Юрий Колесников - Земля обетованная...

Нуци Ионас хоть и уверял Хаима в своей искренности, но и на этот раз лгал. Ионас был заинтересован в том, чтобы Хаим вернулся в Экспортно-импортное бюро совсем по другим причинам: разумеется, неприятно лишиться честного и бесхитростного помощника, но куда неприятнее лишиться прежнего доверия и расположения руководящих деятелей «Иргун цваи леуми».

«Откуда было мне знать, что немая жена рыжего «локша» гречанка! — жаловался Ионас в те дни Симону. — Что я, рентгеновский аппарат?!»

Ионас удержался на своем посту только благодаря Симону. Однако вышестоящие хавэрим не переставали упрекать не только Ионаса, но и самого Симона Соломонзона. Штерн и его ближайшие единомышленники хотя и зависели от Симона в финансовом отношении, тем не менее всегда держали камень за пазухой, противодействуя его стремлению расширить свою власть в «Иргун цваи леуми». Вот почему Нуци Ионас, как только узнал о самоубийстве Ойи, примчался к Симону в ночное время и, захлебываясь от радости, объявил: «А все-таки есть справедливость на свете, чтоб я пропал, если ошибаюсь!.. Немая-то рыжего локша откинула сандалии!..»

Однако сообщение Нуци не произвело на Симона Соломонзона никакого впечатления: его меньше всего интересовала судьба жены холуца Волдитера. Но Нуци Ионаса это не смутило.

«К чему нам оставлять Давиду Кноху и Штерну козырь, будто мы ошиблись с холуцем Волдитером, взяв его на работу в порт?! — воскликнул Нуци. — Они же при каждом удобном случае спекулируют на этом!.. Между тем сам холуц Волдитер по всем статьям подходящий для нашего дела человек: отбыл «акшару» за вас, но никогда и ни перед кем этим не хвастался; в порту работал прилежно — от самого Кноха заслужил похвалу; был посвящен в специфику наших дел и даже в обстоятельства смерти Майкла, однако всегда держал язык за зубами. Пережил столько несчастий, с ума сойти можно! И до сих пор молчит, как рыба! Именно такие холуцы нужны нам, а не болтуны. Понабрали всякой швали, а потом еще удивляемся, откуда сведения, которые, казалось, знает только один господь бог, становятся достоянием англичан и арабов?.. А то, что у Волдитера жена была гречанка, так что поделаешь, но теперь-то ее нет, была, да сплыла. Почему сейчас нам не взять его обратно и не заткнуть глотку вашим завистникам?!»

Этот аргумент показался Симону веским. Он уже не раз убеждался, что Давид Кнох разделял точку зрения Штерна, поддерживал его, откровенно делая ставку на него. Это раздражало Симона: «Работает Кнох у меня, я ему плачу, и немало, а он пятки лижет этому шизофренику Штерну. Тоже мне вождь сыскался!..»

Симон Соломонзон согласился с предложением Ионаса: снова пригласить Хаима Волдитера на работу в Экспортно-импортное бюро, пока на какую-нибудь второстепенную должность.

«Поживем, увидим. Потом вернем его к Кноху, — заметил Симон. — Для начала и этого достаточно».

Так, с благословения Симона Соломонзона Нуци Ионас явился в киббуц. Предлог для такого визита подвернулся вполне подходящий: вместе с Ионасом прибыли два грузовика с оружием. Хаим, естественно, не знал об этом, но догадывался, почему Ионас и Херсон подолгу засиживались в фуражном складе, по другую сторону которого имелся хорошо замаскированный вход в подземный склад оружия.

Выслушав Ионаса, Хаим отказался возвратиться на службу в Экспортно-импортное бюро.

— И ты еще крутишь носом?! Ты в своем уме, Хаймолэ? — обиженно проговорил Ионас. — Неужели тебе здесь лучше? Что ты тут заработал? — Нуци пренебрежительно ткнул пальцем в потертую куртку Хаима. — Так и будешь вкалывать всю жизнь? Ведь в киббуце же у тебя никакой перспективы! Ты хоть это-то в состоянии понять?

— В состоянии…

— В таком случае я ничего не понимаю!.. Честное слово! Может быть, объяснишь?

Хаим молчал. Заговорил вновь Ионас: теперь уже об ответственности перед временем, в которое они живут, и о грандиозных задачах, стоящих перед ними, холуцами. Но, видя, что и на это собеседник не реагирует, Ионас решил пойти с козырной карты.

— Ты знаешь, Хаймолэ, мы ведь давно перебрались в Тель-Авив? — произнес он, вглядываясь в лицо Хаима. — Квартирка у нас такая, что когда придешь, закачаешься! Ванна, горячая вода утром и вечером, телефон! В подъезде у нас, знаешь, когда входишь или уходишь, вечерам нажмешь кнопку — зажигается свет, но ровно через одну минуту, как только ты прошел, сам по себе гаснет!.. Здорово, нет? «Реле!» Такой аппарат… И, между прочим, ты теперь тоже будешь жить в городе. Серьезно. Даю тебе честное слово, Хаймолэ!

— Нет, — твердо ответил Хаим. — Мне ровным счетом ничего не нужно. Абсолютно.

Ионас опешил. Он был уверен, что стоит ему только намекнуть на возможность вернуться на прежнюю работу, как рыжий «локш» ухватится за это предложение обеими руками! А тут не помогает даже такой соблазн, как жилье со всеми удобствами в Тель-Авиве!.. Ионас не ожидал подобной реакции от робкого холуца. Тем не менее он бодро сказал:

— Э, нет, Хаймолэ, это несерьезно… Я понимаю» ты сейчас расстроен, тебе ни до чего. Знаю по себе: бывает и у меня такое. Но и это пройдет, как все проходит в жизни… Не кончать же тебе из-за Ойи самоубийством!

— Не надо об этом! — резко прервал его Хаим. — Прошу тебя, хватит!

— А что такое я сказал, Хаймолэ! — произнес Ионас, с обидой поджав губы. — Ты, по-моему, знаешь, как я к ней относился. Кто, скажи, как не я, тогда приютил вас, забрал со «сборного пункта»? Или ты забыл, что…

Хаим оборвал Ионаса:

— Я прошу тебя, перестань! Это же ровным счетом — сначала отнять человеку голову, а потом проливать слезы по его волосам…

Но Ионас будто не понял намека Хаима.

— Я понимаю тебя. Думаешь, нет? Честное слово, понимаю. Ты опечален. Согласен. Пожалуйста. Поработай еще некоторое время в киббуце, успокойся, а я как-нибудь заеду, и мы еще поговорим…

Хаим отрицательно покачал головой.

— Не о чем нам говорить, — сказал он твердо.

— Поговорим, поговорим, — настаивал Ионас, похлопывая Хаима по плечу, и уже более жестко добавил: — Ты холуц квуца имени Иосефа Трумпельдора, и с этим, мой дорогой, не шутят… А пока, Хаймолэ, акшэм [146] Привет. .

Со дня визита Ионаса в киббуц новый управляющий Арье Херсон резко изменил свое отношение к Хаиму Волдитеру. Он тут же предложил ему перейти на более легкую и чистую работу, освободил от дежурства по ночам в коровнике, разрешил отлучаться из киббуца, если у него возникнет в этом надобность… Но Хаим отклонил все эти подачки и продолжал трудиться наравне со всеми киббуцниками. Единственная просьба, с которой он обратился к Арье Херсону, состояла в том, чтобы ему разрешили в свободное время навещать могилы Ойи и сына.

— Конечно, конечно! О чем разговор, хавэр Хаим?! Ваше право, пожалуйста!