Роман Ругин - Ранний ледостав

Вспомнив сейчас этот случай, Арсин подбодрил себя вслух:

— Ничего, семь мудрецов старины! Переживем. Руки-ноги целы, шевелиться еще могу… Не пропаду!.. — Но, поглядев на затянутую мглой северную сторону, не на шутку встревожился: — Смотри-ка, опять ветер начинает с ума сходить. Если завтра к вечеру не угомонится — трое суток дуть будет…

В верности этой старинной приметы Арсин убеждался уже не раз…

Ветер опять стучал по стволам талов, гнал проносившиеся с противным присвистом снежные заряды. Неуютно было на таком ветру даже в теплой надежной малице, так и тянуло нырнуть в снежный чум, но как пойдешь, если олени, будто и не замечая начавшейся вьюги носятся и носятся вдоль ограды?

Видно, животные, не один раз пробегавшие днем вдоль изгороди, не могли не заметить среди кочек на таловом мысу пучки прошлогодней травы. Успев уничтожить все, что могли, на этой стороне острова, они стремились во что бы то ни стало попасть на тальниковый мыс.

Тут была и еще одна причина. Сегодня Арсин видел, как некоторые важенки уже начинали, будто лоси, кормиться корой тала. Здесь, по эту сторону изгороди, были хвойные деревья, для еды непригодные, там, на той стороне — сплошь тал, который олени с неохотой, но все же ели в самых крайних случаях. Стало быть подошел этот самый крайний случаи; вот почему и рвутся туда — там есть хоть какой-то корм…

Когда Арсин отправился в очередной свой обход вдоль изгороди, он обнаружил, что олени, занятые талом, уже не пугались его, как раньше. Они лишь ненадолго вскидывали головы и продолжали сгрызть кору с тех немногих кустов, что были по эту сторону кораля. Тем, которым не хватало и этого, оставалось только подойти к самой изгороди и обдирать кору с ее жердей…

«Да-а, — думал Арсин, возвращаясь на свою стоянку. — Неважное дело. Кора — не ягель и не трава. Он, много ее им пережевать надо, чтобы утолить голод. Шибко много, семь мудрецов старины…»

Ему было жаль животных, сбившихся вдоль всей длины изгороди — коры, и той на всех не хватало. Не было среди них только стельных самок — видно, матери, беспокоясь за судьбу потомства, держались с малышами в хвойном лесу, хоть как-то защищавшем от пурги.

Занятые корой, олени больше не подходили уже к охраняемом полосе; ширина ее сузилась метров до пяти; хотя и стоял мороз, вода все прибывала и прибывала. Видимо, оленей уже можно было пускать на тальниковый мыс; если забереги успели так разлиться — вряд ли они смогут преодолеть это препятствие. И снова наказав псу стеречь, Арсин отправился на тальниковый мыс, чтобы увидеть забереги своими глазами.

«Коли олени уже не смогут переправиться на коренной берег — так зачем же их мучить-то?» — задавал он себе резонный вопрос.

Конечно, в такой снежной круговерти, да еще и на открытом продуваемом месте вряд ли можно было толком разглядеть что-нибудь, но Арсин не зря охотился на острове каждую весну: у него тут были свои приметы, свои ориентиры, по которым он мог сейчас безошибочно определить уровень воды.

Закрываясь рукавицей от слепящего колючего снега, Арсин медленно продвигался вперед по самой кромке острова. Он часто оскальзывался, падал, но, переждав боль, снова осторожно, чтобы не быть опять брошенным на крепкий ледяной наст, вставал и так, шаг за шагом, двигался к узкой оконечности острова. Когда он вышел наконец к той поросшей мелким тальником кромке, где начиналась Малая Обь, он уже совсем обессилел. Тяжко дыша, Арсин свалился на большую лиственничную корягу, лежавшую на этом месте, как помнилось ему, не один десяток лет.

