Давид Самойлов - Мемуары. Переписка. Эссе

В. Б.

В 1977 году я написал большую статью о С. Прежде чем отдать ее в журнал, я попросил прочесть ее самого поэта. Меня трогало, как С. относился к моим просьбам прочесть и оценить эту статью, а позже книгу о нем. Для меня, разумеется, малейшее его замечание было бесценно; но для него чтение нескольких работ о нем было немалым испытанием. Предзнаменования были для меня благоприятны. Все началось с таких слов: «Статью Вашу жду, конечно, с нетерпением. Это нечто вроде передачи по телевидению — увидеть себя со стороны. И удивиться — я-то думал! До сих пор я портретам своим не верил. Вернее — знал, как меня изобразят. А вот как Вы изобразите — не представляю себе. Ведь у Вас же в руках стиховедение, а от него не увильнешь: само покажет, кто ты есть такой. Словом — жду» (12.05.77).

Однако разговора с С. о статье так и не получилось. Мне показалось, что она стала испытанием для скромности моего героя. Ему было немного не по себе, что о нем пишут так серьезно и обстоятельно (это самая большая статья о нем, рассматривающая монографически его творчество). Но главное не в этом. Моя работа чем-то оказалась ему чужда, я так и не узнал чем. Он ушел от ответа. Я имел разговор с Галиной Ивановной, которая ее прочла и должна была изложить их общее мнение. От нее тоже ничего определенного я не услышал, но несомненно весьма сдержанное отношение к моей работе она высказала. Несколько месяцев рукопись статьи лежала у меня без движения, пока я не встряхнулся и прямо не спросил С., возражает он против публикации статьи или нет. Он ответил, что не возражает. Я отдал ее в «Вопросы литературы», там встретились свои препятствия, но при поддержке Т. А. Бек, которая тогда там работала, в 1981 году статья увидела свет. [428] Баевский В. С. Большая повесть поколенья: Заметки о поэзии Д. Самойлова // Вопр. литературы. 1981. № 5. С. 107–139.

Она понравилась многим ценителям поэзии С., многие его друзья отзывались о ней в самых лестных для меня выражениях. У кого не было «Вопросов литературы», брали у С., и он сказал мне, что его экземпляр журнала совсем затрепали. Реакция читателей оказалась решающей, и теперь С. стал говорить мне о статье с большим одобрением и благодарностью.

Когда вышли «Голоса за холмами», я воспринял их как лучшую, наряду со «Вторым перевалом», книгу С. и спросил у него, не будет ли ему неприятно, если я о ней напишу. Он ответил, что воспринимает мое намерение с большой радостью. Статья вышла в «Литературном обозрении» [429] Баевский В. С. Наедине с жизнью // Литературное обозрение. 1986. № 4. . Проходило время, а С. никак не откликался. Я все более погружался в недоумение. Не выдержал и написал ему стихотворное послание, в котором спрашивал, почему он молчит и не перестать ли мне заниматься ДЕЗИКОВЕДЕНИЕМ (в разговорах и письмах ко мне всю совокупность работ о нем С. называл дезиковедением). В ответном письме он в прозе коротко похвалил мою статью и поблагодарил за нее, объяснив, что замотался в московской круговерти. Все же меня не оставляло ощущение, что между ним и моими работами о нем стоит что-то или кто-то, что (кто) мешает ему воспринимать их непосредственно.

Это проявилось особенно наглядно, когда я написал о нем книгу. Он с большим интересом отнесся к моему замыслу. Помог мне, предоставив в мое распоряжение неопубликованные стихи и прозу, отрывки из дневников и другие материалы. Можно считать, что я готовился к этой работе четверть века, если вести начало от середины 50-х годов, когда я узнал, полюбил и стал собирать стихи С. А написал я книгу — в ней оказалось 254 страницы — на одном дыхании, за три месяца, притом что в это время нес большую академическую нагрузку в институте.

Удивительно точно повторилась история со статьей для «Вопросов литературы». Сначала С. написал: «С большим интересом жду Вашей книги обо мне. Как я понимаю, больше половины уже написано. Но никак не тороплю Вас. Просто, может быть, при встрече расскажете мне о том, что уже написано» (29.09.82). Я горел моей новой книгой и, окончив, отправил ее в Пярну. Мне было необходимо получить согласие на публикацию фрагментов из дневников и нашей переписки, проверить фактическую основу. И необыкновенно ценным было общее мнение портретируемого о его портрете, выполненном мною.

Три месяца я писал, и потом в течение трех месяцев я не получил от С. сколько-нибудь развернутого отзыва о своей работе (обычная наша переписка шла своим чередом). В первом отклике значилось: «Книга хорошо и верно построена. Главная ее нота — любовь к ее персонажу. В этом и достоинство, и недостаток. <���…> Вообще же читал книгу с растроганностью и благодарностью к Вам» (24.11.82). Там, где в цитате стоит многоточие, в письме С. находится несколько общих мыслей.

Я ждал делового разговора, а его все не было. Мы случайно встретились в Москве. Говорили о том о сем; к моему изумлению, мой собеседник о книге и не упоминал. Я не выдержал и спросил. В моем дневнике записана его единственная реплика (беседа состоялась 19 января 1982 года):

— Вы, В. С., в жизни человек простодушный, и книгу написали бесхитростно. А тут хитрость нужна.

Большего мне добиться не удалось. С. попросил дождаться письма Галины Ивановны, которая должна была сообщить их общие замечания. Но письма не было, и я, видимо, написал что-то резкое. Сужу об этом по ответу:

«Дорогой В. С.! Вот Вы и рассердились. Конечно, непростительно долго задержали мы рукопись. За это — простите. Но по существу, разве речь идет о “нра” или “не нра”? Или о том, что книгу не отдавать в издательство? Просто естественное сомнение, поймут ли, правильно ли расставлены акценты, не странно ли я буду выглядеть на том “этаже”, куда Вы меня вознесли. Те же сомнения были у меня по поводу статьи для “ВЛ”. А тут целая книга! Вот что главное, а расхождения в понимании отдельных стихов не так существенны. Ведь тут воля ваша. Я так-то думал, а Вы сяк-то поняли. И может быть, вернее, чем я сам думал. В общем, не сердитесь» (24.02.83).

С. был человек скромный и добрый. Что-то явно мешало ему принять мой труд, обидеть меня он не хотел. Отсюда, как я понимаю, его уклончивость. В письме Галины Ивановны было несколько указаний на фактические ошибки (которые я учел), разрешение от имени С. печатать все фрагменты его дневников, писем и наших разговоров, кроме одного (который я опустил), и несколько других замечаний (которые я большей частью не принял).