Соломон Марвич - Сыновья идут дальше

Корре пожал плечами. Незаметная смерть, неумный выстрел. Время покажет, кто кому служит — они соседушке или соседушка им. Всего неделю назад было гораздо хуже. А теперь соседушка наорался, и его, пожалуй, можно будет взять в руки, но постепенно, только постепенно. Генералы остались на своих местах, а новые комиссары помогают генералам. Сербиянинова держали под арестом только сутки. Морского министра также выпустили. Вчера Корре был у нового министра, у того самого, что ездил к государю за отречением. И тот также говорил, что нужны новые приемы обращения с солдатами и матросами.

Спокойная твердость и любезность дипломата — вот что требуется от генерала. С этим можно благополучно дождаться значительнейших перемен.

Корре умолчал о том, что ему пришелся не по душе разговор с Сербияниновым. Нет, Сербиянинов не считал, что тонкая дипломатия чему-либо поможет.

— Слишком раскачался наш корабль, — сказал он. — Волна слишком крута.

— Да когда вы пришли к такому выводу? — Корре был неприятно удивлен.

— Я не зря прослужил столько лет на Устьевском.

— Ну, и что же?

— Теперь-то я понял этих людей. Их дипломатией не успокоишь.

Корре поспешил закончить неприятный для себя разговор и подумал о том, что теперь такие, как Сербиянинов, неудобны на службе.

А в беседе с одним из подчиненных, которому он особенно доверял, Корре пошутил насчет Сербиянинова:

— Незавидна его участь — он и Устьево потерял и нас не получил, зато молодую жену приобрел.

Но перед Реполовым это повторять не следует — слишком он глуп.

Корре несколько удивлен запросами Реполова. Следует ли платить тем, кто бастовал в последние царские дни? Надо заплатить, заплатить тотчас.

Под конец разговора Реполов окончательно успокоился и преданно смотрел на Корре выцветшими, мутными глазами старого пьяницы. Из всей этой беседы он запомнил лишь одно: министерства открыты, правительство есть и комиссары Временного правительства должны помогать генералам. С этим он откланялся. А Корре отметил про себя, что Реполова придется уволить в отставку, — не теперь, а несколько позже.

Приехав на завод, Реполов потребовал немедленно вернуть ему машину, на которой увозили Сербиянинова. Потом созвал военное начальство завода. Он говорил твердо и приказательно. Сегодня у ворот вывесят приказ. Завод начнет работать, сами собой прекратятся митинги на Новгородской. Правительство имеется, война продолжается.

Собравшиеся разошлись в глубоком изумлении. Откуда появилась такая твердость у этого пустомели? Сербиянинов в грош не ставил своего помощника. Начальствовал Реполов разве что над махальными.

Но самый младший чином, сидевший в этом кабинете, не удивился. С неделю тому назад, встретив в коридоре большевиков, выходивших от Реполова, лейтенант Березовский открыто смеялся над генералом. Теперь на заседании в кабинете он смеялся одними глазами, и черные глаза говорили: «Ну и дурак же ты, ваше превосходительство, петый дурак. Ничего ты не понял…»

Однако Березовский встал вместе с другими и почтительно откланялся.

Потом Реполов принял у себя представителей временного комитета по управлению заводом. Пришли Брахин и Хлебников, человек на заводе малоизвестный, смущенный тем, что его в числе других выбрали на Новгородской площади. Хлебников чувствовал, что произошло это случайно, и теперь, когда они шли к Реполову, озадаченно говорил Брахину:

— Записали мы с тобой целую сотню вопросов, а что в голове стоит на первом, значит, месте — не столковались. Как бы оно… Не запуталось вконец.

— Со мной идешь, не с кем другим, — оборвал его Брахин.

— С тобой-то с тобой, Потап Сергеич, — вздыхал Хлебников, — а если дела не добьемся, наши поленом благословят, И правильно сделают. Уж коли выбирали вас, сукины дети, так вы…

— Да что ты раскудахтался? И не такие дела я поднимал, — говорил Брахин, а сам также чего-то робел.

Реполов принял их не сразу. Оба поняли, что Реполов теперь совсем не такой, каким видели его на Новгородской площади, когда он пугливо и послушно кивал головой в ответ на каждое требование.

— Вот… мы… — запинаясь, начал Брахин, — комитет…

— Какой комитет? — отрывисто спросил Реполов.

И голос у него совсем не тот.

— Комитет по управлению заводом.

— Такого комитета нет. Вам иначе назваться надо будет. Что это у вас за бумага?

— Список членов комитета.

Реполов надел золотое пенсне.

— А при чем здесь столовая?

— Какая то есть столовая? — Брахин не сразу понял.

— Общедоступная, устьевская, — Реполов ткнул пальцем в печать на бумаге.

Много было разговоров о круглой печати. Почему-то решили, что на списке должна быть печать — иначе как-то не внушительно. А где ее взять? Заказать не успели. Поставили на списке печать общедоступной столовой.

— За неимением гербовой, пишут на простой, — снисходительно сказал Реполов. — Да. Только к такой печати надо было заодно и ложку привесить. Так чем же вы будете управлять? Общедоступной столовой?

— Заводом, — выкрикнул Дедка, он покраснел от обиды.

— Заводом? Допустим. Но как? Помолчали.

— Рабочий контроль, — начал было Дедка. — Доглядать будем, что и как.

— Позвольте, позвольте. Что значит, контроль? Над чем это контроль?

— Откуда заказы идут… И вообще…

— Известно откуда заказы идут: из министерства, — отрубил Реполов.

— На что казенные деньги идут… — проговорил, краснея от натуги, Хлебников.

— Народные деньги, — вставил Брахин.

— Тоже давно известно: на покупку материалов или вам на получку. Контроль! У нас есть приемщики от морского министерства, от военного! Коли каждый будет контролировать, то у нас десять тысяч контролеров появится. Что же получится? Полнейший хаос. Вы надо мною контролер. Я над вами. А работать кто будет? У нас военные заказы. — Он говорил, не пощипывая бородку, а важно поглаживая ее.

— Может, войны и вовсе скоро не будет, — угрюмо сказал Дедка.

— Не знаю-с. Это вопрос высокой политики. А пока что военные заказы.

— Восьмичасовой рабочий день. И вообще… — Дедка с трудом подбирал выражения. — Социальное страхование…

— А-а. Но это уже проведено или будет проведено. Я согласовал с адмиралом Корре. И за увечье и за болезнь будут платить. И за прогульное время при старом правительстве. Приходили от вашей политической партии — я предоставил помещение. Спокойно работайте и… какой тут еще контроль?

— А вот вы на площади в книжечку тогда многое записывали, господин генерал, — съязвил Дедка.

Реполова передернуло от этих слов. Неприятно было вспомнить о книжечке. В тот день казалось, что эти люди захватили все, и надо поскорее приспособиться к ним.

— Моя книжечка касается меня одного. Если у вас есть еще претензии — изложите.