Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

— Спасибо тебе, Аким! Слеза у меня пошла от твоих слов… Никогда ты душой не кривил, вот за что я тебя люблю, Аким.

— Да и ты в бою не последний бывал, Марзи…

— Э-э, это брось. Такой бесполезный разговор оставим. Ты и я были люди маленькие. Правда, казачков ваших я немало порубил в гражданскую… Были контры среди вас. Первый сорт контры!

— Хажки-тум! Среди горцев не было контриков, что ли? Богатей в золоте, а вы без штанов!

— Мы — без штанов?! Кто-нибудь видел Аслановых без штанов?

— Да это же так говорится! У одного семь шуб, а у семерых — одна. Васька, объясни ты этому тумаку.

— Нет, ты сам скажи, кем это говорится, что мы были без штанов? Кто посмеет сказать такое про нашу фамилию! Аслановы никогда не валялись в канаве, выпив бочку чихиря! А казаков я таких видел.

— Зато ингуши были первые конокрады. Кто же этого на Кавказе не знает?

Я вижу в дверной просвет, как начинает беспокойно шевелиться тугой живот дяди Васи. Дядя Вася держит стойку как милиционер, который может спокойно наблюдать, пока два гражданина поругиваются, но всегда готов сказать: «А ну без рук».

— И я был конокрад?! — уточняет Марзи.

— Сестру мою украл, а коня бы не украл? Вот те раз! Да и Матрену ты похитил потому, что был голытьбой: на калым не мог накопить, чтобы горянку взять, а за казачку выкуп не нужен.

— Матрена сама за меня пошла, это наши с ней дела. А калым — дурацкий обычай, правильно говоришь. Мы его скоро совсем поломаем. Я буду женить Шамо — ни копейки за невесту не дам!

— Да ведь ты и бабушку нашего Шамо — свою вторую жену-ингушку — тоже похитил! Ну, признайся!

— А ты за мной по степи с пулеметом гонялся, когда я Матрену украл! Кто тебе позволил огневую точку оголять, а? Для этого тебе пулемет был разве выдан? Обе мои жены сами за меня из невест спешили, так и знай. Без калыма! Даром! Вторая моя жена — бабушка нашего Шамо — сама ко мне в грузовик прыгнула! Тогда не было легковушек, да и грузовик редко кто в аулах видел. Подкатил я к условленному месту, шофер еще не успел как следует затормозить, а она в окошко кабины прыгнула: не знала, что у машины дверь есть. Понял, как было дело?

— Если так было дело, тебя бы в исполком не тягали…

— Исполком разобрался! Я сказал райисполкому: «Видите, у моей невесты нога вывихнута? Пусть врач проверит. Это она сама ко мне в кабину прыгнула, вывихнула ногу, потому что спешила за меня замуж выйти». Мне поверили. Тогда настоящие люди были — верили! А с должности колхозного завхоза меня турнули, верно. Но! Не за похищение девушки, а по другой статье, совсем по другой: за двоеженство. Иначе, Аким, твой Марзи далеко бы пошел. Председателем колхоза я мог стать. Потому что меня любили. Я никому не давал трогать народное добро, я все в колхоз тащил. Э, расхвастался я… Оставим этот бесполезный разговор!

— Честность-то у тебя всегда была, Марзи. Что верно, то верно. Дай я тебя за это поцелую! Налей-ка нам, Васька.

— А у казаков разве не было честности, Аким? Еще до революции у них была честность! Слышишь, Васька? Царь натравливает горцев и казаков друг на друга, воюем через Терек, табуны с боем угоняем. Но! Если ваш казак прокрадется в наш аул, просто украдет что-нибудь, мы его не трогали, а везли к вам через Терек на расправу. Как вы наказывали своего вора, Аким? Пусть слышит Васька. Расскажи!

— А как наказывали? Очень просто, — слышен тенорок дяди Акима. — Ухо своему вору ножом — чик! С одним ухом в станице не проживешь, надо на чужбину от позора уходить… А перед вашими уж так извиняются наши старики за этого вора, с благодарностью проводят обратно за Терек, а наутро снова перестрелка, снова табуны друг у друга угоняем. Лишь бы по-честному. Слышал, Васька? По-честному!

— Хорошая же была у вас честность! — позволяет себе дядя Вася вмешаться в разговор. — Говорят, крови в Тереке текло больше, чем воды. Не от воровского же уха.

Оба старика доказывают ему, что виноват царь, а не народ. Царь стравливал казаков с горцами. А народ всегда хотел жить в мире и дружбе. Даже казачьи атаманы, уж на что глухие были они к бедам народа, и те писали царю, что из-за вражды на Тереке разоряется хозяйство. А царь что написал на донесении? Мол, эта вражда поддерживает в казаках их воинскую удаль, вот что написал злодей Николай Второй.

— Да-а, что-что, а удаль у казаков была!

— Ты хочешь сказать, что у нас ее не было? — кипятится Марзи. — Нет, ты скажи, скажи такие слова, Аким. А я послушаю!

Дядя Вася проскальзывает из гостевой комнаты ко мне и шепчет:

— Пора их разводить.

— Я еще покажу всем, кто такой Марзи! — лихо вскрикивает дедушка, а дядя Аким уверяет, что такая кочерыжка ничего и никому больше показать не сможет. — Нет, Аким, люди еще смогут убедиться, кто такой я! Марзи еще проскачет на своем коне. Я еще не весь свой кон в этой жизни сыграл!

Мы с дядей Васей входим в гостевую комнату, объявляем, что бабушка хочет спать.

Старики благодарят меня и дядю Васю за то, что мы сегодня хорошо им услужили, призывают нас всегда быть такими и с чужими стариками. Потом дядя Аким приказывает позвать ту, которая из-за них возилась у очага, надо сказать ей доброе слово. Это обязательная церемония при любых гостеваньях. Сегодня соблюдать ее, на взгляд Марзи, и не обязательно, потому что находимся среди своих и готовила тоже своя. Нет, дядя Аким хочет показать настоящую вежливость мне и своему племяннику.

— Спасибо тебе, — говорит он нашей родственнице по-ингушски, поднимаясь во весь рост. — Ты угостила нас щедрой рукой. Пусть и в твоем доме всегда будет полный беркат! [6] Бе́ркат — благоденствие. Ты нам всем близкий человек, поэтому мы тут с Марзи не стеснялись и пошуметь по-стариковски. Все равно извини нас. Я пью за твое здоровье и за твою семью! Пусть у тебя никогда ни в чем ущерба не будет.

Вот как завернул старик. И куда с него и Марзи хмель слетел? Оба такие степенные сделались на чужих глазах, будто и не они только что чуть не хватали друг друга за грудки.

…Когда наконец старики улеглись спать, открываем свое заседание на кухне мы с дядей Васей. То нам с ним приходилось куски наскоро хватать, а теперь всё в нашем распоряжении.

— Айда работать к нам на промысла! — предлагает дядя Вася, расправляясь с бараньей лопаткой. — После армии вернешься к нам, как к себе домой.

— Вы бурильщик, дядя Вася, а токарю интереснее на заводе.

— У нас теперь мастерские на промыслах знаешь какие?

Нет, не уйду я с завода. Не умею я искать где получше.

Дядя Вася тоже не летун, он просто хотел бы, чтобы мы были с ним вместе. Наверное, он неплохой бурильщик, раз ему доверили проходку новой сверхглубокой скважины. Больше пяти тысяч метров глубиной. Правда, его портрета я никогда в газете не видел.