Давид Самойлов - Мемуары. Переписка. Эссе

Но была еще одна причина, известная только настоящим поэтам, и то кажется, не всем. У С. бывали довольно частые и довольно длительные периоды, когда муза поворачивалась к нему спиной. По моим впечатлениям и его признаниям, стихи все время проходили сквозь его сознание, как бегущая строка в телевизоре. Он останавливал эту бегущую строку и вырубал из нее какой-то отрезок, если текст его удовлетворял. При его великой к себе требовательности такое случалось редко. Спады между волнами вдохновения бывали мучительны.

«Стихи чертовы, однако, не пишутся. У меня регулярно повторяются периоды тупости и неписания, иногда на несколько месяцев. Каждый раз страшно, что это уже навсегда и что никогда из тебя не выдавится ни одно стихотворение» (1974 или 1975). Это впервые после нашего знакомства С. рассказывает о тягостной стороне своего существования. Приглашаю всех представить себе, каково жить под таким дамокловым мечом. И дальше такие жалобы повторяются систематически. «Стихи катастрофически не пишутся, поэтому полное ощущение собственной бездарности» (24.09.77). Следующее письмо относится к периоду болезни, написано рукой Галины Ивановны и подписано С. «Стихов так давно не писал, что и не знаю, как к ним приступить» (01.12.77). «Стихов новых нет. Раньше я пугался. Но теперь научился различать их отдаленный гул. Думаю: если раньше писались, то почему бы им не писаться и потом? Впрочем, может быть, это всегдашняя наша логическая ошибка» (09.02.79). «Дела мои запущены. Вопиют переводы, чертыхаются рецензии. Стихи помалкивают» (18.05.81). «Вообще же стихов новых мало. Жизнь заела. Авось по весне что-нибудь и приснится» (03.05.83).

С. так привык к этому дамоклову мечу, что мог переживать парадоксальную реакцию. Однажды при встрече он мне сказал:

— Подозрительно легко писалось целый год. Я уж стал беспокоиться.

Я немного, всего несколько раз, приезжал к С. в Пярну. Всякий раз, чтобы не появиться некстати, я заранее договаривался о дне и часе. А тут случилось так, что я приехал и, едва войдя в дом, почувствовал какое-то необычное напряжение. Я понял, что меня не ждали. Мне стало не по себе, и я растерялся. Уйти? Уехать? Галина Ивановна улучила минуту и шепнула мне:

— Два часа тому назад мы вынули Дезика из петли.

Меня попросили остаться, и на следующий день то же самое сказал мне сам С.

Вот что такое настоящий поэт. Есенин. Маяковский. Цветаева. Евгений Ланн. Татьяна Бек. И иже с ними.

Так вот, мне кажется, что во мне С. видел некоторый противовес своим печалям. Он многократно говорил и писал мне, что общение со мной его бодрит. Три примера из писем. «Судя по Вашим последним письмам, дела у Вашего семейства неплохи и настроение выше среднего уровня общепринятого настроения» (10.11.77, рукою Галины Ивановны, подпись С.). «Вы — один из самых оптимистических моих корреспондентов в эти грустные времена» (14.11.83). «Совсем пропали Вы, милый друг В. С.! <���…> Хорошо бы повидаться, поглядеть, как Вы ускоряетесь, перестраиваетесь и демократизируетесь» (07.12.87).

Со мною С. мог поделиться мыслями о литературе, о свободном стихе, о рифме, об эпитете (которым начал заниматься). 13 мая 1987 года он мне пишет: «17 мая будет вечер к столетию со дня рождения Северянина. Я еще в 14 лет знал, что он хороший поэт. Буду выступать». Ценная черточка для биографа С.: он уже в отрочестве ценил Игоря Северянина.

Иногда он оказывал мне честь и советовался со мною. 17 декабря 1977 года я получил от него стихотворение «Собачий вальс» с записочкой: «Дорогой В. С.! “Литгазета” предложила мне (и другим поэтам) написать на себя пародию. Как это Вам? Д. С.» [426] Автопародия опубликована на 16-й странице «Литгазеты» в номере от 04 января 1978 г. Также включена в том «Новой библиотеки поэта». . Через год точно так же он прислал мне «Юлия Кломпуса», в машинописи, с просьбой: «Дорогой В. С.! Посылаю Вам поэму — на время. Я еще не решил ее судьбу, поэтому даю читать лишь нескольким друзьям. С нетерпением жду Вашего мнения. Ваш Д. С.» (20.10.78). Нахожу письмо, в котором речь идет уже не о стихах, а о научной статье С. «Дорогой В. С.! Спасибо за два весьма ценных для меня письма. Ваше “добро” моей статье для меня весьма важно. <���…> Ваше пожелание относительно книги о рифме я в известной мере выполнил» (1979, штемпели не ясны). Даря мне второе издание «Книги о русской рифме», он написал: «Дорогому В. С. Баевскому с любовью и благодарностью за советы и помощь. Д. Самойлов». По совести говоря, в словах о советах и помощи содержится большое преувеличение.

Я дарил С. те свои работы, которые, по моему мнению, могли его заинтересовать. Обычно он откликался очень активно. Вот пример. «О Ваших работах, надеюсь, поговорим лично. Нравится мне размах, и глубина, и разносторонность Ваших исследований. И главное, то, что в исследовании стиха не потеряно ощущение и цена поэзии. Гаспаров в рецензии на мою книгу о рифме написал, что для исследователя нет “хорошо” и “плохо”. Это неверно. Неверно для того, кто прикасается к поэзии. В Вас есть постоянное ощущение качества. Это необыкновенно важно и для объективного стиховедения. Очень соскучился по Вас (Вам)» (05.02.77). Одной из последних вестей от С. мне была открытка от 4 октября 1989 года. В ней есть строки: «Очень интересно пишете Вы о Бродском. Спасибо» (С. ставил И. Бродского необыкновенно высоко, знал его стихи, любил их, реминисцировал в своих стихотворениях).

У меня есть основания предполагать, что С. в своих сочувственных отзывах был вполне искренен. Если что ему не нравилось, он так и говорил. Я написал пьесу, и мне показалось, что она удалась. Я попросил С. ее прочитать. Получил от него два больших письма. Письма были деликатные, но он не оставил сомнения в том, что считает пьесу посредственной.

Перечитывая письма С., я вспоминаю, что снабжал его книгами. Если попадалась хорошая книга о стихе или по поэтике, я покупал и на его долю. Присылал ему книги и из своей домашней библиотеки; по миновании надобности он мне их аккуратнейшим образом возвращал, так что межбиблиотечный наш абонемент работал без сбоев. Сообщения такого рода рассыпаны в его письмах.

9 ноября 1975 года я получил от С. письмо, которое начиналось поразительными словами. Надо помнить, что С. отнюдь не был сентиментален, в нем скорее доминировала легкая ироничность. Не помню абсолютно, что я написал ему, но вот что прочитал в ответ: «Дорогой В. С.! Ваше письмо — праздничный подарок. Не говорю о “струфианской” части, которую читать мне было очень интересно. Порадовало честнейшее начало Вашего письма». А в конце С. говорил, что посылает посвященное мне стихотворение. В конверт был вложен текст «И ветра вольный горн…» с моими инициалами в посвящении. Хотя оно было опубликовано в «Дне поэзии 1976» и вошло в несколько книг, позволю себе его здесь привести. Читатель поймет, как оно мне дорого.