Роман Ругин - Ранний ледостав

Размышляя обо всем этом, Арсин уже знал, что он, конечно же, обязательно пройдется по всему острову, а особенно — по хвойному лесу, посмотрит, как идут дела у новых мамаш, окажет, если потребуется, необходимую помощь новорожденным… Бывает, что телята — а это случается чаще всего у ослабленных важенок — не могут самостоятельно встать на ноги, дотянуться до спасительных материнских сосков. А мать, хотя и не уходит от детеныша, дожидаясь, когда тот поднимется на ноги, ничем не может помочь своему малышу. Вот тут-то как раз и нужна заботливая рука пастуха. Ох как нужна. Он поможет теленку подняться и, поддерживая его, приложит к материнскому соску. А уж когда детеныш наелся — он, словно набравшись чудодейственной силы, уже сам прочно стоит на ножках. Бывает, хотя и редко, что пастуху приходится подбирать оставленных матерью телят, выкармливать из соски. Такой теленок так потом приручается к человеку, что даже не уходит далеко от чума. Авкой называют пастухи таких оленят.

Арсин решил, что пройдется по острову позднее, ночью или даже вечером — пусть только вода вплотную подступит к костру, где он сейчас стоял и где заканчивалась изгородь. Тогда Акар вполне справится со своей задачей один. А если подъем воды будет продолжаться так же стремительно, к завтрашнему дню изгородь может вообще уже не понадобиться: важенки с неокрепшими оленятами уже не сунутся в разлившиеся широко забереги…

Оголодавшие олени были неспокойны, мешали друг другу пастись, то и дело можно было видеть, как то одна, то другая затевают драку, отталкивая рогами соседку от своего небогатого кормового участка.

Но как бы там ни было, а стадо пока остановилось на кормежку, и это немного успокоило Арсина. Он присел на нарту и снова почувствовал, как сильно устал за эти дни. Сон неодолимо накатывал на него, веки смежались сами собой, будто кто-то властно закрывал их, зашивал крепким лоном — ниткой из оленьей жилы…

«А что, если прикорнуть ненадолго? — смутно подумал он. — Что может случиться? Акар на месте… Еще целая ночь впереди, кто знает, может, опять спать не придется…

Стоило ему только допустить мысленно такую возможность, как сон тут же начал неумолимо затягивать его. Уже с трудом понимая, что делает, Арсин встал с нарты, добрался до своего снежного чума и, на ходу крикнув собаке: «Карауль!» — прилег под резкие посвисты незатихающего ветра на оленьей шкуре.

Ему снилось, будто он на пастбище, окарауливает темной осенней ночью стадо. Олени мирно пощипывают ягель, а он, от нечего делать, закинув за плечо карабин, любуется звездным небом, тоже почему-то напоминающим ему бескрайнее пастбище. И вдруг звезды резко спускаются вниз, и теперь на него смотрят из-за лохматых насупившихся елей волчьи глаза. Он понимает: вот-вот накинутся хищники на замершее в страхе стадо. Тогда он стреляет в воздух и кричит своей собаке: «Хорта, хорта! Лай, лай!»

И тут действительно до его слуха доносится неистовый собачий брех. Во сне это или наяву?.. Сознание Арсина медленно выплывает из сонного небытия да, кажется, и в самом деле лает собака… Какая собака? Его Акар? Он мгновенно все вспоминает и открывает глаза: уже вечерние сумерки, а верный пес заходится в лае, хрипит, словно кто-то душит его.

Окончательно проснувшись, Арсин стремительно выкинулся из своего тесного обиталища, как горностай из норы, и сразу же увидел неподалеку темную движущуюся массу. Это стадо, рвущееся на тальниковую, не обследованную еще оленями часть острова, забыв от голода страх, напирало на Акара. Пес, вдохновленный появлением хозяина, стал бросаться на животных еще злее, залаял еще остервенелое… С десяток самых смелых важенок уже вошли в воду, собираясь миновать охраняемый собакой участок.

Арсин вмиг сообразил, чем это может кончиться, и, схватив короткую тальниковую жердь, бросился, размахивая ею, к берегу. Стоявшие в воде важенки вначале никак не среагировали на его крики, и только когда он в сердцах кинул в них свою жердину, животные метнулись назад, выскочили из воды на берег.

Размахивая руками, словно крыльями, Арсин пошел на остальных оленей, отгоняя их от собаки. Стадо нехотя зашевелилось, но не побежало, как раньше, в обратную сторону, а медленно двинулось вдоль изгороди на противоположный обрывистый берег острова. И Арсин понял: сейчас он их отогнал, но пройдет совсем немного времени, и стадо вернется, снова будет напирать, вновь и вновь стремясь попасть на тальниковый мыс…

Он вернулся к стоянке, на ходу погладил пса за верную службу, потрепал за ушами и тут же достал из рюкзака исхудавший ситцевый мешочек с сушками, кинул псу сразу четыре штуки — в знак благодарности за особое усердие.

Взглянув на одинокий месяц, он сообразил, что спал не меньше шести-семи часов. Сон освежил его — вновь возвращались к Арсину бодрость и силы.

Северный ветер задул еще резче, и снежные заряды, как и вчера, начали вновь, словно белым неводом, накрывать остров.

«Кой, семь мудрецов старины! — подумал Арсин, — И что это Вот Турам — Бог Ветров так разозлился?! Никак сердиться не перестанет. Наверное, на Сорок Овас Вот — на Сорок Северных Ветров повернул свое лицо. Кой! Коли так — не жди тогда хорошего…»

Нет, не помнил Арсин на своем веку такой весны… Хотя от отца слышал, что случалось и иные годы, когда северный ветер дул подряд сорок дней. Наверное, отсюда и пошло это название: Сорок Северных Ветров.

Пока пурга не разыгралась вовсю, он решил вскипятить чай. Костер развел на вчерашнем месте, за большим таловым кустом — здесь пока было сравнительно тихо. На сей раз ему пришлось довольствоваться осьмушкой буханки — половинкой оставшейся у него горбушки. Подсчитал сушки — их оказалось всего два десятка с небольшим.

«Совсем мало, — подумал он, взвешивал в руке маленький мешочек. Рыбной варки хватит тоже только на раз. — Вся надежда теперь на то, что кто-нибудь наконец приедет… Только бы лед скорее ушел… А если он задержится? Что тогда делать, семь мудрецов старины? Конечно, в крайнем случае можно какое-то время и без еды обойтись… Выживем, в партизанском отряде и не такое переносить приходилось…»

Ему вдруг припомнился случай, когда он, вот так же, в весеннюю распутицу, возвращался с товарищем из разведки, и они наткнулись на отряд карателей. Дело было к вечеру. Отстреливаясь, они отступили к большому болоту и, найдя в темноте, на ощупь небольшой клочок сухой земли, поросший мелким кустарником, залегли там. Ночью немцы не стали искать их — побоялись, что ли, а с рассветом принялись обстреливать из автоматов все крупные кочки — видно, были уверены, что после такого свинцового шквала вряд ли что осталось на болоте живым, но все же расположились на всякий случай на сухом берегу на стоянку: а вдруг какой-нибудь партизан да объявится посреди болота. Три дня стояли немцы на берегу, только на четвертый сняли наконец свою западню. И все эти три дня Арсин и его товарищ лежали, не двигаясь, в гнилой воде, без малой крошки во рту.