Тембот Керашев - Дорога к счастью

Мхамет проводил Биболэта к его сестре. Она встретила их виноватой улыбкой.

— Не знаю, может быть, ты рассердишься, — сказала она, — но я уже обещала уговорить тебя сделать одно доброе дело.

Мхамет решил, что удобнее оставить сестру и брата одних.

— Не скучай, друг, а я пока на минуту загляну к себе.

— Нет, нет не уходи! — поняла его уловку Айшет. — Золотого Всадника нет дома, и тебе придется помочь Биболэту.

— Тогда говори, в чем дело! — попросил ее брат.

— Тут ко мне одна женщина приходила, — начала Айшет в необычном волнении, — она хочет развестись с мужем, а он не дает ей развода. Родители выдали ее насильно за старика. Если бы ты видел, какой он ужасный: совсем старый, ни работы, ни детей от него. Ее родители соблазнились маленькими сбережениями старика. Она прожила с ним семь лет и теперь решила уйти, услышав, что женщина может найти какую-то защиту. Но старики, которые верховодят в ауле, ополчились против нее: не позволяют ей подать заявление в суд. Сегодня старики собираются, чтобы поговорить по этому делу. Вызвали ее, она прибегала сюда попросить тебя присутствовать. Говорит: «Старики не дадут мне и двух слов сказать в свою защиту».

Биболэт сидел с неопределенной улыбкой на лице, — трудно было угадать, что он скажет.

— Я забыла сказать самое интересное, — спохватилась вдруг Айшет, — ее прислала сюда Нафисет, дочь Устаноковых, помнишь, о которой ты вчера говорил. Эта женщина пошла к ней с просьбой написать заявление. Но Нафисет далеко еще до того, чтобы писать такие бумаги. Она и посоветовала обратиться к тебе.

— Однако и вас, женщин-защитниц, набирается внушительная компания, — засмеялся Мхамет и подмигнул Биболэту, как бы говоря: «Вот тебе и на!.. Здорово мы втяпались!»

— А где соберутся старики? — приступил к делу Биболэт.

— Кажется, в правлении. Она сказала, что пришлет мальчика, когда нужно будет итти.

— Действительно «правление», а не исполком, если там до сих пор такие вещи творятся… Ну, как ты думаешь, Мхамет? Придется нам с тобой заново революцию делать в ауле?

— Что же, я тебя благополучно доставлю к старикам, а на худой конец захвачу надежную палку, — улыбнулся Мхамет и, тут же став серьезным, прибавил: — Только избавь меня, от разговоров с ними по такому делу. Это только коммунисту по плечу. Предупреждаю — дело нелегкое!

Расплавленное солнце еще высоко висело на бледноголубом небе, когда Биболэт и Мхамет вышли со двора и направились в аулисполком. Мальчик, приходивший к Биболэту с известием, что старики уже собираются, бежал теперь далеко впереди, вздымая пыль.

Аул пучился высокими стогами сена и, свернувшись в ленивой дреме, грелся на солнце. На огородах дозревала взлохмаченная рыжая кукуруза и блестели лысые тыквы. Улицы, гумна и дворы лоснились золотистой россыпью свежей соломы. Чувствовалось сытное довольство урожая.

Но разруха пережитого голода и гражданской войны отсиживалась еще в высоких бурьянах, глядевших на улицу через плетни запущенных огородов, гуляла по развороченным дворам с повалившимися оградами, по раскрытым крышам хат…

Мхамет, уступая гостю почетное место, шагал слева от него. Они шли по улице, стройные и нарядные. Мхамет ступал величаво, мягко шевеля свешенными рукавами черкески. Из-за полупритворенных дверей их стыдливо провожали взглядами девушки. Мхамет добродушно посмеивался:

— Не замечаешь, друг, как ты всполошил наших девиц? — спрашивал он, пряча в усах лукавую усмешку.

— Но в этом не я один повинен! — отшучивался Биболэт…

Двор аулисполкома стоял особняком, выделяясь среди прочих дворов своей бесхозяйственной наготой. Пустой, раскрытый сарай отодвинулся далеко в глубину двора, неподалеку от него белело неуклюжее служебное здание с широким крыльцом наружу. Вот и все, что было на огороженной забором исполкомовской десятине. На остальном пространстве хоть на коне джигитуй — пусто.

Косая площадь перед исполкомом была изрезана пыльными линиями переплетающихся дорог, посредине ее стоял одинокий столб коновязи с венчиком из железных пальцев.

Наискось от исполкома, на краю площади, зазывно пестрела бакалеей будка воскресшего с первыми днями нэпа лавочника. Возле нее свалена куча толстых дубовых бревен. Приобретенные хозяином при распродаже помещичьего лесного участка, они давно лежали там и стали излюбленным местом для сборищ свободных от работы жителей аула.

Годы гражданской войны приучили аульчан к бешеной скачке событий. Исполком, как источник всех новостей и связанных с ними тревог, приобрел особую притягательную силу. И времяпровождение на бревнах, по соседству с табаком, спичками и фруктовым чаем лавочника, вошло в ежедневную привычку у людей. В любое время дня можно было видеть на бревнах гроздья мохнатых фигур, похожих на примостившихся на ночь индюков.

И сегодня на бревнах сидела группа аульчан, разместившихся по старшинству. Лучшие места были заняты стариками. В некотором отдалении от них толпились молодые, почтительно прислушиваясь к тому, что говорили старшие.

— Валлахи!.. Сколько мы пережили за эти годы! — задумчиво промолвил Халяхо. — Сколько тревог пришло к нам из этой старой дыры — правления!..

Халяхо — невзрачный старикашка. В ауле он знаменит был тем, что именно с ним всегда приключаются самые необыкновенные и забавные истории. Он умел смешно рассказывать даже о самом трагическом, и все любили его за это и слегка подтрунивали над его чудаковатостью.

Была у Халяхо и другая особенность: он страстно любил новости. Едва дождавшись, пока подрос единственный сынок, старик взвалил на него все заботы по хозяйству, а сам занялся аульными делами. В погоне за новостями он суетливой походкой носился по аулу, неся впереди неизменный свой костыль.

Страсть Халяхо к новостям наложила печатью на его внешность: всегда была чутко наклонена его ежистая голова в барашковой, с торчащими клочьями шерсти, шапочке и выставлено вперед настороженно прислушивающееся правое ухо.

— Халяхо, расскажи, как собирались повесить тебя? — начал кто-то, вызывая старика на пересказ забавного случай.

— Е-е… Аллах да сохранит тебя от такого!.. — притворился испуганным от одного лишь воспоминания Халяхо. Выцветшие, слезящиеся глаза засветились добродушной насмешкой над самим собой.

— Кто же хотел тебя повесить? — не отставал спрашивающий.

— Только они способны на такое… беляки из тех отрядов, что отступали к Новороссийску.

— А каким образом Мхамет оказался там, на твое счастье?

— Видно, тогда не пришел еще мой час…

— А сколько было беляков?

— Двое.

— И винтовки у них были?

— В том-то и дело… Они прямо сверкали оружием, как злая собака зубами.