Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

— Бирем-эке, жилище готово, мама зовет вас в белую юрту… — растерянно пролепетала девушка и побежала к Сарсембаю.

Но не успела добежать — увидела двух мужчин и старуху, направляющихся в их сторону.

Это, следуя обычаю, соседний аул приветствовал новоприбывших и посылал им мясо и кумыс. Эти люди, посланцы аула, расположенного в противоположном конце озера, несли большое блюдо, полное мяса. Они поздравили с прибытием, пожелали счастья и здоровья.

Подошел Сарсембай. Все вместе вошли в большую юрту и принялись за угощение.

Близился вечер. В новом джайляу началась обычная жизнь.

Бирем-эке оставили ночевать, говоря, что из-за перекочевки не сумели как следует его угостить. Джигиту давно следовало распрощаться. Он поблагодарил хозяев, пожелал здоровья и, сев на коня, поехал в Яман-Чуль.

Напоследок аксакал повторил:

— Пора образумиться, Арсланбай, брось ребячиться!

Карлыгач-Слу с большим риском улучила свободную минутку, чтобы переговорить с Арсланбаем. Джигит глаз не поднял, зло сказал:

— Боятся поссориться с Кара-Айгырами. Аксакал против нас, бранил меня, требовал, чтобы я не «ребячился». Будь мужественна. У нас, кроме темной ночи да крылатых коней, нет ни друзей, ни помощников. Дня через два получишь от меня весть. Будь готова!

Девушка решила бесповоротно: за Калтая она не пойдет, будет ждать приезда любимого.

Якуп и Янгырбай прекрасно поняли, почему люди, собравшиеся на похороны, поссорились из-за пустяков и разъехались в гневе. В тот же день они собрали своих сторонников, руководителей родов и партий, и, посоветовавшись с ними, приступили к работе. Тщательно обсудили, кого задарить, кому обещать бийство, как подстрекать противников.

Азымбай отказался от своих греховных помыслов и, не слезая с лошади, скакал день и ночь от одного джайляу к другому, беседовал с нужными людьми. Бывали дни — делал сотни верст, загонял отличных скакунов. Количество золота, скота, чапанов, шуб, предназначенных для раздачи с целью получить на выборах лишний шар, не было ограничено. Трата двадцати — тридцати тысяч рублей, нескольких сот голов скота, конечно, никого не могла испугать.

Байбича Рокия руководила борьбой.

Ей припоминалось, как некогда сказала она жене Сарсембая Алтын-Чач: «Понадобится — дадим скот, понадобится — дадим девушку, понадобится — добьемся высылки, но поставим на своем».

Между тем существовала серьезная опасность. Гельканыш, дочь Янгырбая, любила не суженого, за которого была просватана с семилетнего возраста, а другого. Джигит этот приехал ночью в аул девушки и выкрал ее от родителей. Теперь между, родом Янгырбая и родом жениха готова была каждую минуту вспыхнуть вражда, а это грозило тем, что род обиженного жениха или примкнет к партии Сарсембая, или выделится в обособленную партию, или же — в лучшем случае — останется в стороне. Во всех случаях это было бы большим уроном для Найманов.

Злосчастное сватовство это было делом рук Рокии, и теперь она со всей энергией вступила в борьбу. Через посредство Азыма созвала она сорок джигитов, наварила жирного мяса, подала кумыс в изобилии, каждому пообещала подарок. Некоторые джигиты после угощения вернулись в свои юрты, но большинство сели верхом на коней бая и поскакали в аул джигита, похитившего девушку. С бранью и издевательствами по адресу похитителей они явились за девушкой и доставили ее в родительский дом. Род похитителей был достатка среднего, за спиной Рокии стояло русское начальство, начать борьбу с ней не хватило решимости.

Случай этот произвел на всех большое впечатление и упрочил связь рода жениха с Найманами, показав, что с Найманами шутки плохи.

Для Сарсембая и его сторонников такой исход дела был крайне неприятен, но, несмотря на это, они продолжали разжигать вражду. Они не были так родовиты и так богаты, как Якуп и Янгырбай, не могли позволить себе таких крупных трат, у них не было поддержки со стороны русского начальства — и все же аксакал Биремджан твердо верил в победу. Народ считал Найманов исполнителями воли белого царя и, хотя внешне покорялся им, по существу относился к ним враждебно, обвиняя род Байтюры в уменьшении количества пастбищ, в притеснениях, негодовал на них за участь безвинно томящихся в тюрьмах казахов. Зная такое отношение большинства, старик верил, что народ не будет голосовать за соратников Байтюры.

Заночевав у Сарсембая, аксакал долго рассказывал хозяину темную историю Найманов, рассказывал о своей борьбе с ними. Старик был живой летописью. Его деды жили в Малой Орде под властью хана Эбельхаира. Хан Эбельхаир, не довольствуясь своим положением и желая стать ханом всех трех Орд, использовал войну с калмыками для сближения с белым царем. Тогда предок Бирема Торсонбай сказал ему:

— Ты хочешь, спасаясь от сокола, отдаться в когти ястребу. И хоть имя твое Эбельхаир [70] Хаир — благой. , дела твои не благие.

Род Торсонбая был силен, и хан не решился наказать его за дерзость. Но от своей тактики не отказался. Когда приехал Тевкилев и стал гнуть в сторону Петербурга, Торсонбай опять не выдержал и ударил генерала-татарина плетью по лицу и бежал в степь. С тех пор, бросив Малую Орду, он окончательно перебрался в Среднюю Орду. Нанялся к известному водителю караванов Мустафе и разъезжал между Петропавловском, Кокчетавом, Семипалатинском, Ташкентом и Троицком. Под старость примкнул к какому-то роду и стал заниматься скотоводством. Потомки Торсона и богатства не нажили и покоя не обрели.

Детство Биремджана было насыщено героическими рассказами о подвигах его предков. В юности он сам прославился необыкновенной удалью. В зрелые годы не только его род Кзыл-Корт, но и многие другие видели в нем иль-агасы — общественного деятеля. В Сары-Арка уничтожили ханов. Взамен их на общественную арену вышли султаны. Постепенно исчезли и они. Степь осталась в руках аулнаев, биев. Эти последние не были аксакалами, достигшими высокого положения благодаря большой общественной деятельности, как было прежде. При выборах главную роль играли не популярность, а богатство и предвыборная щедрость.

Прежняя система выборов, в основе которой лежал принцип родства, была заменена выборами по территориальному признаку, а это привело к тому, что избирались люди, угодные русскому начальству.

Несколько раз хотели выбрать Биремджан-аксакала бием или волостным начальником, но он каждый раз брезгливо отказывался.

Указывая на медали, нацепленные на груди выборных, он говорил:

— Пусть повесят их на шею собаке, своей шеи я ими поганить не буду.

Тем временем потомки прежних ханов и султанов поняли веяние времени и стали придерживаться совсем иного пути.