Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

Да, ученые не теряли времени в Дэй-Мохке даром, они научились говорить нашим рабочим языком. Это все же приятно.

Потом она очень хорошо сказала о наших национальных традициях. Сказала такое, о чем я, честно говоря, и не знал или знал только понаслышке. Оказывается, многое нехорошее в наших обычаях прошлого не народом придумано, а занесено к нам вместе с мусульманской религией. Народ же до этого не признавал, например, закабаления женщин, держались наши предки с ними, как бы это сказать… по-рыцарски. Вот и надо хорошее из старины брать, а плохое забыть насовсем.

«Не на грудь надо становиться предкам, а на плечи!» — вот что мне показалось очень метким в докладе.

Вообще-то Ярцева не сильно распространялась насчет обычаев и традиций. Это у них, видно, особая тема, они материал по всему району собирают, даже по всей республике. А с нами, заводскими, они больше на цеховые дела нажимают, на деловой этикет.

Если что и было в докладе про обычаи, так это про новые традиции. Парень уходит в армию, девушки шьют ему нарядный кисет и кладут туда родную землю. Ребята и девушки дружат, не разбирая национальности, делятся инструментом. У одной русской девчонки с трикотажной фабрики случилась на Урале беда с родителями, тогда ингушские подруги в складчину проводили ее на побывку. Я даже не знал об этом факте. Вообще такие вещи у нас стали привычными, потому что случаются они на заводе и на фабрике часто. Ярцевой они нравятся.

Но, говорю вам, в докладе упор больше был на то, как связан этикет непосредственно с цеховыми, производственными делами. Это, конечно, всем интересно, каждому. Кисеты с землей понадобятся мне, другому, третьему, а тем, кто отслужил, или же старикам такие кисеты зачем? А производственные дела всем интересны.

— Задумайтесь, товарищи, над каждодневными своими взаимоотношениями в цехах, в заводоуправлении, на планерках, — говорила Ярцева. — И вы придете невольно к мысли: многие ваши проблемы организации труда уходят корнями не столько в технологию, сколько просто в деловой этикет.

Примеров Ярцева не стала много приводить, да у нас их и без того вагон. Поцапаешься с кем-нибудь в цехе, проявишь неряшливость при уборке своего рабочего места, пообещаешь что-то напарнику по станку или мастеру и не выполнишь, работа всегда пострадает — это ясно.

— По-настоящему воспитанный человек таких вещей себе не позволяет, — объявила Ярцева. — Наверное, не худо было бы иметь на заводе… ну, назовем так: «Кодекс этических норм общения». Он бы помог вам правильнее строить взаимоотношения и по горизонтали и по вертикали. В Ленинграде на одном большом заводе даже создали специальный отдел службы хорошего тона. Не надо нам бояться и таких слов — «хороший тон».

Кто-то из зала выкрикнул под общий смех:

— Эзде́л-отдел!

— Ш-ш-ш… — поднял руку Газзаев.

— Что? Какой отдел? — не поняла Ярцева и оглянулась на Газзаева.

Цирценис тоже не понял, срочно полез в какую-то папку — у него их много разложено.

— Тише, товарищи! Категорически запрещаю реплики с места! — вскочил Газзаев и объяснил Ярцевой, что означает слово «эздел».

— Что ж, звучное название! У ленинградцев нет такого… — засмеялась Ярцева. — Как-как? Эз… Эз…

— Эздел-отдел! — чуть не хором выкрикнул зал, особенно постарались с балкона пэтэушники.

Газзаев развел своими желто-волосатыми руками, потому что это было не чей-то выкрик, а хор. Не придерешься.

Я то и дело смотрел, как все это слушает Кейпа. Вижу ее в профиль, она водит тупым концом карандаша по нежной щеке и будто бы внимательно все взвешивает, такое у нее напряженное лицо. Какие длинные ресницы… На затылке золотятся легкие-легкие завиточки волос.

Выступил Цирценис. Потом, уже в Грозном, где я побывал у них в научно-исследовательском институте, я случайно узнал, что Цирценис родом из Ленинграда. Его оттуда вывезли во время Отечественной войны, совсем маленьким, на Кавказ, к друзьям отца. Спасли от голода. Так он и остался в наших краях.

И без этой анкеты можно было понять, какой его любимый город. В его речи то и дело мелькало: «Ленинград, Ленинград». Я понял, что там собрались одни исключительно воспитанные люди. Самые воспитанные со всей страны живут в Ленинграде, один Цирценис оказался здесь.

Слушали его наши очень охотно. Сразу видно, что он такой человек — душа нараспашку и верит буквально всем на свете. Ребята заметили это еще в цехах. Он на всех смотрит влюбленными глазами. С нашей сердитой Нани они стали закадычными друзьями. Она как его увидит, так смеется и хлопает себя руками по животу. Один раз они вдвоем целый час о чем-то секретничали. Он деликатно взял ее под локоток, как важную даму, склонился к ней, и полчаса ходили они по «улице» нашего пролета. Ни один начальник не посмел отвлечь Нани во время этой прогулки, потому что у нее было в те минуты очень необычное выражение лица.

Цирценис сказал с трибуны, что в Дэй-Мохке он иногда чувствует себя так, как будто попал в сказочную страну:

— Ваш завод, дорогие друзья, а также те ингушские и чеченские села, где мне доводилось бывать, — это удивительная «Страна Пожалуйста», таким известным сказочным термином выразил бы я свои ощущения. При словах «пожалуйста», «прошу тебя» человек готов оказать любую услугу! Это для меня свидетельство великолепной душевной щедрости народа. На такой основе, разумеется, не могли не вырасти цветы гуманных обычаев, которыми можно только любоваться. Но чертополох тоже вырос, друзья, это зловредное растение умеет найти для себя соки! У него весьма длинные корни, он умеет питаться за счет благородных растений. Впрочем, о тлетворности пережитков нам тут уже говорил в своей… э-э… насыщенной вступительной речи уважаемый товарищ Газзаев.

Все-таки здорово на горцев действует похвала. Наверное, мы слишком уж самолюбивые, чересчур гордые. К нам подход нужен. Мы как московские продавщицы. Я сам никогда в Москве не был, а сравнение это придумал один наш парень-снабженец, который в Москву ездит как к себе домой. Он рассказывал, что московские продавщицы исключительно гордые люди.

— Дорогие друзья! — вознес руки вверх Цирценис. — Великие люди говорили, что для пролетариата сознание собственного достоинства, чувство гордости и независимости важнее хлеба. Замечательные слова. Достоинство было у горца в крови всегда, но…

Верно говорит Цирценис о достоинстве горцев. У нас любят рассказывать анекдот об одном чеченце, который не захотел уступить дорогу царю. Может быть, это даже не анекдот, потому что называют и место, где все случилось: за чеченским аулом Ведено́, по дороге к высокогорному озеру Ке́зеной-Ам. Император или его наследник, не знаю точно, ехал туда лечить свою болезнь. Называется гемофилия. Это когда кровь у царей перестает свертываться.