Вот где пурге было раздолье! Северный ветер хохотал словно дикий сказочный Менг-великан, готовый кинуться на все живое, цепко впиться в него и умчать в свой лесной чум. Снежные заряды стегали по лицу, будто еловые лапы.

Ухватившись за толстые корни коряги, отдышавшись немного, Арсин наконец смог встать на ноги. Хотя вокруг все кружилось и вертелось, он все же разглядел снежную мутную мглу: вода стоит у коряги почти вплотную.

«О, семь мудрецов старины! — обрадовался он. — В самый раз поднялась. Шибко хорошо. Теперь-то уж точно не полезут олешки в воду, испугаются». Он не мог сейчас видеть противоположного края воды, но зато знал по предыдущим годам, что разлилась она уже широко.

На всякий случай Арсин решил все же убедиться, что глаза его не обманывают, что вода здесь, рядом, и, скользя по насту, прополз вперед метров десять. Скованная морозом снежно-ледяная масса дышала под ним, ходила ходуном. С трудом пробив рукой твердую корку, он услышал, как внизу сразу забулькало, заплескалось. Теперь уже не оставалось сомнений: вода поднялась так высоко, что важенки с телятами ни за что в нее не сунутся. Если, конечно, их не погонит туда какая-нибудь смертельная опасность…

Арсин засеменил назад, к стоянке, чтобы с ходу, разрубив веревки, сделать проходы в ставшей теперь ненужной изгороди.

И тут же стадо, как косяк рыбы, задержанный насильно заплотом, неудержимо хлынуло на тальниковый мыс.

Арсин с Акаром не мешали оленям, смотрели на них с подветренной стороны раскидистого талового куста.

Увидев, что важенки тут же принялись драть кору с тонкоствольных талов и совсем теперь успокоившись, Арсин прорубил проходы еще в нескольких местах, а потом направился к стоянке, чтобы погрузить на нарту весь свой скарб. Все, здесь ему теперь делать было нечего. Взяв на всякий случаи Акара на поводок — чтобы не пугал зря только что отелившихся важенок (Арсин был уверен, что таких еще много в хвойном лесу), он двинулся в сторону избушки.

Порывы ветра подхватывали легко нагруженную нарту, то заносили ее и сторону, то гнали вперед, да так, что она обгоняла хозяина. И только когда начался хвойный лес, он сразу же почувствовал, насколько здесь слабее ветер. Время от времени ему встречались нарытые, видимо, загодя под прикрытием елей и кедров снежные ямы, в которых важенки укрывались со своими телятами. При его приближении оленуха тут же вскакивала, вслед за ней начинал неуклюже подниматься и малыш, норовя приложиться к материнскому вымени; были и такие, что лежали в своих ямах пока в одиночку — этим, наверное, предстояло вот-вот отелиться.

До избушки было уже недалеко, когда Арсин, проходя подле чахлого низкого кедра, едва не наступил на лежавшую чуть не на самой его дороге важенку. Акар — очевидно от неожиданности — заскулил, затявкал, резко дергая поводок, и перепуганная важенка, стремглав покинув свою яму, потрусила по насту в направлении крутого обрыва, время от времени тревожно поглядывая назад. Наконец она совсем замедлила ход и стала, теперь уже неотрывно глядя в их с Акаром сторону. Так и прошел бы Арсин мимо, далее не заглянув в яму, — решил уже, что важенка еще не отелилась, как вдруг Акар заскулил и сильно потянул его назад. Арсин нехотя вернулся, не понимая, из-за чего волнуется пес. Яма была просторной, видно, важенка давно уже топталась здесь; нагнувшись, он увидел внизу, среди обнажившихся из-под снега кустов багульника, небольшой темный комочек. Его можно было бы принять и за пень, замшелую корягу, но Акар так скулил, так рвался к этому комочку, что Арсин понял — это лежит либо мертвый, либо вконец обессилевший олененок.