Олег Кириллов - Стремнина

Ответа как такового, в общем, не вышло. Пустился районный товарищ в рассуждения, что государственный карман — это собственный и колхоза и завода, а каждому слушателю ясно было, что вопрос непродуманный, неясный и ответу не быть. Так Николай и принял положение. И все ж, когда Куренной задал вопрос про личную позицию товарища Рокотова как коммуниста и колхозника с давних времен, то получил ответ ясный и точный:

— А сомнений быть тут не может. С заводом в одной упряжке порядок будет, это точно. Так что я за подсобное хозяйство. Надо это дело поглядеть в жизни. Вернуть все никогда не поздно, а поглядеть требуется. Может, это для всей страны опытом будет?

— Так-так, — сказал Куренной, — значит, мыслей мы с тобой, Николай Алексеевич, самых разных, потому как я, подумавши, понял: делать такого никак нельзя. И если я тебе скажу, то и ты на мои мысли сойдешь.

— Злой ты мужик, Степан Андреевич, — Николай зашел в кабинет к председателю насчет поездки за горючесмазочным материалом, куда нарядил его главный инженер, а Куренной взял бумагу, которую должен был подписать, отложил ее в сторону и велел Рокотову сесть. Гляделся председатель неважно: то ли хворал, то ли лишнее принял по вчерашнему воскресному дню — глаза покрасневшие, тревожные, подбородок в непривычной для него рыжеватой щетине и голос чуток сипловатый, будто пришлось Степану Андреевичу покричать крепенько на морозе. — Злой, говорю. Вроде, я со своим мнением в самых что ни на есть заоблачных таких высях, а ты на твердой крестьянской земле и приглашаешь меня для того самого, чтоб на нее, матушку, от всех таких мечтаний спуститься. Так я тебя понял?

Куренной махнул головой, словно изумляясь, хохотнул:

— Во дает! Что значит, человек имеет время книжки читать. Да не думал я такого. А про мнение твое хотел узнать, потому что вопрос, который нам подбросил товарищ Туранов, каждого касается. А твое слово кой-чего значит.

— Выдумал. Я шоферюга.

— Ох и мудрый ты мужик, Николай Алексеевич… — Куренной засмеялся, ладонями гулко бухнул по столу. — Я вот много думал: чего ты в руководящее звено не идешь? Чего тебе с твоим соображением на грузовике кататься? Ведь ты ж готовый секретарь парткома. И ты знаешь, я дошел. Сам дошел.

— А тут и доходить нечего. Был когда-то я в том самом звене. Хватит. Образования нету подходящего. А тут я на месте и помогаю тебе, чем могу. И как человек, повидавший, и как член правления, спасибо тебе, что выдвинул.

— Темнишь, Лексеич. Не в том дело. Покойно тебе в шоферах. Никаких вздрючек, никаких ковриков у начальства. Крути себе баранку. А если глянуть, так ты не прост. Я еще не знаю, кого больше слушают, если придется. В Лесном Кулешов бы без тебя шиш сделал. Подмял ты там всех.

— Это как же — подмял?

— Да так… По-хорошему. Ты не ершись, не обидеть тебя хотел. Авторитет у тебя, про то и говорю.

— Работать стараюсь как надо.

— Вот-вот. А только ошибочка у тебя выходит с оценками нынешней ситуации, Николай Алексеевич. Ошибочка. Ну, отдадим колхоз весь Туранову. Зачеркнем, как говорят, на карте района самый что ни на есть отстающий коллектив. А что выйдет? От государства уйдет немалое количество продукции. От потребителя то есть. Хлебец — весь Туранову. Мясо тоже. Все. Кто в убытке? Ведь обязательных поставок он державе сдавать не будет. Иначе ему нет никакого смысла брать себе на закорки такую ношу. И что выходит?

— Так что ж выходит, Степан Андреевич?

