Юрий Колесников - Земля обетованная...

В тот же день Хаим еще попросил, чтобы ему разрешили переселиться в комнату Эзры. И единственная вещь, которую он взял с собой, была косынка Ойи. Он хранил ее так же бережно, как некогда Эзра свои большие круглые часы, так же, как Эзра, на досуге уединялся и, подолгу перебирая в руках косынку, вспоминал шаг за шагом короткую жизнь, прожитую со своей любимой.

Киббуцники с удивлением и уважением наблюдали за поведением Хаима и сочувствовали ему, однако он ни с кем из них не сближался. Впрочем, исключением был лишь киббуцник Моисей, или, как некоторые звали его, Моше. Работал он шофером на грузовике и часто вместе с Хаимом ездил в Тель-Авив или Иерусалим. Родом он был из Одессы и как истый одессит отличался общительностью и остроумием. Без устали сыпал он шутками и россказнями о событиях своей жизни. Слушая его, Хаим невольно оживлялся, отвлекался от постоянно гнетущих его мыслей, вспоминал и свой край — Бессарабию, отца. Все чаще и чаще вспоминал он и своего друга Илюшку Томова.

В Иерусалиме жила тетушка Моисея, к которой тот часто заглядывал в гости после сдачи молочных продуктов на сыроваренную фабрику.

— Масейка! — обычно по-русски говорила ему тетушка Дора, пожилая, но еще бодрая женщина. — Жаркое с картошечкой ты скушаешь здесь… И не быть мне твоей теткой, если хоть кусочек останется, ты слышишь, Масейка?! А этот сверточек возьмешь с собой. Я же знаю, что в вашем киббуце флуден [147] Вареный мед с грецкими орехами, обложенный с обеих сторон вафлями. валяется под ногами, как мусор. Но ты все-таки сверточек возьмешь!..

И частенько Моисей, вернувшись в киббуц, в тот же вечер заходил с подарками своей тетушки к Хаиму и Эзре, за кружкой чая заводил беседу, незаметно переводи разговор со всякого рода шуток и прибауток на более серьезные темы.

— В мире столько несправедливостей, сколько в навозной куче бактерий, — говорил он. — И если мы все замкнемся в себе, будем безропотно гнуть шеи, то превратимся в навоз… А кому от этого польза? Только тем, у кого кошельки и без того набиты деньгами!..

Хаим настороженно прислушивался к таким рассуждениям шофера Моисея. В устах балагура-одессита они казались неожиданными. Хаиму было ясно, что Моисей чего-то не договаривает, но почему? Потому ли, что не уверен в нем, Хаиме, боится довериться ему, или… или провоцирует на откровенность. «Кто его знает? — размышлял Хаим. — Может, тоже из шайки этих Ионасов и Штернов?..»

Опасения Хаима были напрасны, и вскоре он убедился в этом. Заболел напарник Хаима, с которым он ездил на грузовой машине. Хаим обратился к Арье Херсону с просьбой назначить Эзру вместо заболевшего.

— О чем разговор, хавэр Хаим! — подобострастно ответил Арье. — И не цацкайся с ним! Пусть он за тебя поработает. Ничего с ним не станет! И от военной подготовки мы его освободим. Все равно никакого толку… Оружие ведь ему нельзя доверить. Чего доброго, еще начнет по дурости стрелять в своих!..

Так Эзра начал вместе с Хаимом и Моисеем ездить в город. Во время очередного рейса Моисей уговорил своих друзей заехать на часок к его тетушке Доре. Жила она недалеко от отеля «Царь Давид» и где-то поблизости торговала газированной водой. Дома ее не оказалось, но ключ от квартиры лежал в условленном месте. Открыв дверь, Моисей провел своих спутников через узкую и темную прихожую в маленькую комнатушку, плотно заставленную старой мебелью.

