Тембот Керашев - Дорога к счастью

Невысокий, крепко сколоченный, плечистый человек остановился на опушке. На нем была не то короткая зелимханка, не то бешмет темносинего цвета. Через плечо висел кавалерийский карабин и с правого бока виднелась деревянная кобура маузера. Несколько патронташей из желтой кожи опоясывали накрест его грудь.

Он внимательно осмотрел поляну и прислушался. Затем осторожно пошел вдоль опушки, присматриваясь, словно ища чего-то, — скоро вынес на поляну перевязанное седло. Он положил его на землю возле лошади, совсем близко от того места, где притаились Доготлуко и Тыху. И когда Дархок сел на корточки спиной к ним и стал развязывать седло, Доготлуко бесшумно выскользнул из чащи. Почти в одно и то же мгновение конь испуганно всхрапнул и шарахнулся в сторону. Дархок быстро вскочил и схватился за кобуру маузера, а Доготлуко крикнул, направляя наган на бандита:

— Руки вверх!

В голосе Доготлуко и в той неподвижной твердости, с которой черный глазок нагана смотрел в переносицу Дархока, было столько неумолимой ненависти, что бандит оторопело застыл на месте и рука его, занесенная было над кобурой маузера, медленно сползла и безвольно повисла.

— Руки вверх! — крикнул Доготлуко еще более сурово. — Уложу на месте, бандюга!

Дархок медленно, как огромную тяжесть, поднял руки. Доготлуко, не оборачиваясь, крикнул:

— Тыху, выходи! — а сам шагнул ближе к Дархоку.

Как ни опасен был момент, требовавший предельного напряжения и бдительности, все же Доготлуко с любопытством, неподвластным сознанию, рассматривал матерого бандита, его широкое, слегка тронутое оспой, скуластое, одичавшее лицо, густые подстриженные усы, серые, вытаращенные, как у буйвола, крупные глаза, в которых мечутся коварные зеленые огоньки. После тяжелого ошеломления Дархок уже пришел в себя, и в этих мечущихся зеленых огоньках и в неотрывном взгляде отражалось все напряжение зверя, готовящегося к прыжку. Он выжидал малейшей оплошности со стороны Доготлуко. Поднятые руки, с толстыми обрубками пальцев, поросшие черными волосами, торчали в воздухе нелепо и смешно.

Из-за спины Доготлуко показался Тыху. Как только Дархок увидел его, подстерегающее, вороватое выражение на его лице сменилось изумлением, и густые брови скакнули вверх. Чуть заметная ироническая улыбка пробежала по его губам.

— А-а, старый знакомый! — произнес он с деланно-невозмутимым спокойствием.

— Да, знакомый! Хороший знакомый долг не забывает… — ответил Тыхуцук, пылая ненавистью.

— Ничего, молодой знаком, я тоже в долгу не останусь…

Дархоку показалось, что бдительность его противников ослабела… Правая рука бандита рванулась вниз. Однако Доготлуко заметил это движение и крикнул:

— Смирно стоять! Повернись спиной! — Вслед за тем он гневно оборвал Тыху: — Не вступай в разговор с этим злодеем. Малейшее движение — стреляй!

Очень неохотно, медленно Дархок повернулся. Доготлуко подошел к нему, подвел перочинный нож под широкий, армейский ремень и перерезал. Пояс вместе с патронташами и маузером упал в траву. Затем он снял с Дархока карабин и убрал все оружие подальше. Вынув из кармана веревку, он крепко скрутил руки Дархоку.

Когда Доготлуко, собираясь оседлать лошадь, нагнулся над седлом, он заметил привязанные к нему путы. Ему показалось, что это те самые путы, которые он нашел в лесочке, у озимого клина Амдехан. Но, внимательно рассмотрев, он увидел, что эти более изношены. Однако он немало удивился сходству характерного рисунка застежных косточек и других неуловимых признаков, которые оставляет манера мастера на каждой сделанной им работе. Доготлуко хорошо знал, что эти творческие особенности каждого мастера, — манера обточки кожи, своеобразие узлов, какие-нибудь излюбленные рисунки, оттискиваемые костяными штампиками, даже характер обрезки концов ремня, — четко запечатлеваются на мелких принадлежностях верховой езды, с особенном тщательностью и любовью выделываемых адыгейцами.

Доготлуко занимало в данном случае не то, что эти путы были сделаны адыгейским мастером, а то, что они, по всем признакам, вышли из одних рук. А это было очень важно: человек, поджегший пшеницу Амдехан, и последний из бандитов обслуживались одним и тем же шорником…

Ничего не говоря, Доготлуко сложил путы и сунул их в карман. Затем он оседлал коня, посадил на него верхом Тыху, сам же взял конец веревки, которой были скручены руки Дархока и, заставив его итти впереди себя, тронулся в обратный путь.

Они не рискнули привести грозного бандита в аул, где у него, несомненно, были связи, а в ту же ночь напрямик, без дорог повели его в район.

Доготлуко не хотел вручать Дархока в руки второстепенных лиц. Но уполномоченного ОГПУ не было в районе. Он решил передать Дархока лично начальнику угрозыска. Начальник оказался у себя на квартире.

Не выпуская из рук конца веревки, которой был связан Дархок, Доготлуко потребовал, чтобы дежурный милиционер позвал начальника.

Милиционер скоро вернулся и передал слова начальника: «Арестованного заключите в тюрьму, а в остальном завтра разберемся».

Тогда Доготлуко открыл, кого они привели, и попросил милиционера еще раз пойти с требованием, чтобы начальник явился сам.

На этот раз пришлось ждать довольно долго. Наконец из темноты появилась тщедушная фигура начальника. Не обращая никакого внимания на Доготлуко и Тыху, он, — словно речь шла не о знаменитом, остававшемся до сих пор неуловимым бандите, а о самом мелкоразрядном преступнике, — небрежно сказал милиционерам:

— Арестованного заключить в тюрьму, а лошадь поставить в конюшню.

Не удостоив даже взглядом двух парней, ошеломленных столь холодным отношением, он вошел к себе в угрозыск. Оба друга растерянно остались стоять посреди двора, не зная, что предпринять.

Четыре милиционера с готовностью окружили Дархока и отвели его. И гнедого коня взяли в конюшню. Вернувшись, милиционеры с нескрываемым восхищением и любопытством окружили странных ночных гостей, которые одни привели на поводу страшного бандита. Товарищеская теплота, одобрение и уважение чувствовались в их живом интересе к тому, как и где поймали бандита. Но друзья, взбешенные отношением начальника, бессознательно распространяли и на них свою обиду и отвечали на их расспросы холодно и односложно.

— Спроси-ка начальника, будет ли он писать акт о приеме бандита? — угрюмо обратился Доготлуко к дежурному.

Милиционер с готовностью исполнил просьбу и скоро показался на крыльце.

— Заходите!

Щупленький рыжий человечек сидел за большим ободранным конторским столом. Лицо у него было сильно помято, под глазами, мутно-красными, темнели синеватые отеки, словно куски слоеного теста. Мельком взглянув на парней, он снова опустил голову, делая вид, что поглощен чтением какой-то бумажки.