— Не думал, вижу. А ты теперь вот подумай. Значит, у Туранова, как мне сообщили райкомовцы, цель ясная. Хочет он построить тут, в Лесном, пару телятников на тыщу голов, утиную ферму, молокозаводик, чтоб сметанку сбивать. В Князевке свиноферму, бойню, цех по переработке мяса. Чуешь, куда гнет. Планирует замкнутый цикл. Все, что получит, — прямо к себе на завод. Задумка у него уже через год давать на каждого рабочего по семьдесят пять кило мяса. Поимей в виду, как руководителя завода я его понимаю. Тут он много проблем сразу решит у себя в коллективе. А вот что касаемо государственного интереса, тут уж извините. Как капиталист он действует. Кто ж вместо него хлебушек государству продавать будет? Кто заготовки выполнять начнет? Да, построит он тут всякое. Сомнений не имею на этот счет. Только почему же мы сами создаем привилегированное положение именно для завода «Тяжмаш»? Не думал про это? А на других заводах областного центра как? Или там люди хуже? Что скажешь?

Ах, Куренной-Куренной. Вроде и умный ты мужик, а вот понесло тебя. А может, прикидывается, что не понимает? Да нет, с Турановым у него вроде складывается. За место бояться не приходится. Самостоятельность потеряет? Тоже навряд ли. В зарплате точно выиграет, а в руки получит такую силищу. Нет, видать, и вправду недопонимает.

— Интересные данные ты мне сообщил, Степан Андреевич. Очень даже интересные, — Николай говорил неторопливо, поглядывая на председателя внимательно, стараясь определить: не прикидывается ли. — Так вот, ежли удастся Туранову сделать все, что задумал — в ножки ему поклониться надо. Погоди, я тебя слушал… Так вот. Ежли он накормит пятнадцать тысяч рабочих, а это с семьями, глядишь, чуть ли не пятая часть населения областного центра, так это ж с плеч государства такая тяжесть… Чем же он на капиталиста похож, как ты говоришь? Да, не так уж легко у нас в стране с продуктами, как хотелось бы. Да погоди же ты… Другое дело. У нас больше тринадцати центнеров на круг с хлебом почти никогда не выходило. А Туранов возьмет и двадцать. Сомнений нету, что возьмет. Что сам не понимает — умные люди доведут до него. А возможностей у него в тыщу раз больше нашего теперешнего. И село не сгинет. А что электричка рядом, так при теперешнем деле это для пользы. С завода народ будет ездить для подмоги. Общее ж дело будет, Степан Андреевич. Неужто не понимаешь?

— Да понимаю я все, Николай Алексеевич, понимаю. Только другое меня колышет. — Куренной встал, пошевелил плечищами, будто расправляя их, обошел стол, присел напротив Рокотова. — Черт его знает что. Вот в открытую тебе говорю, все знаю, что на пользу конкретному нашему колхозу все это. Да только есть разные штуки при всем этом. Возьмем такое: отдали колхоз Туранову. Долги заплатил он, все в порядок привел. Пошли мы с тобой на партийный учет в ихний партком. Ладно. А территориально все как было на районе осталось. Что-то построить, иди к архитектору районному, кланяйся, упрашивай. Без его шиш что построишь. Дороги — тоже в район. С лесом не шути, тут в двух шагах от тебя районный начальник бдительно глядит. И найдут, в случае чего. Ты понимаешь меня или нет? Сейчас у меня один хозяин, район. Он и по мозгам даст, коли что, и защитит. А придет Туранов, и район, в лучшем случае, в наблюдатели пойдет. Да не махай ты рукой… Ты по-человечески погляди на все. Был захудалый колхоз, с которым район ничего не мог сделать. А тут Туранов пришел, и за два года конфетку со всего этого произвел. Ты думаешь, району все это приятно. Оно ясно, средства не те, возможности не те, и так далее… А все ж в глазах людей вроде укор будет району, вроде упрека: вот вы, товарищи руководители, сколько лет мараковали, а дело не вытянули, а заводские пришли — и нате вам… Вот чего я боюсь, Николай Алексеевич. Отдадут нас Туранову — опыт вроде, а ну как через три года придет кто-то и скажет: будя, опыты кончились, пора к старому на возврат. А я уже все дороги отрезал. Что тогда? На завод идти цветочки под окном у Туранова разводить? Да никогда не быть тому, чтоб промышленность сельским хозяйством занималась. Не быть. Это ж каждое дело в другую сторону. Вроде как поручить добывать уголек в шахте Аэрофлоту. Понял, про что я?