Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

Все было готово. Сарсембай взобрался на любимого иноходца.

— Керим-эке, трогай!

— Отдаемся в твои руки, создатель, — пробормотал старик, трогая коня.

Впереди поехали большие фуры, двуколки, за ними следовали навьюченные верблюды, тарантасы и белый верблюд байбичи. Огромный караван, вытянувшись по узкой дороге длинной цепью, направился к северу.

Вместе с ними тронулись стада овец, коров, табуны кобылиц и жеребят. Все пастухи ехали верхом.

Карлыгач после долгих пререканий с отцом добилась разрешения ехать на своем новом жеребце и теперь вместе с Арсланбаем, длинноволосым джигитом, Айбалой и еще несколькими девушками шутя помогала пастухам. Животные выбрались на дорогу и пошли степенным шагом. Группа молодежи появлялась то с одной, то с другой стороны каравана, перекидывалась шутками со всеми и везде вносила оживление и веселье. Скоро, однако, им надоело следовать за караваном.

Этот переезд был для Айбалы большим праздником. Она дни и ночи проводила в работе. Только в эти редкие часы переездов она могла отдаться отдыху и радости.

Она первая заметила далеко справа юрты, похожие на большие копны сена. Натянув поводья, она подскакала к Карлыгач.

— Видишь юрты? Что, если заедем туда, напьемся кумыса?

— Хоть ты и женщина, но голова у тебя работает отлично. Едем! — со смехом подхватил Арсланбай.

— Мы едем вот в то джайляу, — предупредила девушка отца и поскакала в указанном направлении.

Остальные последовали за ней.

Подъезжая к джайляу, длинноволосый джигит сказал Карлыгач:

— А ты знаешь, это джайляу Дирвисала. Сюда выдана твоя подруга Чулпан.

— Что ты говоришь? Разве они не на берегу Дингез-Куля? — удивилась девушка.

— Побережье Дингез-Куля перешло в руки казны. Дирвисал-эке кочует по этому вот отвратительному джайляу, — объяснил Арслан.

Стегнув коней, примчались к аулу. Их встретила стая собак. За ними показался сам хозяин. Это был старик казах необычной толщины.

— Счастливого вам пути, детки!

Арсланбай приветствовал его и сказал:

— Сарсембай переезжает из Алтын-Куля в Кзыл-Ком. Молодежь повернула коней в вашу сторону.

Старик сделал еле заметное движение:

— Добро пожаловать, дети! Джайляу мое хоть и плохо, но кумыс найдется и ярки жирны.

Пока хозяин и гости, переговариваясь, шли к юрте, около привязанных жеребят показалась молодая женщина с приятным, но усталым, измученным лицом, оттененным белым покрывалом; на ней было грязное платье, в руке она несла полное ведро молока. Она издали улыбалась гостям, но на нее никто не обратил внимания.

— Милая Слу, ты не узнаешь свою подругу? — остановила она Карлыгач.

Девушка оглянулась и застыла от изумления: перед ней стояла ее близкая подруга Чулпан, участница всех забав, свидетельница первой встречи с Арсланбаем — на свадьбе и второй — в пути.

Красивая, веселая, остроумная девушка поблекла, осунулась, лицо пожелтело, глаза потеряли блеск, плечи беспомощно опустились. Вся она превратилась в уставшую, апатичную женщину.

Две подруги, не зная что сказать друг другу, поздоровались, обнялись.

— Чулпан, дорогая моя! Что с тобой? Или хвораешь? — не могла успокоиться Карлыгач-Слу.

Молодуха вытерла слезы концом покрывала.

— Наверно, слышала поговорку: «Жизнь снохи — собачья жизнь»? Встаешь с зарей, ложишься поздней ночью, усталая как собака. Некогда спокойно чашу кумыса выпить. Мудрено ли не узнать меня?

Подруги, обнявшись, отошли в сторонку. Молодуха жаловалась:

— Служу как рабыня, слышу одни попреки. Свекровь — злая змея. Милая подруга моя, помни: девичья пора — золотая пора, умей ценить ее. Станешь снохой — таких дней и во сне не увидишь. Вся тяжелая, грязная работа ляжет на тебя.

Долго беседовали подруги. Не утерпела и Карлыгач, поведала свою печаль:

— И у меня горе. Мать грозит: «Не пойдешь за Калтая, ослушаешься, не прощу тебе молока, которым вспоила тебя». Отец затевает ссору с Найманами. Знаешь ведь, в младенчестве просватали меня за сына бия Кара-Айгыров. В калым получили сто голов скота, пятьсот рублей денег, два сундука дорогих вещей. Хотят через полтора месяца сыграть свадьбу и проводить меня в дом мужа. Но не лежит душа моя к суженому. Наверно, видела ты этого противного Калтая? Ходит он, как свинья, опустив рыло. Маленького роста, гнусавый. Дух нехороший от него идет. Ни ума, ни храбрости, слова толком сказать не умеет… Страшно подумать — обнять такого! Приезжал недавно — не приняла, отказала. Уезжал — грозился.

Чулпан, пережившая подобное же испытание, с горячим участием отнеслась к судьбе подруги.

— Ай, колончагым, и ты оказалась в моем положении!

— Отец, видно, боится, думает: «Если отдам дочь за другого, с Кара-Айгыром возникнет ссора, отношения между двумя родами испортятся, они покинут меня в моей борьбе с Найманами, и я буду побежден», — продолжала девушка.

Но Чулпан снова перебила:

— Ну и пусть будет побежден. Выбрала ты джигита отличного, не губи себя с Калтаем. Выйдешь — вернуться не сможешь, дорогая.

Из юрты вышла женщина, позвала Карлыгач:

— Наверно, устала, красавица? Зайди, выпей кумыса.

Слу вошла в юрту.

— Досыта наговориться не успели. Мясо скоро сварится. Не угостив как следует, не отпущу, — сказала вслед ей Чулпан.

Арсланбай рассказал старому Дирвисалу о своем изгнании и возвращении, а под конец коснулся вчерашних похорон:

— Видно, высохло озеро Найманов. Большинство народа хочет на предстоящих выборах волостным управителем выбрать Сарсембая. Якуп не сможет занять место Байтюры, и должность волостного управителя перейдет сторонникам Сарманов.

Дирвисал стоял в стороне от партийных распрей, и новости эти его не заинтересовали. Он стал жаловаться на плохое джайляу.

Айбала беседовала с тукал, длинноволосый джигит — с джигитами аула, несчастная молодуха не расставалась с Карлыгач.

Из аула гостей не выпустили до тех пор, пока не угостили мясом, как того требовал обычай. Когда гости, пожелав хозяевам благоденствия, сели на коней, было уже за полдень и жара начала спадать.

Надо было поспеть на новое джайляу раньше каравана.

Засвистели плети, кони помчались стрелой.

Но когда копыта пегого жеребца ступили на землю джайляу Кзыл-Ком, караван уже стоял на южном берегу небольшого красивого озера, окаймленного красными песками.

Карлыгач подалась всем телом вперед, натянула поводья, взмахнула плетью и, обогнув караван, остановилась подле матери.

— Мама, мы ели мясо и пили кумыс в джайляу Дирвисала. Я видела Чулпан… — начала она рассказывать.

Тем временем подоспели и остальные. Пожелав счастья на новом джайляу, все принялись за работу.