Роман Ругин - Ранний ледостав

Арсин ободряюще потрепал Акара по загривку и достал из рюкзака пару сушек. Такой, по его подсчетам, полагался Акару пай из оставшегося на двоих скудного припаса.

Акар благодарно лизнул хозяина теплым языком в ладонь и только после этого принялся за сушки. Он грыз их осторожно, деликатно, подбирая самые малые крошки. Конечно же, пес не насытился угощением, а только раздразнил аппетит; он еще долго умильно смотрел на Арсина, но в конце концов, поняв, что больше ему не перепадет ничего, улегся у ног хозяина, у самого входа в чум.

— Так, так Акар, — сказал Арсин, словно пес и впрямь понимал это. — Теперь сторожи. Нельзя нам спать. Наготове будь. Как снаряженный капкан.

Акар, словно поняв его, заскулил, завилял своим упругим хвостом.

Воющий на тысячи волчьих голосов ветер продолжал буйствовать и утром. Хотя снег перестал, солнца по-прежнему не было — видно, нырнуло куда-то далеко и надолго в страхе перед вернувшейся зимой. За ночь снежный чум наполовину замело снегом, превратило в какое-то подобие медвежьей берлоги.

Арсин с трудом выбрался из своего убежища. Он так и не сомкнул глаз, к тому же в тесном чуме было не повернуться, и за всю ночь он лишь несколько раз менял позу — облокачивался о землю то одной, то другой рукой. Он чувствовал себя усталым, разбитым — надо было хоть немного размять кости, разогнать кровь. Наказав Акару сторожить, сам пошел вдоль изгороди. Выпавший за ночь снег удержался лишь в хорошо защищенных от ветра местах — ураган смел его начисто, наст сделался настолько крепким, что должен был, по расчетам Арсина, держать оленей надежно. Вот уж теперь-то они понесутся по острову, закрутят свою карусель… Но зато и ледяная корка стала не по оленьим копытам твердой, и до ягеля, если он даже еще и уцелел на острове, им не добраться. Важенкам оставался теперь только тонкостебельный хвощ, черневший по берегу озера, да мелкая жестяная осока на макушках многочисленных кочек.

Арсин понимал, что такой скудный корм вряд ли насытит животных, что вскоре они, несмотря на неслабеющий ветер, станут опять лихорадочно метаться по острову.

Он не ошибся: едва решил повернуть назад от обрывистой кромки острова, как навстречу ему, высоко задрав головы, вынеслась большая группа животных.

Не на шутку встревожившись, Арсин заторопился на помощь Акару. Когда он добрался до стоянки, пес уже рвался на своей привязи, усердно лая на остановившихся против него оленем. Завидев человека, важенки развернулись и потрусили к воде, которая, как обнаружил Арсин, резко поднявшись за ночь, намного сократила ширину охраняемой Акаром полосы; здесь они побежали, все убыстряя шаг, в глубину острова. Вслед за этой группой вскоре появилась другая, затем третья — все стадо опять пришло в движение. Так продолжалось, наверное, до полудня, когда олени наконец смирились со своей участью и, понемногу успокаиваясь, дружно взялись за низкий хвощ и мелкую осоку.

— Малость угомонились, семь мудрецов старины, — почесал в затылке Арсин. — Ладно, если этот корм хоть ненадолго удержит их…

Хотя он и не работал сегодня физически, не сделал и малой доли того, что наворочал вчера, но бессонные ночи и постоянное нервное напряжение — все сказывалось; он чувствовал, что все его тело наливается какой-то свинцовой тяжестью.

— Пора мне, пожалуй, и подкрепиться, — сказал он себе, — После некогда будет. Хотя и надо-то еще продержаться всего ничего. До ночи, ну хотя бы до вечера. А там река поможет. — Он скользнул взглядом по расширявшимся каждый час заберегам; вода поднималась на глазах, словно река, подобно сказочному великану, наполняла свою ненасытную утробу через семь огромных глоток…

Разведя костер, он еще раз сделал учет своим скудным припасам. От половины буханки осталась теперь четверть, пол-литровая байка с рыбной варкой опустошилась тоже наполовину. Он мог пока не ограничивать себя только в сахаре: в избушке у него был и сахар, и оставались от старых еще запасов две банки сгущенки. Он вскипятил чайник и, согревшись горячим чаем, подкрепился небольшим кусочком хлеба, пятью сухариками и парой ложек рыбной варки.

Верному Акару, как и вчера, кинул две сушки.

Немного повеселев, Арсин снова отправился в обход. Теперь картина на острове несколько изменилась: на открытом пространстве поймы, на берегах круглого озера увидел он сплошной лес рогов. Были тут и только что отелившиеся важенки — голов, наверное, пятьдесят. Оленята, еле поспевая за матерями, с трудом удерживали свои легонькие тельца на слабеньких ножках И, неуверенно переставляя их, скользили на твердом, как металл, насте, падали. Мать тут же возвращалась к детенышу, наклонялась над ним, подталкивала носом, давая, видимо, какой-то понятный только олененку сигнал; и вскоре малыш, напрягая, очевидно, все свои силенки, поднимался и опять следовал за матерью, не упуская случая приложиться к ее вымени.

Прикинув на глаз численность стада, Арсин понял, что здесь далеко не все олени, что он недосчитывается многих важенок, а среди них — и той, так памятной ему, белолобой.

Он было встревожился: наверное, где-то на другой стороне острова есть еще одно стадо… А потом, подумав, решил иное: «Ведь корма-то нигде больше нет, кроме как здесь. Видно, эти важенки, которых тут нет, сейчас как раз рожают детенышей. Может, уже облизывают их. Или в первый раз кормят…»

Он представил себе, как в этот самый момент белолобая олениха со всей нежностью, на которую способна лишь мать, вылизывает только что появившегося на белый свет младенца, и олененок, едва-едва расставшись с теплой материнской утробой, весь дрожит, оказавшись вдруг на таком адском ветру. Он представил себе, как новорожденный, следуя инстинкту, неуклюже пытается встать и, оказавшись на ногах, тут же, словно притягиваемый магнитом, начинает тыкаться матери в живот, находит полные животворящего молока соски, жадно приникает к ним. И мать, подарившая ему жизнь, щедро отдает малышу все, что только может ему отдать. И, о чудо! Едва появившийся на свет комочек живой плоти уже сделал первый шаг навстречу самостоятельной жизни. Теперь он не пропадет, теперь он всюду будет следовать за своей матерью…

Небогатый был у Арсина опыт, а все же он хорошо знал, как происходит весенний отел. Это едва ли не самый ответственный период в жизни оленеводов, едва ли не самый сложный в жизни стада, но особенно много значит он в судьбе только народившихся, еще беспомощных оленят. Бывают случаи, когда важенка, если ее что-то сильно напугало, уходит от теленка, не облизав его и не накормив. Если пастух вовремя не обнаружит такого сиротку — его ожидает скорая гибель. Или умрет с голоду, или попадет в зубы песцов и лисиц, которые во время отела всегда держатся вблизи стада. Зачастую устраивают пир около мертвых телят и хищные птицы — орлы, вороны…