Тембот Керашев - Дорога к счастью

Но Бат и не думал сдаться.

— Я и сам знаю, что это нехорошо, потому и говорю, что мы поссоримся… — сказал он, впрочем несколько разочарованно. — Но повторяю тебе, это желание так захватило мое сердце, что я не могу удержаться: если я не зарежу, мой нож сам выскочит из ножен и вонзится в горло какого-нибудь теленка… — Он добродушно засмеялся, и Биболэт успокоенно подумал, что Бат и в самом деле шутит.

К ним подошел Шумаф — его участок был рядом. Он, приложив ладонь к глазам, пристально смотрел на дорогу. Все обернулись в ту же сторону.

Группа ребятишек шла из аула по направлению к канаве. Трое передних несли что-то, покрытое белым.

— Да помилует меня аллах, что это такое? — с любопытством сказал Бат, напряженно щуря глаза. — Неужели в ауле вспомнили старый обычай и посылают нам угощение?..

Все недоумевали и, прекратив работу, смотрели на приближавшихся ребят. Те подошли и поставили принесенные ими подносы перед одним из тех молодых людей, что, работали впереди. Тот заставил их снова поднять ношу и показал на Бата, как на старшего в группе. Сам же не спеша направился вслед за малышами.

Этот широкоплечий, густобровый парень ступал уверенно и мягко, — видимо, он принадлежал к породе тех молчаливых, крепких людей, мужество и твердость которых бывают спрятаны глубоко внутри. Подойдя к старшим, он остановился, немного смущенный.

— Что это такое, Довлетчерий? — обратился к нему Бат. — Какая новость сопровождает эти подносы?

— Что принесено, вы видите сами, — сдержанно ответил парень. — Но к этому присоединены еще кое-какие слова. Послушайте их и дайте, как старшие, должную оценку.

По лицу Довлетчерия видно было, что здесь таилась какая-то неприятность.

— Скажи же, какие слова присоединены к этому? — сказал Бат нетерпеливо. — Каковы бы ни были слова, но это единственный человечный поступок аула по отношению к нам, работающим здесь, — добавил он.

Глаза у Бата загорелись, в голосе его слышалась стариковская медоточивая благодарность к тем, кто прислал угощение. Он весь оживился, ему хотелось как можно скорее обойти традиционные формальности и воспользоваться правом старика отведать угощение первым. Однако права старшинства обязывали Бата и к сдержанности, которая давалась ему сейчас с трудом.

А тут еще Довлетчерий, с обычной своей медлительностью, намекал на какие-то обстоятельства, которые угрожали осложнить и затянуть процедуру угощения!

— Вели малышу повторить слова, которые были сказаны при посылке этого угощения, — повторил Довлетчерий все с той же таинственностью.

— Кто, сынок, прислал это? — спросил Бат старшего из ребят, принесших угощение.

— Прислала Кутас.

— Кто эта Кутас, чья она?

— Кутас — дочь Моса Пченитлеко. Не так ли, малыш? — сказал кто-то из взрослых.

— Да, она, — ответил мальчик.

Тем временем сюда подошли и все остальные парни, рывшие канаву, и с ними Тыху, работавший на самом отдаленном участке.

Когда назвали имя девушки, приславшей угощение, Тыху подошел к Биболэту и, тихо дернув его за рукав, шепнул:

— Дочь кулака, невеста Довлетчерия…

Бат, между тем, продолжал допрос малыша:

— Что же ты должен передать на словах?

— Про это мне велели сказать Довлетчерию наедине.

— Тогда и мы не должны слышать слова, которые предназначены для одного Довлетчерия, — сказал Бат, оборачиваясь к парням.

— Нет, вели ему сказать, — настойчиво требовал Довлетчерий. — Эти слова я уже слышал. Пусть теперь повторит, чтобы все слышали.

Обратившись к мальчику, он добавил:

— Скажи, малыш, скажи при всех те самые слова, которые она передала мне.

Мальчик немного помялся и сказал:

— Кутас мне велела, чтобы я вот что передал Довлетчерию: «Жалею тебя за то, что тебя заставили, как арестанта, рыть канаву. Я не знала, что у тебя так мало мужества и сознания собственного достоинства. Пошла бы выручать тебя, но женское мое платье сковывает мою волю…».

Присутствующие переглянулись. Установилось длительное молчание. Первым его нарушил Бат.

— Я уж не знаю, что на это и сказать. Тут, мне кажется, запрятан какой-то тайный смысл… — произнес он разочарованно. Все его оживление в предвкушении приятного угощения мгновенно пропало, он как-то сразу потускнел и даже опасливо отодвинулся от подносов с едой.

— Ты как думаешь, Биболэт? — нерешительно спросил он.

— Я думаю, в этих словах есть не только тайный смысл, но и яд, — ответил Биболэт с многозначительной усмешкой. — Повидимому, у наших врагов дела неважны, если они вынуждены прибегать к помощи девиц…

— Какого же ответа удостоим мы эти слова? — снова спросил Бат, ища выхода из неприятного положения.

— Нам неудобно вмешиваться. Я думаю, Довлетчерий сам сможет дать достойный ответ, — сказал Биболэт уже серьезно.

— Верно, я согласен! — Бат явно обрадовался возможности переложить эту неприятную миссию на чьи-нибудь плечи. — Говори, Довлетчерий! Передаем тебе дело. Как рассудишь, так мы и порешим.

— Я скажу, насколько хватит моего разумения. Но если нехватит ума, надеюсь на вас, старших, что не дадите мне ошибиться, — скромно начал Довлетчерий. — Я считаю уместным такой ответ: «Хотя ты и женщина, но действуешь языком, начиненным змеиным ядом. Тебе неприятно дело аула, над чем мы здесь трудимся, — а нам неприятны ты сама и твое угощение. Можешь предложить свое угощение кому-нибудь другому, кто тебя, может быть, поддержит в твоих неблаговидных замыслах».

Парни одобрительно зашептались.

Бат спросил Биболэта:

— Ты на это как смотришь?

— Смотрю так, что лучшего ответа и искать не надо.

— Я тоже смотрю так, — согласился Бат и, обратившись к мальчику, заявил: — Иди, сынок, отнеси все это обратно той, которая прислала тебя. Только смотри, чтобы ничего не трогать! Если тронешь, я непременно узнаю и выдеру за уши. Передай Кутас слова Довлетчерия. Запомни их хорошенько.

Он пересказал несколько раз слова Довлетчерия, пока малыш не запомнил их и не повторил в точности.

Однако, когда мальчики подняли с земли подносы и тронулись в обратный путь, Бат не выдержал и сделал добавление от себя:

— Скажи, мол, спасибо, но некогда было отведать ее угощения…

Он проводил печальным взглядом подносы с едой и задумчиво пробормотал:

— Эта девица, как я вижу, имела намерение совсем расстроить нашу компанию. Хотя это ей и не удалось, все же она задержала нас на целых полчаса.

Он торопливо схватил свою лопату и строго скомандовал:

— Ну, ребятки, по местам! Живее, живее!

Когда парни разошлись и старшие — Бат, Шумаф и Биболэт — остались одни, Бат с силой вонзил лопату и всердцах воскликнул:

— И что же я сделал этой негоднице, что она отравила свое угощение ядом таких слов и лишила нас приятного завтрака!