— Побудьте тут, — сказал он, — а я ненадолго смотаюсь в одно местечко. Не успеете дух перевести, как буду обратно. Но если за это время придет моя тетушка Двойра, или просто тетя Дора, то можете быть уверены — она вас не испугается: принимать гостей ей не впервые… А то, что ты, Хаим, говоришь по-русски, доставит ей гораздо большее удовольствие, чем если бы сам бог спустился на землю. Серьезно, серьезно. Мы же коренные одесситы! Так что чувствуйте себя, как дома, и… не забывайте, что вы в гостях.

Почти вслед за его уходом пришла тетя Дора. И действительно, ее нисколько не удивило присутствие в комнате незнакомых людей. Напротив, уже с порога, приветливо улыбаясь, она заговорила так, словно перед этим только на минуту оставила гостей.

— Я уже знаю, что тут есть хавэр с России! — произнесла она по-русски с легким украинским акцентом. — Что, не угадала?

Хаим, поклонившись, подтвердил, что и в самом деле он приехал из Бессарабии и говорит по-русски.

— Еще до того, как Масейка забежал ко мне и сказал об этом, я увидела, что у моего дома стоит грузовик. Так я сразу закрыла свое «оптовое дело»! Сказилось бы оно лучше, такие покупатели! Торгуешь соком, они хотят зельтерскую… Есть зельтерская, подавай им сок! Моя б подагра на их голову, так им было б не до сока!.. Ой, что ж вы не садитесь? Ноги у вас казенные? Все равно правды нет — хоть стойте, хоть сидите. Так почему же не сидеть? А я сготовлю что-нибудь по-домашнему. Такое в своем киббуцике вы не покушаете, можете не сомневаться…

Несколькими словами женщина обменялась и с Эзрой, расспросила его, откуда он родом и давно ли в Палестине. Узнав, что он из Йемена, она удивилась: ведь там все такие низкорослые, щупленькие, откуда он взялся, такой здоровяк… С особой жадностью тетушка Дора набросилась с расспросами на Хаима: как живут в Бессарабии, бывал ли он в Одессе?

— Масейка, мой племянник, был еще крошка, — рассказывала она, — не то девять, не то десять лет от роду, как остался без матери. А отца его убили бандюги из «Черной кошки». И вырос Масейка у меня на руках. А старшая моя сестра жила в Иерусалиме, но так себе: не очень бедно и не сказать, чтоб богато. Раньше в Одессе она держала трактир, а тут — кофейню. Сами понимаете: в Палестине нет биндюжников, которые будут вам пропиваться в стельку!.. Оттого ей здесь не сладко жилось. Если бы не моя старшая сестра, мир ее праху, разве мы были бы тут? Да ни в жизни… Что за вопрос? Жили бы себе на своей Молдаванке, как жили, и я торговала бы на своем привозе, как торговала… А что нам, скажите, не хватало там? Кадухэс? [148] Болячек. Так мы их получили тут с превеликим походом! Там ведь жизнь была, а не шутка! Вы вообще можете себе представить хоть на минутку, какой в Одессе привоз? Честное слово, пол-Палестины, и ни чуточку не меньше!.. Бывало, еще только светает, а молдаванцы с Тирашполя и хохлы со Жмеринки уже привозят свой товар, и подымается такой галдеж, что весь город просыпается… А почему? Потому что мы все перекупали у них оптом! Чего только там не было! А какой аромат стоял летом! Даже на Дерибасовской в самой лучшей цирюльне не пахло так… Язык проглотишь! Какая зелень, какие синенькие! А перцы или молодая «американка». Вы знаете, что это такое? Картошка, конечно! Такая розовая и продолговатая. Ну, а помидоры? В тысячу раз вкуснее здешних паршивых апельсинов. И что в них приятного, я не знаю! Оттого и говорю, что на привозе бывали помидоры, когда, хоть один, не дай бог, упадет вам на ногу, останетесь на всю жизнь калекой! А рыба там какая! Вы когда-нибудь слыхали про скумбрию или кефаль? Я уже молчу про бычков… Они же хрустели во рту, когда я на своем примусе зажаривала сковороду побольше, чем этот таз… Вот это была жизнь!