Олег Кириллов - Стремнина

Так все и шло. Иногда ему казалось, что он счастлив от того, что независим. Он стал театралом, завсегдатаем всяких литературных сред, читательских конференций. И все равно оставалось время. Повесил дома боксерскую грушу и по утрам колотил ее. Старался в одежде не отставать от моды, и старик Ладыгин, встречая его в коридорах фирмы, глядел с укоризной. Еще бы, он ведь весь из сороковых годов, а там носили такие мешковатые брюки. Вот на Морозова любо-дорого поглядеть: молодой, подтянутый, взгляд орлиный. Несмотря на сорок три года, уже советник юстиции и заместитель старика. Ну сколько еще Ладыгин вытянет? Ну года два-три от силы. А дальше придется ему уступить место Морозову. Диалектика.

Интересно, какие шансы у Морозова? Ладыгин работает здесь уже лет двадцать. Для прокурора многовато на одном месте. И все ж старика уважают в области. Рокотов имел уже много возможностей убедиться в этом. Уже года два поговаривают о том, что скоро наступит эра Морозова. Если говорить по-честному, то ему, Эдуарду Рокотову, наверное, выгоднее был бы приход Морозова. Он явно заинтересован в омоложении кадров. Не то что Ладыгин. Смотрит как бука, слова доброго не скажет. Будто каждый из его сотрудников — кандидат на применение к нему меры пресечения. С таким шефом работать трудно.

Под рукой — горячее нетерпеливое тело женщины…

В понедельник не вышел на работу механик Курашов. С пятницы завелась у него свадьба: сын женился. По селу катились слухи про то, как все было обставлено, кто сколько взял на себя самогону, кто какие подарки выдал новой семье. Костя Сучков тоже посидел в воскресенье часа три при свадебном столе, вернулся домой запоздало и некоторое время пошумливал. Николай сходил на свадьбу еще в пятницу, поздравил молодых, поднес выструганный самолично пятилитровый бочоночек с медными бляшками по бокам, выпил стакан штрафного за опоздание и ранний уход, на том и откланялся. Вышедшему проводить его Курашову сказал, что свадьба — дело хорошее, да зря не отговорил молодых выбрать время полегче: уборка ведь идет, не свадебное время. Федор согласился, покивал седоватой лохматой головой, а потом пояснил, что нынешняя свадьба — дело пожарное, невеста уже понесла, так что тут надо торопиться, потому как, коли у всех на глазах пузо будет, что ж тут за свадьба? Глаза у Федора слезились, и по этой самой причине Николай понял, что счастливый отец взял нынче порядочное количество спиртного. Столы были накрыты прямо во дворе, и около них толклось почти все мужское народонаселение Лесного, решительно оттеснившее в сторону прекрасную половину человечества и задушевно напевавшее в данный текущий момент протяжные народные песни, не забывая про обильное возлияние крепчайшего зелья. Жених — высокий худой парень в блестящем кримпленовом пиджаке, работавший каменщиком на городской стройке, громко кричал сипловатым голосом:

— Не жалею, что ушел… И батю б забрал, да он тут тылы, понимаешь, кроет. Я ж человеком себя почувствовал, когда в город ушел. В пять часов — и не цвети калина красная. А со своими руками… вот, я до трех сотен в месяц беру. Ну, само собой, работаешь за совесть… да.

Старики, из тех, кто пришел сюда не пить, а побалакать, кивали головами, комментировали откровения жениха неторопливо и рассудительно.

Невесты за столом Николай так и не увидел, потому что, как сказали ему, она отдыхала в доме.

Свадьба гудела, считай, три дня без передыху, и вот тебе на.

Утром кинулись, что в гараж не завезли горючего. Кулешов помчался к заправке. Кругом замки. Обстучал все баки. Солярка была, а вот бензину ни капли. Тут и вспомнили о Курашове. Главный инженер кинулся к машине Николая:

— Давай подъедем к механику.

Курашов лежал в тени яблони на дощатом лежаке, прикрыв лицо газетой. Уютно гудели пчелы, неторопливо хозяйничая в цветочной грядке. Вчерашний жених в плавках поливал из шланга огуречные плети. Увидав Николая, заулыбался:

— В самый раз, дядь Коля… Зараз снедать будем.

Кулешов подошел к лежаку, приподнял газету:

— Федор Михайлович!

Курашов сел, неосмысленно поглядел на инженера:

— Анатоль Андреевич… Захворал никак? Гудить в башке.

— Что же вы? Уборка ведь.

— Да не станется ничто. Апосля обеда приду.

Николай схватил его за грудки, приподнял с лежака:

— Ты что ж? Бензину нет, полсела споил…

— А я что? В рот глядеть должон каждому? Свадьба у меня.

— Вот что… Чтоб через полчаса был на месте. А нет, тогда гляди.

— А ты не пугай… Я пужаный. Я, коли что, так и заявление подать могу. Все одно толку тут нету. А нос совать, куда не след, не пробуй. Хто ты такой есть? Шофер… Так вот баранку свою и крути. — Бледное рябоватое лицо его пошло пятнами. — Дюжа шустрый ты, Рокотов. Никак в механики плануешь? Так я тебе хоть зараз ключи отдать могу. Пользуйся.

— Дурак! Ты такое натворил.

— А за дурака и врезать могу! — Курашов вскрикнул неожиданно тонко и подступился к Рокотову, по-петушиному подталкивая его сухим острым плечом. Жених положил шланг и придвинулся поближе тоже.

Рокотов повернулся и пошел к калитке. Инженер что-то еще пытался объяснить механику, но тот выкрикивал что-то яростное и злобное, и Кулешов подался к воротам, не глядя по сторонам, думая о создавшемся положении и прикидывая, не пора ли звонить председателю. Получалось совсем нескладно: не вышло пятеро механизаторов, а остальные явно чувствовали себя не в своей тарелке. Рыбалкин, сразу после наряда, когда стало ясно, что выезд в поле не состоится, куда-то исчез. Кузин залег в углу машинного двора на старые доски и отсыпался. Двое сбежали на речку. Остальные приспособились в домино. Хорошо еще, что удалось отправить трактора, да и тут не было уверенности, что люди отработают как следует. Сидя рядом с Рокотовым в кабине грузовика, Кулешов лихорадочно соображал, как сообщить о происшедшем Куренному, потому что без председателя здесь не справиться. Тяжело было чувствовать свою беспомощность. Видел только один выход: собрать общее собрание и всыпать механику по первое число, чтоб другим неповадно было, а если не поймет разговора — то и гнать его. Но тут же вспоминал самую первую беседу с председателем колхоза, когда Степан Андреевич наставлял его: «С людьми поаккуратней… Нам их брать неоткуда. За каждую пару рук дрожим. Особо механизаторы. Ты уж гляди, сам не колбаси. Ежели хочешь знать: механизатор — это моя номенклатура. Сам решений не принимай». Тут было ясно предельно. И все ж, если сейчас пропустить такое — потом работать будет невозможно. Значит, уходить? Опять искать работу, жилье? А что он скажет жене?

Не то что облегчение, а просто почувствовал себя лучше, когда увидел на машинном дворе уазик председателя. Куренной стоял около доминошников, и лицо его было багровым. Что ж, лучше, если председатель сам все увидит. Не надо будет пояснять.