Гриш Бицоев - Тепло очага

Надев на голову белую шапочку, засучив рукава, Цыппу, серьезный, сосредоточенный, помешивал суп, будто завершал дело великой важности. А ребята ждали, сидя за столом под навесом, возле вагончика. Посреди стола аккуратно разложены зеленый лук и редиска, но никто не трогает зелень до времени — Цыппу этого не любит. Туган улыбается, видя, с каким нетерпением ребята поглядывают на своего повара, обстоятельного и неторопливого. Но если бы Цыппу суетился или бегал, это был бы не тот стол, не тот обед, да и настроение было бы не то. После обеда они пойдут на речку, искупаются, полежат с полчаса в тени верб, расслабившись, и легкий ветерок принесет им с гор запахи дальних трав.

Но в этот день ребятам не удалось пойти на речку. Цыппу во время обеда все отмалчивался, а после подошел к Тугану, постоял молча и наконец вымолвил:

— Плохие новости…

Ребята, замерев, вопросительно смотрели на него.

— Не знаю, насколько это серьезно, — сказал Цыппу, — но говорят разное…

— Долго ты будешь нас пытать?! — заворчал Туган. — Что говорят? Кто говорит?

— Вчера арестовали Коста… Забрали прямо из дому…

— Он уже две недели не появляется в селе… Когда же успел вернуться?

— Вчера и вернулся, — неуверенно проговорил Цыппу. — Говорят, ножом кого-то… Пьяный был… Шофер мне рассказал. Привез продукты и рассказал…

Все замолчали, думая, что никого из них нет рядом с Коста в этот трудный час.

— Может, ничего и не случилось, сплетни одни? — с надеждой проговорил Толас.

— Не сплетни, — вздохнул Цыппу.

— Хоть бы сказал, предупредил как-нибудь, — покачал головой Батадзи.

— А много ли мы знаем друг о друге? — будто думая вслух, произнес Туган.

— С тех пор, как он встретился с этой женщиной, его вообще не узнать! — со злостью сказал Гадац. — Она только и умеет, что мужчин ловить!

— Если бы Коста был здесь, ты бы так смело не говорил о ней, — невесело усмехнулся Азрым.

— Он бы отцу родному таких разговоров не простил, — поддержал его Батадзи.

— Все это из-за нее, — упорствовал Гадац. — Пока он не познакомился с ней, он был совсем другим.

— Не она же ему нож в карман положила, — сказал Туган.

Все замолчали, задумались, ощущая свою беспомощность. Так, наверное, чувствует себя пастух, видя, как орел уносит ягненка из его отары.

— Вечером сходим в село, — сказал Туган, — узнаем, что там… Пойдем к Шахаму, поручимся за Коста…

— Клянусь, Туган, — восхитился Толас, — ты дважды мужчина!

Ребята будто ожили, заговорили разом.

— Возьмем его на поруки, и делу конец!

— Пусть режет в нашу честь барашка!

Они веселились так, будто дело уже было сделано и Коста был на свободе и сидел здесь, рядом с ними.

— А ну, давай! — вскричал Батадзи. Он приподнял Толаса, разом поставил его на ноги и оттолкнул от стола. — Ну-ка, покажи свою радость!

Батадзи, перемахнув все ступеньки, прыгнул в вагончик и тут же выскочил обратно. В руках его была гармошка. Он с размаху поставил ее на колени Тугана:

— Давай, сыграй, чтобы кровь в нем закипела!

Встрепенулся, засиял Толас. Он будто вырос вдвое, стал вдруг стройным и подтянутым. Он ждал, полный восторга, — сейчас друзья его захлопают в ладоши, захлопают так, что будет слышно в селе, а он, Толас, как птица, полетит по кругу, легкий и сильный, он ощутит пьянящую радость вдохновения, почувствует себя счастливым.

Говорят, когда Толасу исполнился год, он выскочил из люльки и затанцевал на носках. Это легенда о Толасе. Но танцевать он, действительно, начал очень рано, и гармошка стала его учителем, а женщины, готовившие свадебные пироги, его первыми ценительницами.

Мать не успела сказать Толасу всех ласковых слов. А от мачехи он и не ждал их. Когда отец заболел и в пустом доме запищали голодные мыши, мачеха ушла, даже не захлопнув за собой калитку. И тогда на помощь поспешила сестра отца. От тетки своей Толас и ласковые слова слыхал, и подарки получал, но из рук ее он ускользал, как рыба. Она заботилась о нем, старалась, чтобы он всегда был сыт, но свадебный пирог казался слаще теткиных яств, кусок мяса на свадьбе казался тяжелее.

Когда Толас танцевал, все сбегались смотреть на него. Люди считали, что у парня уже есть будущее и ждали, что вот-вот его заберут в город, в ансамбль, и даже тот, кто заставил Толаса выпить впервые, тоже верил в это… Прошли годы, а Толас все танцевал на свадьбах, и теперь его уговаривали не пить, потому что рог тяжел и арака валит с ног даже великанов. Но Толас не боялся упасть. У него все было наоборот — он, выпив, становился великаном… Потом его перестали приглашать на свадьбы, а те, кто недавно восхищался им, теперь обходили его стороной…

…Теперь Толас танцевал для друзей. Вот зазвучала гармошка Тугана, и Толас подошел к тому месту, где могла бы стоять девушка. Он поклонился красавице и отступил на шаг, уступая ей дорогу. Смотрел, как она плавно идет по кругу, потом сорвался с места и, догнав ее, закружился в стремительном танце.

— Давай, давай, Толас! — закричал Батадзи. — Ставлю тебе бочку араки!

— Бочку старухи Борыкон! — добавил, смеясь, Азрым.

Стоило им заговорить об араке, как они сразу же вспоминали старуху Борыкон…

Они жили вдвоем, старик со старухой. Дом у них был низенький, обветшалый. Но в этом доме хранилась такая старая арака, что и сама Борыкон позабыла уже, когда гнала ее. Добраться до этой араки было непросто. Надо было зайти в комнату, отодвинуть резную деревянную кровать, поднять люк, таящийся под кроватью, и залезть в погреб.

Ребята долго следили за стариками, но те, будто чуя неладное, не оставляли дом пустым. Даже на свадьбы и на похороны они ходили поочередно. И вот однажды, когда Борыкон осталась в доме одна и подметала двор, перед нею предстали Толас, Туган, Цыппу и Батадзи. Туган растянул мехи гармошки, Цыппу и Батадзи ударили в ладоши, а Толас пустился в пляс.

— Асса! Орц-тох! — кричали парни, а гармошка заливалась изо всех сил.

Старуха, глядя на пляшущего Толаса, ожила, помолодела, бросила на землю метлу и тоже захлопала в ладоши. А Состыкк, Азрым, Гадац и Коста, проскользнув за ее спиной, спокойно вошли в дом. Толас танцевал до тех пор, пока бочонок с аракой не проследовал из погреба на улицу. Тогда Цыппу и Батадзи перестали хлопать и кричать «орц-тох», Туган сомкнул гармошку, а Толас поклонился старухе.

— Дай бог вам здоровья! — благодарила парней растроганная Борыкон. — Потешили старую, ох, потешили…

Толас, уходя, успел незаметно прихватить зазевавшуюся у ворот утку. Сунув ей голову под крыло, чтобы не кричала, он спрятал утку под полой пиджака и, обернувшись, еще раз поклонился старухе.

Говорят, заподозрив что-то, старуха после ухода ребят, взялась считать уток.