Ахмет Мальсагов - Человек, которому всегда трудно

Впереди нас гарцует на красиво убранном коне толстый всадник в нарядной черкеске и отливающей золотом папахе из дорогого каракуля. Это тот самый Эюп, который так любит рассказывать корреспондентам о своих подвигах во время гражданской войны.

— Остановить машину? — спрашивает Юсуп при виде Эюпа.

Юрисконсульт Зураб делает небрежный жест и командует Юсупу:

— Не надо. Гони! Эх, молодежь, ни вы, ни даже я не помним, а отцы и деды наши помнят, какие мужчины когда-то по этой самой дороге скакали… Это были мужчины! Боевой конь нашего Серго хорошо знал эту дорогу. А когда кончились бои, Серго объехал все аулы, сожженные деникинцами. И запросил по телеграфу у Ленина разрешения: позвольте раздать оборванным детям горцев два миллиона аршин мануфактуры, выделенной в мое распоряжение.

Впереди показался еще один всадник: он неторопливой рысью выехал из отщелка на дорогу.

— Юсуп, стой! — приказал Зураб. — Всем выйти из машины.

— Спасибо вам, — сказал старый всадник, придержав коня. — Но напрасно вы из-за меня остановились.

— А может, пересядешь для удобства в автобус? — спросил Зураб. — Коня твоего ребята тебе приведут.

— Нет, езжайте. Доброго вам пути. Я уж до конца хочу на коне…

Мы поехали дальше. У меня почему-то защемило сердце от этих слов моего дедушки Марзи: «Я до конца хочу на коне…» Он сказал их Зурабу так же задорно и таинственно, как когда-то говорил, подвыпив, дяде Акиму: «Марзи себя еще покажет!»

— Кажется, директорская «Волга» за нами жмет, — сказал Алим-Гора. — Тоже возле Марзи остановилась.

Обогнав наш автобус, «Волга» притормозила. Все места в ней были заняты. Директор, выглянув в окошко, крикнул весело Зурабу:

— Поменяемся местами?

— Езжай-езжай! Мне с молодежью веселее, а ты тоже уже старик…

«Волга» помчалась в гору.

— Давно я нашего директора таким веселым не видел… — заметил кто-то. — Может, завод большую премию отхватил?

— Премию… — фыркнул Хасан, — Премия у нас за каждый квартал.

Он вдруг вскочил во весь свой длинный рост, стукнулся головой о потолок автобуса, но даже не заметил этого от волнения и закричал:

— Сказать вам новость? Но за это со всех вас магарыч, ребята!

— Хасан, Хасан… — предупреждающе прижал палец к пышным усам Зураб. — Не распускай язык…

— Ну, дай скажу… — взмолился Хасан. — Разве удержится такая новость в секрете, если в заводоуправлении ее уже знают? Именно в такой день хочется сказать ребятам, когда едем почтить память Серго! Он говорил: «Делайте автомобили, ингуши!» Зураб подтвердит, его отец сам эти слова Серго слышал…

«Пока секрет…» — вспомнил я, как Марзи говорил мне когда-то о своем разговоре с нашим директором.

— Мы будем выпускать автомобили! — торжественно объявил Хасан свою новость. — Москва уже решила… Добился своего директор!

До самого аула Мужичи, где расположен музей, мы только об этой новости и говорили. Сверлилки мы будем продолжать делать. А автомобили — тоже для строителей. Нет, не для того, чтобы их катать или подвозить им на стройку грузы. Это будут автомобили-комбайны, универсальные агрегаты на колесах для строителей-отделочников. Подъезжает такой агрегат к коробке многоэтажного здания. Вытягивай на шлангах отделочные электроприборы — и можешь делать пять операций сразу: штукатурку, затирку, покраску… До полной готовности дома!

— Автомобили-комбайны! — восклицает Хасан. — Это вам понятно, ребята? Ты чего задумался, Шамо? Прогремит наш Дэй-Мохк!

— Я тебе и одну, и пять кружек пива поставлю за новость, — отзывается Юсуп, не поворачиваясь к нам от своей баранки. — Только ответь мне на один вопрос: почему же ингуши не подхватили слова Серго тогда же? Сдрейфили? Пороху не хватило?

Наверное, Юсуп сердит на наших отцов и дедов, у которых не хватило пороху: он так нажимает на газ, что автобус делает бешеный вираж.

— Эй, джигит! Полегче! — окрикивает его Зураб. — Ты знаешь, что ответили наши старики наркому Серго? Не так уж просты были наши старики, и Серго согласился с ними. Они ответили: «Эржкинез, ты знаешь закон лезгинки? Ты ведь танцуешь ее не хуже наших. В начале танца не становись на носочки, так говаривали наши предки…»

Да, есть такая поговорка. В самый разгар танца надо взвиться на носочки сапог. Только в самый разгар танца, понимаете. Это коронное па лезгинки.

Неумелый танцор с этого па и начинает, а настоящий делает сначала проходку по кругу. Все быстрее и быстрее. Тем самым он и круг зрителей раздвинет, и стать свою покажет, чтобы ни одна девушка не отказалась выйти с ним на танец, когда он замедлит перед ней пробежку.

Стремительно, но плавно обязан нестись танцор по кругу. Так, чтобы ни одно из серебряных украшений, свисающих с пояса, не стукнулось о другое (это не каждому джигиту удается). Терпения не хватает у зрителей, все громче и ритмичнее хлопают они в ладоши, чтобы поскорее взвился танцор на носочки. Все чаще выкрики «ас-са! ас-са». Это так подбадривают, зажигают танцора. И себя зажигают зрители возгласами «торш-тох! торш-тох!» (крепче хлопайте ладонями!).

Однако танцор летит по кругу так же плавно, ничего особенного не вытворяет своими быстрыми ногами, пока не услышит, наконец, стариковскую команду:

— Вашк-тох!

Это значит, что теперь серебряные украшения пояса имеют право удариться одно о другое. Как они могут не «заплясать», если ноги танцора после стариковского разрешения начинают вытворять такое, что ни один акробат не сможет?

И вот после всех обычных па танцор делает наконец коронное: взвивается на носочки, перебирает ногами, как гордый и неукротимый конь, вставший на дыбы, — видели вы коня, сделавшего «свечку»?!

…Наш автобус делает вираж за виражом, взбираясь в лесистую гору все выше. Зураб продолжает:

— Кто знает, может быть, и затянулась проходка нашего Дэй-Мохка по кругу. Могли бы и пораньше мы сделать свое коронное па, но разве мало было у нас в жизни помех? Ликбезы нам надо было одолеть… Отечественную войну пройти… Много, много всякого было, что ваше поколение и помнить не может. Старики до сих пор удивляются, что мы с вами сверлилки умеем делать, станками управлять, заводом! И это нам ведь тоже надо было пройти…

Он умолкает, поглаживает пышный седой ус. А я неожиданно для себя произношу, негромко:

— Торш-тох…

— Что? — не расслышал Хасан.

Но Мути расслышал меня, он уже пляшет в проходе автобуса, все дружнее звучат наши хлопки в ладоши. Для Мути все равно где танцевать. Однажды в общежитии он исполнил лезгинку на спор на тумбочке.

— Ас-са! Ас-са! — перекрывает хлопанье ладоней голос Алима-Горы.

Автобус мчится все выше, навстречу нам бежит по дну глубокого ущелья бурная Асса́, катит свою белопенную воду в долину. На склонах ущелья то там, то тут высятся в курчавом лесу, над пропастями, необыкновенно стройные боевые башни, сложенные нашими предками из гранитных глыб.