Гриш Бицоев - Тепло очага

— И вы опять переплыли реку? — спрашивал кто-нибудь из учеников.

— Если бы не переплыл, — устало улыбался Сосай, — я не стоял бы сейчас перед вами.

— А врач вылечил вашего отца?

— Врач поспел вовремя. Опоздай он хоть на минуту, он бы уже ничем не смог помочь…

Сосай рассказывал эту историю и в первой четверти и во второй, в пятом классе, в шестом и в седьмом, и каждый раз ему задавали одни и те же вопросы — вначале серьезно, а потом с иронией: «И вы опять переплыли реку? А врач вылечил вашего отца?» «Если бы не переплыл, я не стоял бы сейчас перед вами», — любуясь собой, отвечал Сосай.

«Лучше бы ты не переплыл, — сидя за партой, думал Туган, — пусть бы река унесла тебя куда-нибудь подальше от нашего села…» И вспоминалась Тугану та лютая зима, холод нетопленых комнат, оглушающая тишина пустого дома. Увадз не показывался Ниффе, Ниффа Увадзу, а Туган слонялся как неприкаянный, не понимая, что случилось с его родителями.

Раньше отец никогда не приходил домой с пустыми руками. Из одного кармана доставал конфеты, протягивал сыну — это тебе. То, что доставал из другого кармана, протягивал жене, будто Ниффа была не матерью Тугана, а маленькой избалованной девчонкой. Ниффа никогда ни о чем не просила Увадза. Он сам, встав до рассвета, растапливал печь и готовил завтрак. Он и подметал лучше, чем Ниффа. Залезал с головой под кровати и доставал мокрым веником самые дальние углы. Однажды Сопо поругалась с Увадзом, увидев, как тот чистит туфли жены. Потом поругалась еще раз, когда он взялся месить тесто. Если бы Туган не боялся сердитой старухи, он бы похвастал перед ней, как отец моет ноги матери, как носит ее на руках по комнате. Но старуха и без того была зла, и, когда мать с отцом вдруг перестали разговаривать друг с другом, мальчик решил, что старуха поссорила их, и возненавидел Сопо.

Вскоре мать, набив битком два чемодана, уехала гостить к родственникам. А Сопо, которая клялась до этого, что никогда не переступит их порог, теперь каждый вечер засиживалась у них допоздна. Она говорила, отец, печально опустив голову, слушал, а Туган ничего не мог понять из их разговоров. Но однажды кое-что дошло до него. Старуха, думая, что мальчик уже спит, стала отчитывать отца:

— Почему он приходит сюда? — услышал Туган. — Почему он приходит, когда ты уезжаешь на дальнее поле с ночевкой?! Кем он доводится твоей жене? Кто он ей, этот Сосай?! Даже ребенка не стесняются! Загоняют его в холодную комнату… Тьфу! — плюнула старуха. — Лучше не жить, чем терпеть такое в своем доме!..

И Тугану вспомнилось: когда он был совсем еще маленьким, мать часто заставляла его рано ложиться, мальчику не спалось, и он слышал, как она снова растапливала печь, месила тесто, жарила что-то…

Тогда он не знал еще, что тот, кто приходит в дом поздно ночью, не всегда бывает гостем. Он думал, что ночью стучатся в дом только путники, бредущие издалека. Так случалось в сказках, которые рассказывала ему Сопо.

Однажды, вернувшись из школы, он сказал:

— Я видел в школе человека, про которого Сопо говорила, что он приходит к нам ночью…

— Не болтай глупости! — мать рассердилась, шлепнула сына по губам.

— Его зовут Сосай, — обиженно всхлипнул Туган.

Из класса в класс он переходил, как из одной комнаты в другую. Его даже в стенной газете изобразили — он стоял и в каждой руке держал по пятерке. Это понравилось ему, он возгордился, даже ходить стал степенно и важно. Но радость его омрачалась, когда он видел Сосая. Мальчик сникал сразу, и мир казался ему никчемным, как тарелка с отбитым краем.

И вот настал день, когда о Сосае и матери ему сказали открыто и недвусмысленно. Туган повздорил, подрался с одним из своих одноклассников, и тот выкрикнул в ярости то, о чем давно уже шушукались в селе.

В тот день Туган не вернулся из школы домой. Ушел из села, бродил по берегу Астаудона. Быстро темнело. Мальчик смотрел издали на огни в селе, и они казались ему какими-то блеклыми и безжизненными. Потом огни стали гаснуть один за другим. Ночь была чернее крыльев черного ворона. И Туган, глядя во тьму, вспомнил другую ночь…

…Увадз уехал в Астрахань. Люди везли туда зерно, а обратно привозили одежду, обувь, ткани, и Туган думал, что Астрахань — это такой большой магазин. Отец, конечно же, вернется оттуда с рубашкой для сына, с ботинками и еще много чего привезет. Утром Туган выходил на дорогу и подолгу стоял, ожидая отца, а тот все не приезжал. Видно, эта Астрахань была очень уж далеко.

Однажды к мальчику подошла незнакомая тучная женщина.

— Ты сын Увадза? — спросила она.

— Да…

— У меня тоже есть сын, — сказала она. — Он любит конфеты, а ты?

— Люблю…

Женщина достала из сумки кулек, развернула, протянула мальчику:

— Бери. Еще, еще, не стесняйся… А Увадз покупает тебе конфеты?

— Он привезет много конфет. И рубашку, и ботинки…

— А вчера его дома не было?

— Нет, и вчера не было, и позавчера…

Женщина задавала вопрос за вопросом, говорила быстро, все время оглядываясь по сторонам, и все давала и давала ему конфеты.

— А тот мужчина, который приходит к вам ночью, не приносит тебе конфет?

— К нам ночью никто не приходит.

— Ну, тогда я сама принесу тебе. Завтра. Хочешь? А ты мне расскажешь, что принесет мужчина, который приходит ночью.

— Я же буду спать. Как я его увижу?

— Он много всего приносит. — Женщина вздохнула: — Значит, они сами все кушают, а тебе не дают… И пряники, и апельсины…

Туган знал, что такое пряники, но об апельсинах никогда и не слышал. Он разобиделся на мать. Выходит, все это время она его обманывала. Укладывала спать, а сама ела апельсины.

Той ночью Туган долго лежал, притворяясь спящим. Слышал, как мать мыла тарелки, и удивлялся. Обычно после обеда или ужина она собирала грязную посуду в шкаф, и только потом, когда посуды накапливалось много, мыла ее… Потом Ниффа погасила лампу, и он чуть было не уснул, но тут мать подошла к нему, постояла, осторожно взяла на руки, толкнула носком дверь в соседнюю комнату и уложила сына в холодную постель. Теперь уже Тугану совсем не хотелось спать. На улице было ненастно, но сквозь шум дождя и ветра он услыхал, как кто-то тихонько постучал в окно теплой комнаты. Скрипнула наружная дверь, зашуршал чей-то мокрый плащ, послышался незнакомый мужской голос, потом голос матери. Мальчик замер. Сейчас будут есть апельсины, подумал он и решил: как только начнут, тут-то я и выйду…

— Господи, — услышал он, — до каких же пор я буду все это терпеть? Сколько можно прятаться в темноте?

Это сказала Ниффа.

— Опять начала!

Это сказал мужчина.

— Будь проклят тот день, когда я увидела тебя!

— А на что, интересно, ты надеялась?

— С таким сердцем, как у тебя…