выступать?» «Да!» – отвечают ему. Он: «Странно». И больше ничего не сказал. Не сказал: «Нельзя». Ничего не запрещал. Просто сказал: «Странно». А Гагарин, чтобы перестраховаться, решил, что лучше будет сказать, чтобы Евтушенко не выступал, и попросил это передать через подполковника. Дескать, нам не нужны неприятности. Короче, Гагарин нехорошо себя повел. И я ему сказал об этом. «Юра, – говорю, – так не поступают…» ( И. Кобзон . Как перед Богом. Т. 1. С. 135, 139).

14 апреля.Кандидатура Александра Солженицына окончательно провалена на заседании Комитета по Ленинским премиям.

Из дневника Александра Твардовского:

Кто на К<���омите>те был активно, открыто за или против кандидатуры Солженицына? (из литераторов).

За – Крупнейшие писатели нац<���иональных> литератур: Айтматов, Гамзатов, Стельмах, Токомбаев, Н. Зарьян, М. Карим, Марцинкявичюс, Лупан – из них трое – лауреаты Лен<���инской> премии (всего – 4 679).

Против – Бездарности или выдохнувшиеся, опустившиеся нравственно, погубленные школой культа чиновники и вельможи от лит<���ерату>ры: Грибачев, Прокофьев, Тихонов, Ив. Анисимов, Г. Марков (полтора лауреата – Прокофьев и Грибачев).

Н. Тихонов имел возможность увенчать свою пустопорожнюю старость поступком, который окрасил бы всю его литературную и гражданскую жизнь самым выгодным образом, но этот «седой беспартийный гусь» предпочел другое – поделом ему презрение, в лучшем случае – забвение.

Что говорить о роли чиновников от искусства – министре Романове, Т. Хренникове или постыдной роли бедняги Титова, выступившего «от космонавтов», как Павлов «от комсомола». О последнем не речь, но Титов сказал нечто совершенно ужасное (во втором выступлении) с милой улыбкой «звездного брата»: «Я не знаю, м. б., для старшего поколения память этих беззаконий так жива и больна, но я скажу, что для меня лично и моих сверстников она такого значения не имеет» (не букв<���ально>, но точно ) ( А. Твардовский . Новомирский дневник. 1961–1966. С. 257–258).