Василий Титов - Соловьи

Можно было бы перепахать всю эту массу удобрения глубоколемешным плугом. Но где было его взять? Звягинцев подсчитал, сколько потребуется машин, чтобы вывезти весь компост на поля. Столько машин у них не было. Но даже если бы автомобили нашлись, чем погрузить тысячи тонн этой ссыпающейся даже с лопаты тяжести? Никаких таких погрузчиков не только в колхозе, а и во всем районе не было.

— Эх, — тужил Звягинцев, — а всего бы и нужно один грейдер, чтобы перелопатить, да одну вот такую машину, какие в городе снег убирают, машину-самосгреб, чтобы грузить. Да еще десяточка два автосвалов. Вот тогда бы и вывезли. А на поле — там уж можно бы и вручную раскидать.

— Или бы медвешкинцев тебе подослать? — шутил Павел Матвеич.

— Да, или медвешкинцев, — соглашался Звягинцев, — только на время. Не то — пропал, сразу всю технику отменят. Нет, все-таки я влип с этим делом, — сокрушался Звягинцев. — Боюсь Романову на глаза показываться.

А Романов материл и себя, и Звягинцева, и Головачева, что поддался на уговоры и загубил без времени навоз.

— Под коноплю бы пошел! — говорил он бригадирам, не агроному, и не желал встречаться глазами с Звягинцевым.

Но когда в средине зимы — и чего бы, кажись, уж лучше, использовать только остается! — Павел Матвеич сообщил Романову, что управление занарядило самолично для колхоза партию удобрений — калийной соли и суперфосфата — и что груз уже прибыл в Кремнёво, Романов сделал вид, что не расслышал, потом, что забыл об этом, и с вывозом дождался той поры, которая называется распутицей.

К тому же через Ворону за Романовной в эту пору половодьем мост снесло. Павел Матвеич стал было пенять за инертность по этому поводу Звягинцеву. А тот отвечал:

— Хорошо что горючее вовремя вывезли, а то бы и сеять не на чем было.

Вот тогда-то Павел Матвеич и стал думать, что тут какой-то скрытый саботаж, своевольничание, неподчинение. То есть он стал применять в думах о колхозных делах все те понятия, к которым он привык когда-то, которые были ему очень доступны, но никак ничего все же никогда не объясняли.

Скоро он пересмотрел применение таких понятий к людям Романовки, Медвешкина, Сентяпина и других селений, когда поразобрался в них и стал больше думать о человеке, а не о массе. И ему даже немножко от того, что так бросался такими понятиями без оглядки, стыдно делалось.

Даже когда он узнал, что дед Козухин «бывший», он не удивился этому и не заинтересовался, какой он «бывший». О, это уже был тоже прогресс в мышлении и чувствах Павла Матвеича! Прежде, еще совсем недавно, он с такими бы людьми не то что говорить, а и рядом бы стоять не стал. Не выносил Павел Матвеич «бывших». А этого деда и зиму и лето вкруг можно было видеть на разных работах с утра до ночи, то в поле, то на скотных дворах, то у хозяйственных сараев, так что дед Козухин в Романовке был в этом отношении фигурой приметной.

Впервые доверительно, а не на ходу, и совсем еще не зная, кто такой Козухин, Павел Матвеич заговорил с ним в поле, вот этой второю его ранней весною, когда в полях местами еще снег лежал и когда Козухин в латаном и перелатанном полушубке, в валенках, обделанных в красную резину от автомобильной камеры, в шапке-ушанке, что едва держалась на затылке и была стара, как он сам, ходил по краю дальней полевой дороги и ломом рыхлил какие-то и почему-то еще не растаявшие льдистые глыбы.

Вначале Павел Матвеич, шагавший дорогой пеший потому, что Сашка застрял на своем «козле» на какой-то промоине там, позади, и еще выбирался из нее, подумал, что дед пустяками занимается, колет лед у дороги на поле, который и сам скоро растает. Но, приглядевшись к льдинам, он догадался, что перед ним были слившиеся глыбы калийной соли, которые, как пояснил Козухин, тут уже лежат более года.

— Как более года? — спросил Павел Матвеич.

— А так! — отвечал дед Козухин. — Привезли по-за эту зиму, ссыпали для дела прямо на снег на поле, а она и слежись, и не рассыпается боле. Не гранулированное добро. Не суперфосфат — калийка!

— А что вы о суперфосфате знаете? — спросил Павел Матвеич. — О гранулах?

— А все, — отвечал дед Козухин. — Я ведь много годов в Хибинах на апатитовых рудниках отработал, на обогатилках был. Я здешний. Ить меня за что туда? В подкулачниках ходил, вот за что. А теперь я опять дома, работаю помаленьку. Молод был.

— Так, — сказал Павел Матвеич и не насторожился, как прежде, а сказал: — Но это прошло?

— Прошло, — согласился Козухин.

От Козухина-то Павел Матвеич и узнал причину, почему Романов не вывез удобрения со станции. Дробя ломом слежавшуюся калийку, Козухин так пояснил:

— Ты, деловой, в такие дела не вникай, не вникай. Это одна морока уму, ежели что к чему не понимаешь. Будешь мучиться, свое гнуть, и тебе будет казаться, что тебе все насупротив делают. Ты будто и хорошее ладишь, а тебе все словно насупротив делают. А ты и не поймешь, что твое хорошее худом поворачивается. Как тут с этой вот разнесчастной калийкой было? Привезли. По зиме привезли. По той еще зиме привезли. Поле. Какое? Яровое. Райком: «Под кукурузу его. На подкормку». — «Под кукурузу, мол, поле неладно это, не добрено». Райком: «Так на подкормку, говорят вам». Кукуруза взошла, в рост ударилась. Тощая, а идет. Райком, советчик, значит, из райкома: «Вноси удобрения». — «А чем, как?» — «Сеялки, берите, подкормочники». — «А иде они?» Туды, сюды — нет таких в хозяйстве. Искать. А их в районе всего три подкормочника. Мы их к себе, а нам не дали. Да и то у них чего-то там из частей недохватало. Дожди. Пошла калийка в слежку. Топором рубить прямо. Не в мешках бумажных привезли, а насыпом в машины из вагонов грузили. Мешк, мешк — промешкались. Подкормочников так и не дождались. А руками как внесешь? И уж королева-то эта поспевает. Плохая удалась, а поспевает. Все сроки пропущены королеву-то кормить. Да так и махнули на нее ногой. Не рукою, говорю, — ногой! Думали ладнее сделать, а получился урожай колос от колоса — сажень, стебель стебелем погоняется. Ну и махнули на нее ногой — телят на поле пустили.

Подолбив малость молча калийку, Козухин добавил:

— Тут, деловой, ежели что делать, наперед подготовиться надо. Что удобрения, ежели их вносить нечем? Романов в них деньги вбухал, без спроса у нас за калийку сколько-то капиталу со счета в банке сняли, а толк какой получился? И на поле ничего, и во счету убавилось. Ну вот и скажу тебе — не мост тут виноват, что его сорвало, и распутье на дворе, а без толку было завозить удобрения заново. Ить опять вносить их нечем! Впору эти вот припу́тить к делу. Покрошим их помельче, разбросаем вручную; плуга запашут. Под свеклу поле. Сколь ни сколь, а не все пропадет.

И старик не торопясь, а все же как-то споро начал мельчить белые глыбки калийной соли.